Песни (сборник) - Борис Гребенщиков 3 стр.


Вавилон

В этом городе должен быть кто-то еще;

В этом городе должен быть кто-то живой.

Я знаю, что, когда я увижу его, я не узнаю его в лицо,

Но я рад – в этом городе есть еще кто-то живой;

Две тысячи лет, две тысячи лет;

Мы жили так странно две тысячи лет.

Но Вавилон – это состоянье ума; понял ты, или нет,

Отчего мы жили так странно две тысячи лет?

И этот город – это Вавилон,

И мы живем – это Вавилон;

Я слышу голоса, они поют для меня,

Хотя вокруг нас – Вавилон…

Прекрасный дилетант

Она боится огня, ты боишься стен;

Тени в углах, вино на столе.

Послушай, ты помнишь, зачем ты здесь;

Кого ты здесь ждал, кого ты здесь ждал?

Мы знаем новый танец, но у нас нет ног;

Мы шли на новый фильм, кто-то выключил ток;

Ты встретил здесь тех, кто несчастней тебя;

Того ли ты ждал, того ли ты ждал?

Я не знал, что это моя вина.

Я просто хотел быть любим,

Я просто хотел быть любим…

Она плачет по утрам, ты не можешь помочь;

За каждым новым днем – новая ночь;

Прекрасный дилетант

На пути в гастроном –

Того ли ты ждал, того ли ты ждал?

Мне было бы легче петь

Мне не нужно касанья твоей руки

И свободы твоей реки;

Мне не нужно, чтоб ты была рядом со мной,

Мы и так не так далеки.

И я знаю, что это чужая игра,

И не я расставляю сеть;

Но если бы ты могла меня слышать,

Мне было бы легче петь.

Это новые листья меняют свой цвет,

Это в новых стаканах вино.

Только время уже не властно над нами,

Мы движемся, словно в кино.

И когда бы я мог изменить расклад,

Я оставил бы все как есть,

Но если бы ты могла меня слышать,

Мне было бы легче петь.

По дощатым полам твоего эдема

Мне не бродить наяву.

Но когда твои руки в крови от роз,

Я режу свои о траву.

И ни там, ни здесь не осталось скрипок,

Не переплавленных в медь;

Но если бы ты могла меня слышать,

Мне было бы легче петь.

Так прости за то, что любя тебя

Я остался таким же, как был.

Но я до сих пор не умею прощаться

С теми, кого я любил;

И хотя я благословляю того,

Кто позволил тебе взлететь –

Если бы ты могла меня слышать,

Мне было бы легче петь…

Если бы ты могла меня слышать,

Мне было бы незачем петь.

Кто ты теперь?

Я хотел бы видеть тебя,

Я хотел бы знать,

С кем ты сейчас;

Ты как вода,

Ты всегда принимаешь форму того,

С кем ты;

С кем ты сейчас,

Кто верит сегодня

Своему отраженью

В прозрачной воде твоих глаз?

Кто ты теперь,

С кем ты сейчас?

С кем ты сейчас, сестра или мать,

Или кто-то, кто ждет на земле?

Легко ли тебе, светло ли тебе,

И не скучно ли в этом тепле?

Крылат ли он?

Когда он приходит,

Снимаешь ли ты с него крылья

И ставишь за дверь?

Кто ты сейчас,

С кем ты теперь?

С кем ты сейчас, сестра или мать,

Или кто-то, кто ждет на земле?

Тепло ли тебе – а если тепло,

То не скучно ли в этом тепле?

Крылат ли он,

И кто дал мне право

Помнить тебя и вспомнить еще один раз?

Кто ты теперь;

С кем ты сейчас?

Акустика

Держаться корней

Они красят стены в коричневый цвет

И пишут на крышах слова;

Имеют на завтрак имбирный лимон

И рубль считают за два.

Мне было бы лестно прийти к ним домой

И оказаться сильней –

Но, чтобы стоять, я должен держаться корней.

Ты можешь купить себе новый Hi-Fi

Или просто идти в гастроном;

И медитировать на потолке,

Облитым дешевым вином.

Сложить свою голову в телеэкран,

И думать, что будешь умней.

Но, чтобы стоять, я должен держаться корней.

Они говорят, что губы ее

Стали сегодня, как ртуть;

Что она ушла чересчур далеко,

Что ее уже не вернуть;

Но есть ли средь нас хотя бы один,

Кто мог бы пройти ее путь,

Или сказать, чем мы обязаны ей?..

Но чем дальше, тем будет быстрей;

Все помнят отцов, но зовут матерей;

И они говорят, что у них веселей –

В доме, в котором не гасят огней…

Но, чтобы стоять, я должен держаться корней.

Так строй свой бюджет на запасах вина,

Что хранятся в твоих кладовых.

Кормись на тех, кто кормит тебя,

Забудь про всех остальных.

И я мог бы быть таким же, как ты,

И это бы было верней;

Но, чтобы стоять, я должен держаться корней.

1980

С той стороны зеркального стекла

Последний дождь – уже почти не дождь;

Смотри, как просто в нем найти покой.

И если верить в то, что завтра будет новый день,

Тогда совсем легко…

Ах, только б не кончалась эта ночь;

Мне кажется, мой дом уже не дом.

Смотри, как им светло – они играют в жизнь свою

На стенке за стеклом.

Мне кажется, я узнаю себя

В том мальчике, читающем стихи;

Он стрелки сжал рукой, чтоб не кончалась эта ночь,

И кровь течет с руки.

Но кажется, что это лишь игра

С той стороны зеркального стекла;

А здесь рассвет, но мы не потеряли ничего:

Сегодня тот же день, что был вчера.

1977

Сталь

Я не знаю, зачем ты вошла в этот дом,

Но давай проведем этот вечер вдвоем;

Если кончится день, нам останется ром,

Я купил его в давешней лавке.

Мы погасим весь свет, и мы станем смотреть,

Как соседи напротив пытаются петь,

Обрекая бессмертные души на смерть,

Чтоб остаться в живых в этой давке.

Здесь дворы, как колодцы, но нечего пить;

Если хочешь здесь жить, то умерь свою прыть,

Научись то бежать, то слегка тормозить,

Подставляя соседа под вожжи.

И когда по ошибке зашел в этот дом

Александр Сергеич с разорванным ртом,

То распяли его, перепутав с Христом,

И узнав об ошибке днем позже.

Здесь развито искусство смотреть из окна,

И записывать тех, кто не спит, имена.

Если ты невиновен, то чья в том вина?

Важно первым успеть с покаяньем.

Ну а ежели кто не еще, а уже,

И душа, как та леди, верхом в неглиже,

То Вергилий живет на втором этаже,

Он поделится с ним подаяньем.

Здесь вполголоса любят, здесь тихо кричат,

В каждом яде есть суть, в каждой чаше есть яд;

От напитка такого поэты не спят,

Издыхая от недосыпанья.

И в оправе их глаз – только лед и туман,

Но порой я не верю, что это обман;

Я напитком таким от рождения пьян,

Это здешний каприз мирозданья.

Нарисуй на стене моей то, чего нет;

Твое тело – как ночь, но глаза – как рассвет.

Ты – не выход, но, видимо, лучший ответ;

Ты уходишь, и я улыбаюсь…

И назавтра мне скажет повешенный раб:

«Ты не прав, господин», – и я вспомню твой взгляд,

И скажу ему: «Ты перепутал, мой брат:

В этой жизни я не ошибаюсь».

1978

Двадцать пять к десяти

Я инженер на сотне рублей,

И больше я не получу.

Мне двадцать пять, и я до сих пор

Не знаю, чего хочу.

И мне кажется, нет никаких оснований

Гордиться своей судьбой.

Но если б я мог выбирать себя,

Я снова бы стал собой.

Мне двадцать пять, и десять из них

Я пою, не зная о чем.

И мне так сложно бояться той,

Что стоит за левым плечом;

И пускай мои слова не ясны –

В этом мало моей вины;

Но что до той, что стоит за плечом,

Перед нею мы все равны.

Может статься, что завтра стрелки часов

Начнут вращаться назад,

И тот, кого с плачем снимали с креста,

Окажется вновь распят.

И нежные губы станут опять

Искать своего Христа;

Но я пел, что пел, и хотя бы в том

Совесть моя чиста.

Я счастлив тем, как сложилось все,

Даже тем, что было не так.

Даже тем, что ветер в моей голове,

И в храме моем бардак.

Я просто пытался растить свой сад

И не портить прекрасный вид;

И начальник заставы поймет меня,

И беспечный рыбак простит.

1979

Десять стрел

Десять стрел на десяти ветрах,

Лук, сплетенный из ветвей и трав;

Он придет издалека,

Меч дождя в его руках.

Белый волк ведет его сквозь лес,

Белый гриф следит за ним с небес;

С ним придет единорог,

Он чудесней всех чудес.

Десять стрел на десяти ветрах,

Лук, сплетенный из ветвей и трав;

Он придет издалека,

Он чудесней всех чудес.

Он войдет на твой порог;

Меч дождя в его руках.

1978

Почему не падает небо

Он слышал ее имя – он ждал повторенья;

Он бросил в огонь все, чего было не жаль.

Он смотрел на следы ее, жаждал воды ее,

Шел далеко в свете звезды ее;

В пальцах его снег превращался в сталь.

И он встал у реки, чтобы напиться молчанья;

Смыть с себя все, и снова остаться живым.

Чтобы голос найти ее, в сумрак войти ее,

Странником стать в долгом пути ее;

В пальцах его вода превращалась в дым.

И когда его день кончился молча и странно,

И кони его впервые остались легки,

То пламя свечей ее, кольца ключей ее,

Нежный, как ночь, мрамор плечей ее,

Молча легли в камень его руки.

1978

Назад Дальше