Владимир Высоцкий: Сочинения - Высоцкий Владимир Семенович 2 стр.


Бодайбо

Ты уехала на короткий срок,

Снова свидеться нам — не дай бог, —

А меня в товарный — и на восток,

И на прииски в Бодайбо.

Не заплачешь ты и не станешь ждать,

Навещать не станешь родных, —

Ну, а мне плевать — я здесь добывать

Буду золото для страны.

Все закончилось: смолкнул стук колес,

Шпалы кончились, рельсов нет…

Эх бы взвыть сейчас! — жалко нету слез —

Слезы кончились на семь лет.

Ты не жди меня — ладно, бог с тобой, —

А что туго мне — ты не грусти.

Только помни — не дай бог со мной

Снова встретиться на пути!

Срок закончится — я уж вытерплю.

И на волю выйду, как пить, —

Но пока я в зоне на нарах сплю,

Я постараюсь все позабыть.

Здесь леса кругом гнутся по ветру,

Синева кругом — как не выть!

Позади — шесть тысяч километров,

А впереди — семь лет синевы…

Город уши заткнул

Город уши заткнул и уснуть захотел,

И все граждане спрятались в норы.

А у меня в этот час еще тысяча дел, —

Задерни шторы

и проверь запоры!

Только зря: не спасет тебя крепкий замок,

Ты не уснешь спокойно в своем доме, —

А потому, что я вышел сегодня на скок,

А Колька Демин —

на углу на стреме.

И пускай сторожит тебя ночью лифтер,

И ты свет не гасил по привычке —

Я давно уже гвоздик к замочку притер,

Попил водички

и забрал вещички.

Ты увидел, услышал — как листья дрожат

Твои тощие, хилые мощи, —

Дело сделал свое я — и тут же назад,

А вещи — теще

в Марьиной роще.

А потом — до утра можно пить и гулять,

Чтоб звенели и пели гитары,

И спокойно уснуть, чтобы не увидать

Во сне кошмары,

мусоров и нары.

Когда город уснул, когда город затих —

Для меня лишь начало работы…

Спите, граждане, в теплых квартирах своих —

Спокойной ночи,

до будущей субботы!

x x x

Что же ты, зараза, бровь себе побрила,

Ну для чего надела, падла, синий свой берет!

И куда ты, стерва, лыжи навострила —

От меня не скроешь ты в наш клуб второй билет!

Знаешь ты, что я души в тебе не чаю,

Для тебя готов я днем и ночью воровать, —

Но в последне время чтой-то замечаю,

Что ты мне стала слишком часто изменять.

Если это Колька или даже Славка —

Супротив товарищей не стану возражать,

Но если это Витька с Первой Перьяславки —

Я ж тебе ноги обломаю, в бога душу мать!

Рыжая шалава, от тебя не скрою:

Если ты и дальше будешь свой берет носить —

Я тебя не трону, а в душе зарою

И прикажу в залить цементом, чтобы не разрыть.

А настанет лето — ты еще вернешься,

Ну, а я себе такую бабу отхвачу,

Что тогда ты, стерва, от зависти загнешься,

Скажешь мне: «Прости!» — а я плевать не захочу!

У тебя глаза — как нож

У тебя глаза — как нож:

Если прямо ты взглянешь —

Я забываю, кто я есть и где мой дом;

А если косо ты взглянешь —

Как по сердцу полоснешь

Ты холодным, острым серым тесаком.

Я здоров — к чему скрывать, —

Я пятаки могу ломать,

А недавно головой быка убил, —

Но с тобой жизнь коротать —

Не подковы разгибать,

А прибить тебя — морально нету сил.

Вспомни, было ль, хоть разок,

Чтоб я из дому убег, —

Ну когда же надоест тебе гулять!

С грабежу я прихожу —

Язык за спину завожу

И бегу тебя по городу шукать.

Я все ноги исходил —

Велосипед себе купил,

Чтоб в страданьях облегчения была, —

Но налетел на самосвал —

К Склифосовскому попал, —

Навестить меня ты даже не пришла.

И хирург — седой старик —

Он весь обмяк и как-то сник:

Он шесть суток мою рану зашивал!

А когда кончился наркоз,

Стало больно мне до слез:

Для кого ж своей я жизнью рисковал!

Ты не радуйся, змея, —

Скоро выпишут меня —

Отомщу тебе тогда без всяких схем:

Я тебе точно говорю,

Востру бритву навострю —

И обрею тебя наголо совсем!

x x x

Если нравится — мало?

Если влюбился — много?

Если б узнать сначала,

Если б узнать надолго!

Где ж ты, фантазия скудная,

Где ж ты, словарный запас!

Милая, нежная, чудная!..

Эх, не влюбиться бы в вас!

x x x

Из-за гор — я не знаю, где горы те, —

Он приехал на белом верблюде,

Он ходил в задыхавшемся городе —

И его там заметили люди.

И людскую толпу бесталанную

С ее жизнью беспечной и зыбкой

Поразил он спокойною, странною

И такой непонятной улыбкой.

Будто знает он что-то заветное,

Будто слышал он самое вечное,

Будто видел он самое светлое,

Будто чувствовал все бесконечное.

И взбесило толпу ресторанную

С ее жизнью и прочной и зыбкой

То, что он улыбается странною

И такой непонятной улыбкой.

И герои все были развенчаны,

Оказались их мысли преступными,

Оказались красивые женщины

И холодными и неприступными.

И взмолилась толпа бесталанная —

Эта серая масса бездушная, —

Чтоб сказал он им самое главное,

И открыл он им самое нужное.

И, забыв все отчаянья прежние,

На свое место встало все снова:

Он сказал им три самые нежные

И давно позабытые слова.

1962 год

Тот, кто раньше с нею был

В тот вечер я не пил, не пел —

Я на нее вовсю глядел,

Как смотрят дети, как смотрят дети.

Но тот, кто раньше с нею был,

Сказал мне, чтоб я уходил,

Сказал мне, чтоб я уходил,

Что мне не светит.

И тот, кто раньше с нею был, —

Он мне грубил, он мне грозил.

А я все помню — я был не пьяный.

Когда ж я уходить решил,

Она сказала: «Не спеши!»

Она сказала: "Не спеши,

Ведь слишком рано!"

Но тот, кто раньше с нею был,

Меня, как видно, не забыл, —

И как-то в осень, и как-то в осень —

Иду с дружком, гляжу — стоят, —

Они стояли молча в ряд,

Они стояли молча в ряд —

Их было восемь.

Со мною — нож, решил я: что ж.

Меня так просто не возьмешь, —

Держитесь, гады! Держитесь, гады!

К чему задаром пропадать,

Ударил первым я тогда,

Ударил первым я тогда —

Так было надо.

Но тот, кто раньше с нею был, —

Он эту кашу заварил

Вполне серьезно, вполне серьезно.

Мне кто-то на плечи повис, —

Валюха крикнул: «Берегись!»

Валюха крикнул: «Берегись!» —

Но было поздно.

За восемь бед — один ответ.

В тюрьме есть тоже лазарет, —

Я там валялся, я там валялся.

Врач резал вдоль и поперек.

Он мне сказал: «Держись, браток!»

Он мне сказал: «Держись, браток!» —

И я держался.

Разлука мигом пронеслась,

Она меня не дождалась,

Но я прощаю, ее — прощаю.

Ее, как водится, простил,

Того ж, кто раньше с нею был,

Того, кто раньше с нею был, —

Не извиняю.

Ее, конечно, я простил,

Того ж, кто раньше с нею был,

Того, кто раньше с нею был, —

Я повстречаю!

x x x

Как в старинной русской сказке — дай бог памяти! —

Колдуны, что немного добрее,

Говорили: "Спать ложись, Иванушка!

Утро вечера мудренее!".

Как однажды поздно ночью добрый молодец,

Проводив красну девицу к мужу,

Загрустил, но вспомнил: завтра снова день,

Ну, а утром — не бывает хуже.

Как отпетые разбойники и недруги,

Колдуны и волшебники злые

Стали зелье варить, и стал весь мир другим,

И утро с вечером переменили.

Ой, как стали засыпать под утро девицы

После буйна веселья и зелья,

Ну, а вечером — куда ты денешься —

Снова зелье — на похмелье!

И выходит, что те сказочники древние

Поступили и зло и негоже.

Ну, а правда вот: тем, кто пьет зелие, —

Утро с вечером — одно и тоже.

Серебряные струны

У меня гитара есть — расступитесь стены!

Век свободы не видать из-за злой фортуны!

Перережьте горло мне, перережьте вены —

Только не порвите серебряные струны!

Я зароюсь в землю, сгину в одночасье —

Кто бы заступился за мой возраст юный!

Влезли ко мне в душу, рвут ее на части —

Только б не порвали серебряные струны!

Но гитару унесли, с нею — и свободу, —

Упирался я, кричал: "Сволочи, паскуды!

Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду —

Только не порвите серебряные струны!"

Что же это, братцы! Не видать мне, что ли,

Ни денечков светлых, ни ночей безлунных?!

Загубили душу мне, отобрали волю, —

А теперь порвали серебряные струны…

x x x

Люди говорили морю: «До свиданья»,

Чтоб приехать вновь они могли —

В воду медь бросали, загадав желанья, —

Я ж бросал тяжелые рубли.

Может, это глупо, может быть — не нужно, —

Мне не жаль их — я ведь не Гобсек.

Ну а вдруг найдет их совершенно чуждый

По мировоззренью человек!

Он нырнет, отыщет, радоваться будет,

Удивляться первых пять минут, —

После злиться будет: "Вот ведь, — скажет, — люди!

Видно, денег куры не клюют".

Будет долго мыслить головою бычьей:

"Пятаки — понятно — это медь.

Ишь — рубли кидают, — завели обычай!

Вот бы, гаду, в рожу посмотреть!"

Что ж, гляди, товарищ! На, гляди, любуйся!

Только не дождешься, чтоб сказал —

Что я здесь оставил, как хочу вернуться,

И тем более — что я загадал!

Правда ведь, обидно

Правда ведь, обидно — если завязал,

И товарищ продал, падла, и за все сказал:

За давнишнее, за драку — все сказал Сашок, —

И двое в синем, двое в штатском, черный воронок…

До свиданья, Таня, а, может быть — прощай!

До свиданья, Таня, если можешь — не серчай!

Но все-таки обидно, чтоб за просто так

Выкинуть из жизни напрочь цельный четвертак!

На суде судья сказал: «Двадцать пять! До встречи!»

Раньше б горло я порвал за такие речи!

А теперь — терплю обиду, не показываю виду, —

Если встречу я Сашка — ох как изувечу!

До свиданья, Таня, а, может быть — прощай!

До свиданья, Таня, если можешь — не серчай!

Но все-таки обидно, чтоб за просто так

Выкинуть из жизни напрочь цельный четвертак!

Назад Дальше