Почтовая служба Доктора Дулитла - Хью Лофтинг 15 стр.


Какое-то время пухленькие бока Гу-Гу сотрясались от беззвучного смеха, пока он снова представлял себе эту сцену.

— Тогда, — продолжал он, — я немного отлетел в сторону, стараясь, чтобы меня нельзя было заметить, и замяукал опять.

— Она вот там! — воскликнула девочка. — Она зовет нас. Пойдем, Вилли.

И вот таким манером, двигаясь впереди них и непрерывно мяукая, я в конце концов вывел детей из леса. По пути они часто спотыкались и падали, а длинные волосы девочки все время цеплялись за колючие кусты. Но я всегда поджидал их, если они отставали. Наконец, когда мы вышли на открытое место, мы увидели силуэты трех домов. Средний из них был весь залит огнями, и вокруг него, как сумасшедшие, бегали люди с фонарями, обшаривая все вокруг.

Когда родители увидели своих ребятишек, они подняли такой ужасный крик и плач, как будто мальчик и девочка спаслись от какой-то страшной опасности. Глядя на то, как радовались мать и отец, можно было подумать, что их дети потерпели кораблекрушение и прожили несколько лет на необитаемом острове, а не провели пару часов в тихом и приятном ночном лесу. Вообще я заметил, что взрослые люди, как правило, еще более глупы, чем их дети.

— Как же вы смогли найти обратную дорогу? — спросила мать, вытирая слезы и смеясь от счастья.

— Таффи привела нас домой, — ответила девочка. — Она пришла за нами и своим мяуканьем указывала нам дорогу.

— Таффи? — удивилась мать, совершенно сбитая с толку. — Но ведь она спит в гостиной у камина — и спала там весь вечер с самого обеда.

— Ну, значит это была какая-то другая кошка, — сказал мальчик. — Она должна быть где-то здесь, ведь она довела нас почти до самых ворот.

Их отец стал светить вокруг фонарем в поисках этой кошки, а я не успел отскочить в сторону с низкого куста шалфея — и свет упал прямо на меня.

— Ой, это же сова? — закричала девочка.

— Мяу! — сказал я, чтобы немного пофорсить. — Гу-уит! Гу-ху! Мяу! Мяу!

И махнув на прощанье крылом, я скрылся в темноте над крышей конюшни. Но в последний момент я услышал, как девочка взволнованно пролепетала:

— Ой, мама, это же добрая фея! Это фея привела нас из леса. Она только притворилась совой! Наконец-то я увидела настоящую фею!

Да, это был первый и последний случай в моей жизни, когда я смог сойти за добрую фею. Впрочем, со временем я познакомился с этими детишками поближе. Они были и впрямь очень милой парочкой, хотя девочка упорно продолжала настаивать, что я — это не я, а фея, превратившаяся в сову. Я часто по ночам охотился за мышами и крысами возле их амбара. Но если эти малыши случайно замечали меня, они не отходили от меня ни на шаг. После того, как я в ту ночь вывел их из леса, они пошли бы за мной хоть через пустыню Сахару, ни минуты не сомневаясь, что будут в совершенной безопасности. Они взяли в привычку приносить мне бараньи отбивные, креветок и всякие другие лакомства со взрослого стола. С такой пищи я так растолстел и обленился, что уже не смог бы поймать даже хромую мышь.

Они больше уже никогда не боялись темноты. Потому что, как я однажды сказал Доктору, когда мы с ним беседовали о философии, таблице умножения и других отвлеченных предметах, страх обычно порождается невежеством. Стоит хоть раз познакомиться с явлением, и вы больше уже никогда не будете его бояться. Те двое малышей познакомились с темнотой и поняли, что она точно так же безопасна, как и светлое время.

Я стал водить их с собой ночью в лес, через холмы и овраги, и им это очень понравилось — ведь все дети любят приключения. Я подумал, что было бы неплохо, если бы люди — хотя бы некоторые из них — умели передвигаться без дневного света, и я научил этих ребят видеть в темноте. Они быстро поняли, в чем тут штука, особенно, когда заметили, как я всегда щурюсь при ярком свете, чтобы глаза не привыкали к нему. И скоро эти малыши стали настоящими специалистами в этом деле. Конечно, не такими хорошими, как филин или летучая мышь, но они уже вполне прилично могли видеть в темноте, хотя родители и не учили их этому с младенчества.

И однажды им это очень и очень пригодилось. Как-то весной в этой части Англии ночью началось сильное наводнение, и во всей округе невозможно было найти ни единой сухой спички и зажечь огонь. Но эти дети пришли на помощь, так как только они из всех людей, знали, как в темноте использовать свои глаза.

Гу-Гу зевнул и сонно прищурился на лампу, висящую у них над головами.

— Умение видеть в темноте, — закончил он, — целиком зависит от тренировки — это все равно что игра на фортепьяно или что-нибудь еще в этом роде.

ГЛАВА 8

ИСТОРИЯ, КОТОРУЮ РАССКАЗАЛ ТЯНИ-ТОЛКАЙ

И вот наконец наступил вечер, когда свою историю должен был рассказывать Тяни-Толкай. Он был ужасно застенчивым, и когда животные принялись его упрашивать, очень скромно и вежливо сказал:

— Мне так жаль вас разочаровывать, но я боюсь, что не знаю никаких историй — по крайней мере, ничего такого, что было бы интересно для вас.

— Давай-давай, Тяни-Толкай, — подбодрил его Джип. — Не будь таким стеснительным. Мы ведь все уже рассказали свои истории, так что не ломайся. Ты ведь не хочешь сказать, что прожил всю жизнь в африканских джунглях и не видел ничего интересного? Да ты, наверно, знаешь сотни всяких историй!

— Видите ли, в моей жизни не было никаких крупных событий, — сказал Тяни-Толкай. — Животные моей породы всегда держатся очень замкнуто и уединенно. Нам хватает своих забот, и мы не любим вмешиваться в разные скандалы, ссоры и чужие дела.

— Ну, ты подумай еще минутку, — попросила Даб-Даб. — Что-нибудь обязательно придет тебе в голову… Не приставайте к нему! — прошептала она остальным. — Дайте ему собраться с мыслями. У него же две головы — ив одну из них что-нибудь обязательно придет. А вы его только смущаете!

В течение минуты или двух Тяни-Толкай постукивал по палубе своими изящными копытцами, погруженный в глубокое раздумье. Затем одна голова поднялась и тихим голосом начала рассказ, в то время как другая смущенно покашливала под чайным столиком.

— Э-э… эта история ничего особенного из себя не представляет, честное слово. Но, может быть, она и сгодится, чтобы провести время. Я расскажу вам про бадамошских охотников на страусов. Вы должны знать, что у чернокожих есть много различных способов охоты на диких животных. И способ охоты зависит от того, на какое животное они собираются охотиться. Например, если это жираф, то они вырывают глубокую яму и прикрывают ее сверху тонкими ветками и пучками травы. Потом они ждут, пока какой-нибудь жираф не провалится в эту яму, и тогда они подбегают и ловят его. Чтобы охотиться на один вид довольно глупых антилоп, они делают из веток нечто похожее на щит, высотой примерно в рост человека. И охотник, держа этот щит перед собой, осторожно подбирается к доверчивой антилопе, которая принимает его за обычное дерево, и выпускает свое копье или стрелу.

У них есть еще множество других охотничьих уловок, в большей или меньшей степени хитрых и нечестных. Но прием, который придумали бадамошские охотники на страусов, наверное, самый подлый из всех. Вкратце, вот в чем он состоял: насколько вам известно, страусы, как и копытные животные, обычно ходят небольшими стадами. И, кроме того, они не слишком умны. Вы все слышали о том, что при приближении человека, страусы зарывают голову в песок, думая, что, если они не видят человека, то и он не может их увидеть. Это, согласитесь, не с лучшей стороны характеризует их умственные способности. Правильно? Ну, так вот. А в стране Бадамоши песок встречался довольно редко, и страусам некуда было зарывать свои головы, что, в общем-то, оказалось для них совсем не так плохо. Потому что при появлении людей, они стремглав убегали — очевидно, на поиски песка — и это спасало их жизни. Бадамошским охотникам необходимо было придумать какую-нибудь уловку, чтобы подобраться к страусам на такое расстояние, с которого они могли бы убить их. И то, что они придумали, было довольно остроумным. Однажды я случайно набрел в лесу на группу охотников, которые отрабатывали свой новый трюк. У них было чучело страуса, и они по очереди надевали его на себя, стараясь ходить и вести себя, как настоящие страусы, причем длинную и тонкую страусиную шею они поддерживали на весу палкой. Спрятавшись, я наблюдал за ними и вскоре понял, что они затеяли. Один из них должен был притвориться страусом, пробраться в середину стада и наброситься на страусов с топором, который был спрятан внутри чучела.

А страусы из тех краев были моими большими друзьями — с тех самых пор, как они вывели из строя бадамошский теннисный корт. За несколько лет до этого, вождь тамошнего племени, найдя прекрасный луг с высокой и сочной травой, который, между прочим, был моим любимым пастбищем, приказал всю эту замечательную траву выжечь и превратил луг в теннисный корт. Он когда-то видел, как белые люди играют в теннис, и решил, что ему тоже следует поиграть в эту игру. Но страусы принимали теннисные мячики за яблоки и постоянно поедали их — они ведь ужасно неразборчивы в еде. Они прятались в джунглях поблизости от корта, и когда мячик вылетал из игры, они тут же подхватывали его и немедленно съедали. В очень короткое время они съели весь запас мячиков у вождя племени, положив таким образом конец и существованию корта. Вскоре на моем любимом пастбище снова отросла высокая трава, и я смог вернуться туда. Вот так получилось, что страусы стали моими большими друзьями.

Поэтому, узнав, какая ужасная опасность нависла над ними, я отправился к вожаку стада и все ему рассказал. Вожак страусов отнюдь не отличался сообразительностью, и мне пришлось битый час разъяснять и втолковывать ему, что и как.

— А теперь запомните главное, — сказал я на прощанье. — Вы всегда легко сумеете отличить охотника по цвету и форме ног. У страусов, как вы можете убедиться на собственном примере, ноги серые и тонкие, а у охотников — черные и толстые.

Дело было в том, что чучело страуса, которое собирались использовать бадамошские охотники, не прикрывало их ног.

— А сейчас, — сказал я, — вам надо пойти и сказать всем своим птицам, что, если какой-нибудь страус с черными и толстыми ногами попытается затесаться в стадо, то ему нужно задать хорошую взбучку. Это будет славный урок для бадамошских охотников!

Казалось бы, после таких подробных инструкций, можно было надеяться, что все сойдет благополучно… Но, к сожалению, я не учел необычайную глупость страусов вообще и их вожака, в особенности. Кто же мог предположить, что этот, с позволения сказать, вожак, пробираясь ночью домой, провалится в болото и облепит все свои дурацкие длинные ноги черной грязью, которая толстым слоем засохнет на них. И вот он возвращается в свое стадо и перед тем, как лечь спать, добросовестно передает страусам все мои указания, а затем засыпает спокойным сном.

На следующее утро он просыпается позже всех и видит, что стадо уже ушло пастись на свое обычное место на склоне холма. И тогда этот идиот, не потрудившись даже счистить со своих ног засохшую черную грязь, гордо направляется к своему стаду, словно король в ожидании торжественного приема. И он получил торжественный прием, болван эдакий? Как только страусы увидели его черные ноги, они быстро сговорились и по сигналу все вместе накинулись на несчастного вожака. Беднягу чуть не забили до смерти! А в это время как раз подоспели бадамошцы. Бестолковые страусы так увлеклись избиением своего вожака, что чернокожие охотники сумели подобраться к ним совсем близко и перебили бы их всех до одного, если б я вовремя не закричал и не предупредил страусов об опасности.

После этого случая, я понял, что если я хочу спасти моих добрых, но очень глупых друзей от полного истребления, то на их помощь мне рассчитывать не приходится и надо что-то предпринимать самому.

И вот что я придумал: когда бадамошские охотники будут спать, я пойду и унесу у них это чучело страуса — ведь оно у них было только одно, — и тогда они ничего не смогут поделать.

Глубокой ночью я прокрался из джунглей к тому месту, где стояли хижины охотников. Мне пришлось пробираться с подветренной стороны, чтобы меня не учуяли собаки. Между нами говоря, я гораздо больше опасался собак, чем самих охотников. От людей я бы мог легко убежать, потому что бегаю во много раз быстрее них, но от собак, с их прекрасным чутьем, даже в джунглях не так-то просто скрыться.

И вот, зайдя с подветренной стороны, я стал искать между хижинами чучело страуса. Сначала я никак не мог его найти и даже подумал, что оно спрятано где-нибудь в другом месте. А надо вам сказать, что бадамошцы, как и многие другие племена, всегда оставляют часового, когда ложатся спать. Я видел этого часового и, конечно, постарался не попасться ему на глаза. Но, пока я искал чучело страуса, часовой, который сгорбившись сидел на табуретке, ни разу не пошевелился. Подойдя поближе, я с ужасом увидел, что он спит, укрывшись чучелом, как одеялом, — ночь была довольно прохладной.

Теперь все дело было в том, как взять это чучело и не разбудить при этом спящего часового. На цыпочках, едва дыша, я подобрался вплотную и начал потихоньку стягивать чучело с его плеч. Но проклятый часовой умудрился подоткнуть его под себя, и не было никакой возможности это чучело из-под него вытащить, пока он не встанет.

Я просто не знал, что делать, и уже хотел отказаться от своей затеи, но, вспомнив об ужасной и неотвратимой участи, ожидающей моих несчастных глупых друзей, решился на отчаянный поступок. Сильным неожиданным толчком я поддел часового рогами под мягкое место. С ужасным криком, который, наверное, был слышен за милю, часовой подскочил в воздух. И едва я успел скрыться в джунглях со своей добычей, как бадамошцы, их жены, собаки — словом, вся деревня — бросились преследовать меня, словно стая голодных волков.

Хотелось бы надеяться, — вздохнул Тяни-Толкай, покачиваясь своим изящным телом в такт движениям плавучего домика, — что мне больше никогда не придется бегать так быстро, как в ту ночь. Меня до сих пор бросает в дрожь, когда я вспоминаю об этом — лай собак, крики мужчин, визг женщин, треск кустов, которые ломали мои преследователи, продираясь сквозь джунгли…

Меня спасла река. Стояло время дождей, и в реках было много воды. Задыхаясь от страха и усталости, я выбежал на берег бурлящего потока. Он был шириной добрых двадцать пять футов, и вода с бешеным ревом неслась по его руслу. Было бы безумием пытаться переплыть его. А сзади уже доносились крики моих преследователей, и тогда, отступив немного для разбега и зажав во рту это проклятое чучело, я разбежался и прыгнул — никогда в жизни я не совершал таких безрассудных прыжков — прыгнул прямо через реку на другой ее берег! Неловко приземлившись на том берегу, я увидел, что мои враги уже подбегали к реке. В лунном свете мне было хорошо видно, как, грозя кулаками, они пытались найти способ перебраться через бурлящий поток. Самые отчаянные из собак, которые буквально захлебывались яростным лаем, бросились было в реку, но быстрая и бурная вода снесла их, как щепки, вниз по течению, и другие испугались последовать их примеру.

Тогда, почувствовав себя в относительной безопасности, я торжественно поднял это драгоценное страусиное чучело и прямо на глазах у своих беснующихся врагов швырнул его в воду, где оно мгновенно исчезло в стремительном водовороте. Вопль ярости вырвался у бадамошцев.

И тут я сделал то, о чем потом сожалел всю мою жизнь. Вы же знаете, как щепетильны животные моей породы в вопросах учтивости и хороших манер — ну, а я (я до сих пор краснею при этом воспоминании)… я, поддавшись минутному возбуждению, показал своим поверженным противникам оба моих языка одновременно. Этому нет оправдания — никогда нельзя извинить намеренную грубость. Мне лишь остается надеяться, что, поскольку дело было ночью, бадамошцы могли не заметить этого.

Итак, на этот раз все завершилось удачно, но мои настоящие злоключения еще только начинались. Бадамошцы на некоторое время забыли про страусов и сосредоточили все свои усилия на охоте за мной. Они буквально затравили меня и превратили мою жизнь в сущий ад. Они придумывали хитрые ловушки, ставили на меня капканы, рыли западни, натравливали на меня собак. Если я перебирался в другую часть страны, чтобы избавиться от их утомительных приставаний, они быстро находили мое новое местопребывание и продолжали преследовать меня. Целый год мне удавалось избегать опасностей, подстерегающих меня на каждом шагу, но я понимал, что рано или поздно…

Назад Дальше