Теперь все смотрели, как он красиво и ладно работает. Борт блестел, и в нём отражались и коричневые грузчики в юбках, и вся толпа, и сам Иван Савельич, который весело водил катком.
Я тоже отражался рядом с ним и видел, как уважительно качают головами индийцы, глядя на него: вот это капитан! У такого любой матрос может учиться.
А капитан поглядывал на Фёдора Михайловича и приговаривал:
- Ну удивил! Вот это помощник!
НЕСКОЛЬКО ЗЁРЕН
Наступила ночь. Над судном горели прожекторы, в трюм я спустил люстры. Там индийцы выгружали последние мешки с кукурузой. Из мешков сыпалась шелуха, пыль, и на ней, как на песке, отпечатывались следы босых ног.
Наконец из угла вытащили последний мешок. Он был лохматый. Наверное, его промочило дождём, и от влаги кукуруза проросла. Во все стороны из мешка лезли белые корни.
Грузчики ахали и качали головами.
Выгрузка была закончена. Я взял совок, метлу и собрался вниз - чистить трюм. Но боцман остановил меня:
- Не надо, сейчас они уберут сами. Я присел на край трюма.
Грузчики принесли маленькое сито и стали просеивать мусор. Мусор падал на брезент, а зёрнышки они опускали в мешочки на поясе. То в одном месте зерно подберут, то в другом. Уже и просеивать закончили, и брезент свернули, а один старик нагнулся и вытащил из-за шпангоута несколько зёрен. И тоже опустил в мешочек.
Всё выбрали и стали подниматься наверх.
- Видел? - сказал боцман. - Вот как живут... всё до зёрнышка!
Тут-то я Ваню вспомнил. Нет, не зря он сухари сушил да .в мешки складывал.
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО КОЧИНУ
Над палубой всё время каркали вороны. Я и проснулся-то от вороньего гама. Кар да кар! Почище мистера Джорджа!
Вороны сидели на рубке. Одна с костью в клюве танцевала на мачте, прохаживалась, как хозяйка. Вот холера! Бросит кость на голову - не обрадуешься.
Я схватил палку и замахнулся на неё. Но меня остановил "Чудеса ботаники":
- Ты что это? И не думай бросать. Тут знаешь, что будет?! Вороны священные!
Я чертыхнулся. Что коровы в Индии священные, это я знал. Что реки Инд и Ганг священными считают - тоже. Но чтобы вороны... Ну и ну.
Насторожившись, на меня уже смотрели индийцы.
- Они считают, - сказал Валерий Иванович, - что после смерти душа человека может в кого угодно переселиться. Даже в ворону. Ну вот, скажем, душа твоей бабушки.
Я рассмеялся. Не хочу, чтобы моя бабушка вороной каркала!
По причалу стучал копытцами козёл, и на нём верхом, взмахивая крыльями, прыгала тяжёлая ворона. Вот обнаглели!
- Ладно, - сказал Валерий Иванович. - Ну их, этих ворон, к шутам! Поехали лучше в город. Посмотрим на могилу Васко да Гама.
Ещё с детства я помнил книгу со старинными гравюрами, на которых бушевало море и знаменитый мореплаватель, тот самый, который первым обогнул Африку, смотрел в подзорную трубу на далёкую, неведомую землю. Рядом с ним по верёвочным лестницам лазили матросы, натягивали упругие тали, и я вместе с ними мечтал карабкаться на мачты над бушующими волнами и открывать новые земли.
Всё вспомнилось, и я сказал Валерию Ивановичу:
- Поехали.
За воротами порта прямо под солнцем сидели и стояли старики в длинных платьях. Они были тонкими, иссохшими. Платья на них, казалось, пересохли от солнца и шелестят, как сухие листья. Рядом толкались мальчишки. Они бросились к нам, крича и протягивая руки.
Но вот мы свернули вправо. Над нами закачались зелёные пальмы, развесили ветви деревья в красных цветах. Под ними с корзиной орехов на голове бежал парень. Рядом фыркал мотороллер - это мчался бородач с чалмой на голове, полы его одежды разлетались в разные стороны.
Город не город, деревня не деревня. Прямо на улочках люди сидели, лежали, ели, играли, о чём-то договаривались...
И вдруг впереди всё остановилось. Затормозил бородач, задержалась одна машина, другая, третья. Посреди улицы стояла тощая корова. К ней подбежал худенький большеголовый мальчуган, плюхнулся на колени и поклонился. Он прикоснулся ладонями к её боку, погладил себе лоб и снова поклонился.
Валерий Иванович сказал:
- Вот видишь, просит у неё покровительства. Корова-то священная. Их здесь и не трогают.
- А молоко как же? - спросил я.
- Молоко пьют от зелёных коров. - И он кивнул на пальмы. Там висели грозди жёлтых, ещё не созревших кокосовых орехов.
А что, верно. И молоко и масло - здесь всё от неё, от пальмы. Только походит она больше на жирафа, чем на корову. Стоит, качается, длинной шеей из стороны в сторону поводит. Наконец корова ушла, и все тронулись дальше. Тронулась одна машина, другая, третья. И индиец погнал вперёд мотороллер.
ОБЛОМОК ДРЕВНЕЙ ПЛИТЫ
На окраине, за большой старинной оградой, мрачно поднимался трёхглавый собор с древними часами. По его двору в рясах ходили служки. Мимо них мы прошли в собор и словно погрузились в холодную глубину.
У входа слева уходил в землю обломок старинной надгробной плиты. От него так и дохнуло холодом. Казалось, он устало тонет в земле...
На обломке древними буквами были выбиты имена умерших и погибших, но имени Васко да Гама, мореплавателя, я не нашёл.
- А где же Васко? - спросил я, и тихий служитель молча показал на блестящую бронзовую ограду в глубине собора. Там лежала мраморная плита, на которой не было ни имени, ни знака.
Монах сказал:
- На этом месте его похоронили, но потом увезли. Он уплыл в гробу через океан на свою землю, в Португалию. А его спутники остались. - Он показал глазами на обломок плиты у входа. - И лежат уже пятьсот лет.
Теперь обломок показался мне другим. Нет, он не уходил в землю. Он не хотел тонуть, а поднимался из неё, как древний парус из волн, и вместе с собой всё ещё поднимал имена матросов, которые когда-то карабкались по реям, летели наперекор волнам. И с которыми мне в детстве тоже хотелось плыть по шумному, старинному, как на гравюре, океану.
ПТИЦА ИЗ ДЖУНГЛЕЙ
От Кочина до Бомбея мы шли вдоль берега. Я докрашивал с товарищем трапы. И пока красил справа, видел весёлые верхушки гор, джунгли. А красил слева - видел весь океан: то летучих рыб, то дельфинов. А однажды заколыхался и выбросил фонтан кит. Но мы работали спокойно. Уже ко всему привыкли.
А вот у Бомбея я услышал на палубе крик. Там бегал, размахивая руками, боцман, а за ним - матросы.
Боцман как будто за кем-то крался, потом, согнувшись, вскочил, резко бросился вперёд и растянулся на палубе. А над ним взлетела ярко-зелёная птица.
Птица села на мачту и перелетела к мостику. Как раз на меня! Я выпрямился, вскинул руки, но птица воинственно подпрыгнула и ударила крыльями. Это был самый настоящий индийский попугай! Весь атласно-зелёный, с красными перьями и загнутым клювом. Наверное, прилетел с какого-нибудь корабля, а может, прямо из джунглей.
Я побежал за ним по трапу. На крыло рулевой рубки. Но тоже растянулся на свежей краске. Наверное, и синяк посадил. Выскочил из рулевой штурман, открыл рот - ругаться,, но увидел попугая и тоже кинулся за ним.
Капитан остановился на пороге и захохотал: "Ну и ну! Ну и ловцы".
Попугай взлетел на антенну, посидел, ударил крыльями и полетел к Бомбею.
Скоро и мы повернули к стоянке навстречу тысячам пароходов, портовому шуму и горьковатым запахам чая и кунжута.
С мостика раздалось:
- Боцман на брамшпиль! Команде занять места по швартовому расписанию!
Так мы и вошли в Бомбей - вслед за попугаем.
В БОМБЕЕ У СОВЕТСКИХ ПИОНЕРОВ
В Бомбее уже стояло несколько наших пароходов. И мы то и дело ходили друг к другу в гости. Спрашивали:
- Вы что привезли?
- Комбайны!
- А мы станки.
А как-то пришли к нам на палубу наши советские товарищи из посольства и попросили кого-нибудь выступить перед ребятами в школе, рассказать про дальние страны, про морскую жизнь. Капитан подошёл ко мне, говорит:
- Отправляйся, расскажешь.
Я подумал: "Вот чудаки! Уж в такой дальней стране живут - вон мы сколько до неё добирались, а про дальние страны спрашивают".
Но согласился. Американских-то ребят я видел недавно. Японских видел, тайских видел, сингапурских видел, а своих, советских, да ещё пионеров, давно не видел. Наверно, думаю, тоскливо им здесь, далеко от нашей земли.
Проехали мы через весь Бомбей и очутились в зелёном дворе с большим деревом. Прошли в школу. А там всего один класс. И доска, как у нас в школе, и карта на стене. Ребята в пионерских галстуках бегают, в пятнашки играют, девочек за косички дёргают. Совсем как дома. Хоть и маленькая школа, думаю, а боевая, как катерок. Своя под ногами палуба! Весёлая!
Рассказал я ребятам про Сан-Франциско и Японию, про Тихий океан. Действительно, далеко от Индии! Вспомнил про то, как попугая ловил около Бомбея. И говорю:
- А теперь пойду к вашему начальству, попрошу, чтобы джунгли показали. А то ведь уплывём из Индии, так ничего здесь и не увижу.
А одна девочка встала и говорит:
- Не надо никуда ходить. Я попрошу своего папу, он вам покажет. У него завтра выходной.
МАРТЫШКИ И ОЧКИ
Утром к нам приехал серьёзный толстячок с усиками, серьёзно сказал:
- Я - девочкин папа. Машина готова! И я собрался в джунгли.
- Возьмите и меня! - сказал Фёдор Михайлович.
Он взял с собой зеркальные очки, купленные в Бангкоке, и мы отправились в путь.
Возле старинных зданий навстречу нам попадались старинные фаэтоны. Рядом важно размахивали хвостами коровы. Одна из них подошла к продавцу арахиса и стала жевать маленькие, в палец толщиной кульки.
Потом мы вырвались на шоссе, которое кольцом легло вокруг просторного залива. Мы проезжали знаменитое жемчужное ожерелье Индии. Над ним колыхались пальмы, строились большие высокие дома, и строители шли по бамбуковым мосткам наверх, держа на головах чаши с цементом... Девочкин папа сказал:
- Обратите внимание налево.
Там весь в зелени стоял детский парк, в котором бродили львы и тигры, жирафы и верблюды. И все они были зелёными! Их выстригли из кустов!
Но вот в окна свободней засквозил ветер, вдалеке по горам разбежался настоящий пальмовый лес. Мы нырнули в заросли бамбука. Острые высокие стебли взбирались в небо, качались, и Фёдор Михайлович вздохнул:
- Сплошные удочки...
"Или лыжные палки", - подумал я.
Из бамбука вынырнула тропка, и мимо нас, словно Маугли, только с сумкой на боку, мальчуган прогнал стадо коз. И всё пропало.
Теперь над нами нависали лианы, а на дороге валялись их обрывки. Вдруг обрывки зашевелились и стали уползать.
- Змеи! - сверкнул очками Фёдор Михайлович. - Выползли на дорогу погреться...
А немного погодя он тряхнул чубом и крикнул:
- Смотрите! Смотрите!
Сверху на дорогу так и посыпались маленькие серые мартышки. Одни торопились через дорогу, другие ещё только спрыгивали, а третьи раскачивались у нас над головой.
Я выбежал на дорогу, схватил фотоаппарат. Обезьяны бросились в кустарник. Только одна, старая, остановилась у машины. На спине у неё сидел малыш. Он фыркнул, ткнул в мою сторону кулачком. И они тоже бросились в кусты.
Я побежал за ними в чащу. Но девочкин папа потянул меня за рубаху:
- Ты что? Видел, сколько здесь змей?! Не поймёшь, где куст, где гад!
Я вспомнил кусты в бангкокском дворике и остановился.
Обезьяны снова запрыгали по деревьям, закачались на ветках. А мы поехали дальше.
Пересекли маленькую речушку, потом лысоватую сухую полянку, над которой поднимались голые деревья с тяжёлыми угрюмыми орлами на верхушках, и выкатили к большому белому камню.
И вокруг него плясали обезьяны!
Одни бегали на четвереньках, другие сидели, словно переговаривались между собой, что-то обсуждая. И Фёдор Михайлович, потянув меня за руку, засмеялся:
- Уж тут-то мы их, голубушек, снимем! Сейчас мы с ними сфотографируемся.
Мы вышли из машины и стали оглядываться: нет ли змей. Змей не было. Но и обезьян уже не было! Только по деревьям мелькали обезьяньи хвосты.
- Ну ладно, - сказал Фёдор Михайлович, - сфотографируемся у обезьяньего камня. И объясним, что на нём вертелись обезьяны.
Он снял очки. Я сделал снимок, и мы снова поехали.
Наконец ветви раздвинулись, на дорогу вырвалось солнце. Фёдор Михайлович хотел надеть очки, но очков не было. Он полез в левый карман нет! Прощупал правый - нет!
Прекрасные бангкокские очки остались на обезьяньем камне.
- Так, - сказал я. - Сейчас обезьяны уже репетируют басню "Мартышка и очки".
Фёдор Михайлович, нахохлившись, посмотрел на меня. А девочкин папа очень серьёзно сказал:
- Едем обратно. Они уже по очереди нанизывают их на хвост.
Фёдор Михайлович промолчал, но было ясно, что видеть свои прекрасные очки на хвосте у обезьяны ему не очень хотелось.
Снова мелькали заросли бамбука, речка. Наконец появилась поляна, камень, и от него во все стороны разбежались обезьяны.
Я крикнул:
- Несут!
Фёдор Михайлович выскочил из машины почти на ходу и рассмеялся: очки лежали на месте.
Он надел их и стал разглядывать джунгли. Теперь не скоро доведётся сюда попасть.
Завтра мы должны были уходить из Индии домой.
ОХОТА В ОКЕАНЕ
Но домой мы не пошли. Едва мы вернулись в порт, как капитан объявил:
- Вот так! Шагаем за грузом дальше. В порт Веди.
Мы взглянули на карту и ахнули. Плыть нам в самый дальний уголок. На карте вокруг порта мелькали точки - это пустыня, пески, и на зелёном фоне виднелись чёрточки - болота.
- Эдак мы не пять, а все десять месяцев провозимся, - нахмурился Фёдор Михайлович. - И к Новому году не вернёмся.
"Так в Зеландию уйдут без меня", - подумал я.
Но приказ есть приказ. И уже через несколько часов мы спешили на север.
Веня стоял на вахте, Валерий Иваныч гГроверял проводку, Ваня громыхал кастрюлями.
Справа вдоль берега опять зеленели леса, слева монотонно покачивались небо и синяя вода.
Постепенно места становились всё глуше и пустынней.
Берег изменился. Лес на нём стал жёстче, корявей. Заросли опускали в берега змеистые корни. Мангры! В них чего только не водится...
И вода вокруг стала неуютной, напряжённой. В глуби её бурлила какая-то таинственная, незнакомая жизнь.
Раньше из воды выпрыгивали лёгкие летучие рыбы и парили над волнами спокойно, свободно. Теперь из волны в волну прыгали какие-то другие незнакомые, длинные.
Вот одна рванулась из стеклянной стены и ударилась о другую. Вот ещё какая-то рыбина тяжело сверкнула на солнце.
За ними кто-то охотился.
Мы собрались у борта. Метрах в ста от нас промелькнула в глубине большая тень. И тотчас из воды одна за другой выпрыгнули несколько рыб. Тень, как молния, зигзагом пронеслась под ними.
Рыбы метнулись в другую сторону, и тень прошла стороной. Оттуда тоже вылетели рыбы. Они теперь вылетали с разных сторон. Какой-то хищник ворвался в косяк и гонял его по громадному зелёному пространству.
- Акула! - крикнул с мачты начальник рации.
- Да нет, - сказал Фёдор Михайлович.
На секунду в воде всё стихло, притаилось. Но вот впереди поднялась волна. Из неё вырвались несколько рыб. За ними, как тигр из зарослей бамбука, бросилась с разинутой пастью громадная тупорылая рыбина и на лету заглотала серебряную беглянку.
- Корифена! - крикнул Ваня.
- Может быть, - согласился Фёдор Михайлович. Вокруг всё кипело. Шла настоящая охота.
ЗМЕЙ! ЗМЕЙ!
Ночь, как всегда в тропиках, наступила быстро. Вода на горизонте вспыхнула напоследок и почернела - словно сгорела. Теперь всё - и берег, и волны, и небо слились в одну влажную, липкую черноту. Руки липли к поручням, рубаха - к плечам. Только из рулевой рубки пробивалась прохладная струя воздуха. И я то и дело подставлял под неё лицо.
Веня молча стоял рядом. Но вдруг он привстал на цыпочки. Впереди справа засветилось какое-то пятно.