— Хватайте его! Он обманщик! — кричали повсюду.
И вопящая, размахивающая кулаками толпа хлынула к помосту.
— Если ты не будешь вести себя как следует, Александр, — тихо сказал он, — я дам тебе по физиономии и вышибу все твои мозги!
После этого наконец-то последовало молчание. Циркачи медленно поднимались с земли и отряхивались.
— А теперь, — сказал Геркулес, не отпуская Блоссома, — расскажите мне, что стряслось. Что это вы все навалились на Доктора? И вам не стыдно? Дюжина — на одного, да еще и самого маленького!
— Он пошел и рассказал всем, что мазь Брауна — фальшивая. Они чуть не убили его, требуя назад свои деньги. Обозвал Брауна шарлатаном перед всеми! Как будто он сам не прохвост, — сказала Фатима.
— Не тебе бы говорить о шарлатанах! — воскликнул Геркулес. — Разве я не видел, как ты рисовала полоски на своих несчастных безобидных змеях? Чтобы они были больше похожи на ядовитых! Этот человек — настоящий врач! Он вылечил меня, когда эта проклятая штанга раздавила мои ребра!
— Из-за него нас выставили из города, — проревел один из рабочих. — Получается, что мы зря ехали сюда тридцать миль. И нам придется ехать еще сорок миль, прежде чем мы сможем заработать хотя бы пенни! Вот что твой драгоценный Доктор для нас сделал!
— Больше он не будет работать в нашем цирке! — пробулькал Блоссом. — Я не намерен терпеть его выходки!
Директор наконец освободился от мертвой хватки силача и, подбежав к Доктору, начал размахивать пальцем у него перед носом.
— Вы уволены! — визжал он. — Убирайтесь отсюда сегодня же, нет — сейчас же!
— Очень хорошо, — спокойно сказал Доктор и повернулся, чтобы уйти.
— Подождите минутку, Доктор! — окликнул его Геркулес. — Вы хотите остаться?
— Не знаю, Геркулес, — задумчиво ответил Джон Дулитл. — Мне трудно ответить на твой вопрос.
— Какая разница, чего он хочет! — взвизгнула Фатима. — Хозяин его уволил — вот и весь разговор. Он обязан уйти.
Тут Доктор взглянул в полные ненависти глаза Фатимы и вспомнил о ее несчастных змеях. Потом он подумал о других цирковых животных, у которых без него не останется никакой надежды на лучшую жизнь, и о старом коне Беппо, которого давно пора отправить на пенсию. Пока он раздумывал, Свисток уткнулся ему в руку своим мокрым носом, а Тоби начал теребить полу его сюртука.
— Нет, Геркулес, — сказал он наконец, — я не хочу уходить из цирка. Но меня выгоняют, и с этим ничего нельзя поделать.
— Как это нельзя ничего поделать! — воскликнул силач. — Плохо вы нас знаете! — Он схватил Блоссома за плечи, повернул к себе лицом и потряс своим огромным кулаком у него перед носом. — Послушайте, — угрожающе произнес он, — Доктор — честный человек, а Браун — обманщик. Если Доктор уйдет из цирка, вместе с ним уйду и я. А со мной уйдут и мои племянники — акробаты на трапеции. Кроме того, я думаю, что и клоун Хоп присоединится к нам. Ну как, вам это понравится?
Владелец «Величайшего Цирка на Земле» сразу не нашелся, что ответить. Он так растерялся, что даже начал жевать свои усы. Он знал, что без тюленихи Софи, Геркулеса, братьев-акробатов, лучшего клоуна и Тяни-Толкая его цирк заметно обеднеет. Пока он думал, что же ему сказать, лицо Фатимы приобрело совершенно ужасное выражение. На него стоило посмотреть! Если бы ее взгляд мог убивать, то Доктора с Геркулесом давно бы не было в живых.
— Хорошо, — сказал наконец Блоссом совершенно другим тоном. — Не будем ссориться. Нет смысла разваливать весь цирк только из-за того, что нам не повезло в одном городе.
— Если вы хотите, чтобы я остался, — сказал Доктор, — вы должны выполнить несколько моих требований. Во-первых, я настаиваю на том, чтобы никаких фальшивых лекарств не продавалось, пока я работаю здесь.
— Ха! — воскликнула Фатима. — Вот видите — он опять за свое! Сейчас он вас будет учить, как управлять цирком!
— Во-вторых, — продолжал Доктор, — я требую, чтобы эта женщина больше не прикасалась к змеям или каким-нибудь другим животным. Она должна быть уволена. Я сам куплю ее змей.
Несмотря на протестующие вопли заклинательницы змей, Блоссом в конце концов согласился выполнить требования Доктора, и все было улажено миром.
В этот вечер, когда Гу-Гу сидел на ступеньках фургона и перекликался со своей подругой — совой, жившей на городском кладбище, к нему подошла Даб-Даб. В глазах у бедной домохозяйки стояли слезы.
— Я просто не знаю, что с ним делать, — запричитала она. Он забрал все до последнего пенни из нашей копилки! Двенадцать фунтов, девять шиллингов и шесть пенсов — все, что мы накопили, чтобы можно было вернуться в Падлби. И как ты думаешь, на что он их потратил? — Тут Даб-Даб не выдержала и разразилась слезами. — Он купил шесть жирных противных змей! Мало того, он поселил их в моей любимой баночке из-под муки. Они будут там жить, пока Доктор не подыщет им более подходящее место!
Первое представление должно было начаться в два часа дня в большом театре Шапито. При входе была установлена большая афиша с программой выступлений. Она гласила: «Мадмуазель Светлячок, искусная наездница! Отважные акробаты на трапеции братья Пинто! Самый сильный человек на свете великан Геркулес! Уморительный клоун Хоп и его чудо-пес Свисток! Танцующий слон Жо-Жо и знаменитая на весь мир Говорящая Лошадь — Нино!» Название последнего номера было написано самыми большими буквами.
Надо сказать, что эта Нино была обыкновенной пегой кобылой, которую научили распознавать определенные знаки, которые ей подавал дрессировщик и «отвечать» на них. Блоссом купил ее у одного француза вместе с секретом ее так называемого умения разговаривать. На самом деле во время представления Нино ничего не говорила. Она просто била копытом или мотала головой нужное число раз в ответ на вопросы Блоссома.
«Сколько будет три плюс четыре?» — спрашивал, например, Блоссом. И Нино била копытом семь раз. Если ей нужно было ответить «да», она кивала головой, а если «нет», — мотала мордой из стороны в сторону. Конечно, она не понимала, о чем ее спрашивают, а угадывала, что ей нужно ответить, по знакам, которые ей подавал директор. Если он хотел, чтобы Нино ответила «да», он начинал почесывать свое левое ухо, если «нет» — складывал руки на груди, и так далее. Все эти знаки Блоссом держал в секрете. Но Доктор их, конечно же, знал — ведь Нино рассказала ему, как проходит представление.
Номер «Говорящая Лошадь» пользовался большим успехом у публики, поэтому в афишах директор всегда отводил ему почетное место. Дети всегда с удовольствием выкрикивали со своих мест вопросы и покатывались со смеху, видя, как маленькая толстая кобылка бьет в ответ копытом или мотает головой.
До начала первого представления в Бриджтоне оставалось совсем немного времени. Доктор с директором беседовали в гримерной клоуна, когда к ним вдруг ворвался главный конюх. Он был очень взволнован.
— Мистер Блоссом! — закричал он. — Нино заболела! Лежит у себя в стойле с закрытыми глазами и даже не может подняться на ноги. Представление начнется через пятнадцать минут, а я ничего не могу с ней сделать!
Бормоча про себя ругательства, директор вскочил и бросился в конюшню. За ним побежал и Доктор.
Нино действительно была в очень плохом состоянии. Она лежала на соломе и прерывисто дышала. Доктор с директором с трудом поставили ее на ноги, но бедная лошадь не могла ступить ни шагу. Она шаталась от слабости.
— Черт побери! — выругался Блоссом. — Если она сегодня не выступит, это испортит нам репутацию на всю неделю. Мы разрекламировали ее как гвоздь программы! Если она не выйдет на манеж, зрители будут кричать, что их обманули!
— Вам придется все объяснить публике, — сказал Доктор. — У этой лошади очень сильная лихорадка. Я сомневаюсь, что она сможет сегодня выйти из своего стойла.
— Боже! Но она должна это сделать! — воскликнул Блоссом. — Если она не выступит, зрители могут потребовать свои деньги обратно. Мы не можем оскандалиться еще раз, как…
В этот момент в конюшню зашел мальчик.
— Уже без пяти минут два, мистер Блоссом, — сказал он. — Пирс велел мне узнать, готовы ли вы.
— Черт их подери! — закричал Блоссом. — Я не могу вести первое отделение! Прежде чем я выйду на манеж, мне нужно привести в порядок Нино!
— Но у нас больше некому это делать, сэр, — возразил мальчик. — Робинсон еще не вернулся.
— Боже, что за день, — простонал директор. — Конечно, представление не начнется без инспектора манежа. Но я не могу сейчас оставить Нино. Я просто не знаю, что мне…
— Извиняюсь, хозяин, — раздался вдруг сзади чей-то голос. Обернувшись, директор встретился взглядом с косыми глазами Мэтью Магга. — Может быть, вы позволите мне занять ваше место? — спросил Продавец Кошачьей Еды. — Я уже давным-давно выучил все ваши слова наизусть. Я постараюсь объявлять номера точно так же, как это делаете вы. И клянусь — никто не заметит никакой разницы!
— Да-а… — протянул Блоссом, оглядывая Мэтью с головы до ног. — Ты самый задрипанный из всех ведущих, каких мне когда-либо приходилось видеть. Но сейчас выбирать не приходится. Пойдем скорей со мной — я дам тебе свой костюм.
Доктор занялся больной кобылой, а Блоссом с Мэтью побежали в костюмерную. Там при помощи румян, накладных усов из гримировальной коробки клоуна и Теодозии (которая наскоро ушила широкие бриджи Блоссома) Мэтью Магг превратился из Продавца Кошачьей Еды в инспектора манежа.
Наконец-то сбылась мечта всей его жизни: он стал главным действующим лицом в цирке. И когда Мэтью вышел из-за кулис и увидел вокруг себя море лиц, то от чувства собственного достоинства его плечи расправились, а грудь выпятилась вперед сама собой. Теодозия же, подсматривающая за ним через щель в занавесе, сияла от гордости и молила Бога, чтобы швы на бриджах Блоссома не разошлись до конца представления.