К берегу подходит лодка, выходят
Похъела.
Море. На лодку, в которой плывут
Похъела.
Море.
Рунопевцы
Мы уста теперь закроем,
Языки завяжем крепко,
Вспоминать не будем боле.
Отдыхать должны и кони,
Если много пробежали.
Мы простимся ненадолго,
Славный вечер был веселым!
Быстро время пробежало,
И уже сияет месяц
Золотой на небе темном.
Распевали б мы и дольше,
Пели бы в долине каждой,
Пели б в каждой роще синей
Но огонь погаснуть должен,
Коль пылал он долго ночью.
Как бы ни было, а всё же
Мы певцам лыжню пробили
И лесу, раздвинув ветви,
Прорубили тропку в чаще,
Выход к будущему дали.
И тропиночка открылась
Для певцов, кто петь способен,
Тех, кто песнями богаче
Меж растущей молодежью
В восходящем поколенье.
ГриБабушка
или НЕМНОЖКО КОЛДОВСТВА
Сказка в семи картинах
На краю Колдовского леса расположилось живописное болото, заросшее осокой и камышом, с кочками, упавшей
Опять помолчали.
Много, ох и много нашей земли он уже поел… Помнишь, Болотик, земляничную поляну, где мы осенью в прятки с Грибабушкой играли?
Листик. В небе… навроде молнии прочертило!
Болотик. А он?.. Он что?
Листик. Зарычал он страшно и, как ни в чем не бывало, опять в кусты полез. Может быть, ты, Болотик, пойдешь, скажешь ему сердито свою букву «Же»? Ужасно ведь опушки жалко!
Болотик. Ну, Листик, букву «Же» мы ему всегда сказать успеем! Дел у меня невпроворот лягушачью икру по всему болоту пересчитать нужно. Лягушата выведутся чем я их кормить буду? Щучий капкан кто-то ночью поставил, нужно заговорить, чтобы не сработал. То, се, и к вечеру едва ли управлюсь… Землю, говоришь, ест? Значит, голодный. А рычит от отчаяния. Ты же, Листик, если не знаешь, как поступить, поступай по нашему лесному закону: НАКОРМИТЬ И УТЕШИТЬ. Вот тебе мой совет: ты подкатись к нему, к этому… к Пачкуну, то есть… издалека: с разговорцем, с распросцем… Или Грибабушку попроси поколдовать. Для нее такое дело одно удовольствие!
Листик(вздохнув). Голова ты, Болотик, ох и голова! Только ведь Грибабушка уже больше месяца лежит, не встает. Одни мы с Ёлочкой у Грибабушки остались. И я боюсь. За себя боюсь и за Ёлочку. И за тебя, Болотик, тоже боюсь. Может, конечно, он и из нашей породы, только он твое болото обязательно съест!
Болотик. Съест?
Листик. Съест непременно. И думать нечего!
Болотик. Ну, тогда я рассержусь и скажу ему свою букву «Же»!
Листик. Испугался он твой буквы «Же», как же!
Болотик. Видать, ты давно ее не слышал. Ну так вот! Хочешь послушать?
Листик. Когда? Сейчас?!
Болотик(начинает надуваться.) Вот я тебе ее скажу! Погоди… Смотри у меня! Куда ты? Стой!!!
Листик. Пошутил я, не надо!
Болотик. Ах, не надо? Пошутил? Ну, как-нибудь я тебе ее точно скажу! (Сдувается.) Смотри у меня!.. (После паузы.) А отчего Грибабушка больна?
Листик. Да кто ж ее знает… Говорят, уже триста лет живет в лесу! (Вздохнув.) А только как она заболела, так все наши и разбежались, поисчезали кто куда. И Пачкун тоже. Правда, он дольше других у постели Грибабушки сидел. Но сгинул и Пачкун. Одна Ёлочка осталась. Так что мы с ней вдвоем, с Ёлочкой, во всем лесу. Дел же прорва. Ну и, конечно, вдвоем нам всего не успеть. Исчезло эхо, водившее грибников за нос, не будет больше серебряного тумана под Новый год, не будет бледных ледяных цветов, на Ивана Купала папоротник не зацветет!..