На следующих страницах своего дневника Ева рассказывает, как она день за днем изучала уклад жизни Рваных Ушей, которых она награждает новыми кличками: вонючки и дикари. Она описывает их иерархическую общину и жестокие правила, по которым они живут. Она пишет о своих неудачных попытках спасти некоторым из них жизнь. Пишет и о том, что ей частенько хотелось убить самых мерзких членов общины, когда они оказывались в ее руках. С каждым днем она теряла надежду отыскать брата: ее регулярные походы в спальню к детям в Доме не давали результата. Она злилась на весь мир: и на своих родителей, и на космачей, по чьей вине она играет глупую роль шамана, и даже сердилась на те двери в Доме, которые ей никак не удавалось открыть. А за какой-то из них, быть может, плачет ее брат. Последние тетради заполнены в основном рабочими записями: она подробно описывает то, чему научилась, исцеляя своих пациентов. И почти ни слова о себе: жизнь ее здесь «чертовски тоскливая». Самую последнюю тетрадь она запретила мне читать — вероятно, потому, что там написано обо мне.
Глубокой ночью я закрываю дневник. Ева спит. Я долго смотрю на нее, тихо выскальзываю из Промежутка и ухожу в свою нишу.
Глава X
Утром первым делом думаю о Страшняке. А вдруг я вместо того, чтобы вылечить, отравил его? Осторожно трясу его за плечо. Он открывает глаза.
— Ты нашел флягу, что я тебе принес?
— Да. Странный привкус у твоей водички. Сначала я подумал, что со мной хотят покончить… Сейчас это обычное дело.
— Ты же знаешь, сколько раз тут с нами пытались разделаться.
— В соседней нише спит один из главарей Хамелеонов, и он часто бормочет во сне. Если мне ночью не спится, то удается узнать много интересного.
— Я принес тебе флягу свежей воды.
— Буду пить ее и думать о тебе.
Возвращаюсь к друзьям, и они сердятся, что я уходил один.
— Мы же договорились больше не разлучаться, — бурчит Октавий.
— Да что с него взять, он считает себя непобедимым, — вздыхает Клавдий.
— Вы правы, парни, больше я так не поступлю.
В целях безопасности верзила Канаб сопровождает нас до пещерки Грамотея, где нам предстоит продолжить работу. Позавтракаем прямо на месте. Его защита — это еще и дополнительная слежка за нами. Теперь мы работаем на отшибе, но совсем об этом не жалеем.
Я снова берусь за тетрадь с записями. Бывший Цезарь уже с головой погружен в чтение. Мои друзья заняты изучением книг о сигнальных мачтах, маяках и приборах для ориентирования.
Сегодня я оттолкнусь от новой гипотезы: допустим, Юпитер использовал только девять цифр, повторив какую-то из них один раз. Число 9 дает новую возможность: заполнить квадрат из девяти клеток, 3x3. Поставим цифры в возрастающем порядке, и можно сделать обход, соединяя их между собой. Можно поэкспериментировать с разными рисунками: геометрическими формами, знаками, буквами, которые вписаны в квадрат. Если я дважды прохожу через одно и то же число, то записываю его дважды, например: 7536895124. Можно задать условие: первая и последняя точка пути совпадают, получится змея, кусающая себя за хвост, например: 1523698741.
Когда возможности квадрата исчерпаны, можно перетряхнуть порядок цифр в клетках квадрата. Я вспомнил, что нашел номера тайников с оружием, выбирая только первые пять цифр. Четыре угла квадрата были заняты цифрами 1, 2, 3 и 4, оставшиеся — цифрой 0. Обход начинался из левого верхнего угла по часовой стрелке: 102, 203, 304, 401.
Я исписываю разными комбинациями многие страницы и решаю сделать перерыв на обед. Мы пользуемся случаем расспросить Грамотея про жизнь Цезарей. Парень рассказывает вполне охотно.
— В Доме нас заставляли принимать абсолютно нелогичные решения и с невозмутимым видом навязывать их детям, прикрываясь лишь кратким объяснением. С тем же равнодушным видом мы должны были проявлять всевозможную несправедливость, с презрением смотреть на слезы и выслушивать стоны, причиной которых сами же и являлись. Вечерами, когда мы вспоминали наши «подвиги», хорошим тоном считалось посмеяться над беззащитностью малышей. Я стараюсь убедить себя с тех пор, как бежал оттуда, что никогда не получал удовольствия от этих игр и был им чужд. Но уверен, что останься я там, я бы и впрямь стал таким же, как они, бесчувственным и жестоким чудовищем, хуже тамошних солдат, повинующихся отчасти из страха, а отчасти из-за того, что из их памяти стерто все человеческое. Некоторые из моих товарищей-Цезарей испытывали настоящее наслаждение, тираня учеников, и старались придумать для них как можно более изощренные издевательства. Юпитер это поощрял… Страшняк рассказал вам, какая судьба ожидала слишком мягких Цезарей? Как вы понимаете, я уцелел чудом.
— А ты никогда не устраивал шалостей? — спросил Октавий.
— Случалось, хотя и нечасто. Например, когда нам выдали ботинки, подбитые фетром, которые позволяют ходить совершенно бесшумно. Забавно было к кому-то подкрасться и рявкнуть, так что человек подскакивал от неожиданности.
— Должно быть, нынешняя уединенная жизнь угнетает тебя? — спрашивает Клавдий.
— Я представлял себе жизнь у Рваных Ушей как переходный этап между Домом и континентом, но просчитался. Отсюда никто не может или не хочет выбраться на большую землю. Надеюсь, вы станете исключением. Меня спасают книги. Читая изо дня в день, я расширяю границы своего мира. Некоторые из книг даже позволяют прожить чужую жизнь в другом веке. Как, например, вот эта.
Он берет в руки большой красный том с золотым обрезом, название которого я прочесть не могу.
— Возможно, когда-нибудь, — добавляет он, — у вас будет время подумать о чем-то еще, кроме выживания.
Последнее его замечание напоминает мне, что нужно поскорее встретиться с Каабном и обсудить с ним предстоящий матч по инчу. Ожидаю с его стороны недовольство или даже отказ. И пока друзья проверяют записанные мной комбинации, я прокручиваю в голове предстоящий разговор с Каабном.
Я передал просьбу об аудиенции Канабу, и трое из Первого Круга сами к нам пожаловали — понятное дело, чтобы не вызвать ничьих подозрений. Они сели к нам за стол и взглядом дали понять Грамотею, что он тут лишний.
— Ну как, удалось вам раскусить этот орешек? — с иронией спрашивает Каабн. — Нет, зато вы сделали еще одну глупость, которая подвергнет общину опасности. Или я не прав?
— Я все объясню, — говорю я без обиняков, — а вы уж сами решите. Вчера вечером я ждал, пока мои товарищи примут душ, и в темноте ко мне подошел какой-то парень. Это был солдат, из Дома. Он передал мне записку от Рема.
— И совершенно случайно, — обрывает меня один из Хамелеонов, — он обращается именно к тебе…
— Если ты не будешь перебивать, то я все объясню.
— Пусть он скажет, — говорит Каабн.
— В записке говорилось: Мето, перед уходом из Дома ты обещал сыграть со мной партию в инч. От Марка я узнал, что ты уже оправился от раны и можешь теперь сдержать свое слово. Несколько месяцев назад, когда он разобиделся на весь свет, я и вправду дал ему такое обещание, надеясь успеть провести игру. Но мы вскоре бежали из Дома, и вот теперь приходит солдат с поручением и хочет получить немедленный ответ. Я сказал, что мне ни к чему эти забавы. Он ответил, что от меня ждут иного решения, и стал мне угрожать. А еще добавил, что я могу назначить свои условия. Тогда я сказал: мое условие — освобождение Марка в случае нашей победы. «Ну а если проиграете?» — спросил он. Я не знал, что ему предложить, кроме себя. И сказал, что готов вернуться в Дом в случае нашего поражения. После этого он ушел. Вот и все. Разумеется, все обязательства касаются только меня. Здесь я ничто не значу, и вы мне часто об этом напоминаете. Если хотите, можно обо всем забыть, для вас это не будет иметь никаких последствий. Я даже сомневался, нужно ли сообщать вам об этой затее, родившейся в голове не совсем здорового мальчишки, хотя и крепкого физически. Но потом я решил, что вы должны сами рассудить, заинтересованы ли вы в таком предложении.
Они разом встали и вышли, не сказав ни слова. На лицах моих друзей промелькнула улыбка.
— В таком виде твоя история выглядит намного лучше, Мето, — тихонько посмеивается Октавий.
Грамотей собрался было снова войти в свою пещерку, но его грубо оттолкнул один из главарей: он вернулся и пригрозил нам:
— Эй вы! Официально запрещаю вам троим покидать пещеру, и Филины получат приказ уничтожить вас, если вы сунетесь наружу. Понятно?
Теперь мы можем только ждать, но что-либо предпринять мы не в силах. Как, например, нам узнать расписание движения судна, на котором мы могли бы выбраться с острова? Я не решаюсь обратиться к Финли, потому что боюсь поставить его в неловкое положение по отношению к его клану. Поверит ли он мне, если я скажу ему, что даже их вожак готов согласиться на наше отплытие с острова в обход их непреложного закона?
Неожиданно в нашу пещерку входит Страшняк, и мы очень рады его видеть. Он обнимает Грамотея и садится.
— Мето, мне гораздо лучше благодаря твоему снадобью. Кажется, я догадываюсь, где ты его раздобыл…
— От тебя ничего не скроешь, — улыбаюсь я, протягивая ему таблетки, — вот тебе остальное, только соблюдай дозировку.
— Ты очень рисковал ради меня. В благодарность я разузнал кое-что, полезное для вашего путешествия. Во-первых, расписание движения судна. Оно прибудет через три дня в 18 часов. Разгрузка длится около двух часов, потом еще час команда отдыхает и ужинает на берегу, а затем судно отчаливает. Возле судна всегда стоят двое вооруженных охранников, но внутри нет никого. Значит, нужно между 20 и 21 часами забраться на судно со стороны моря, бесшумно нейтрализовать охрану и отчалить в направлении запад-юго-запад. И верить в успех. Боюсь только, как бы Рваные Уши не испортили дела.
— Каабн пообещал мне, что будет смотреть сквозь пальцы на наш побег… при условии, что я смогу открыть серую папку. Но я еще не подобрал нужную комбинацию.
— Удивлен его великодушием. Наверное, он хочет во что бы то ни стало от вас избавиться. Все же не слишком доверяйте ему. Вы должны быть готовы к тому, что придется отстреливаться, если они вмешаются. Среди них может оказаться и Тит…
Канаб приносит нам ужин. Несколько минут пристально на нас смотрит. Интересно, похожи мы сейчас на заговорщиков?
Не знаю, может быть, из-за того, что мы сидим тут безвылазно и почти не двигаемся, мне никак не заснуть. Похоже, я был слишком самонадеян и рассчитывал на успех, который зависит лишь от счастливой случайности. Мало надежды, что Первый Круг согласится на проведение матча, а даже если и согласится, едва ли мы сможем его выиграть. Да и открыть серую папку вряд ли получится. Может, раньше мне просто везло с кодовыми замками? Осталось всего семьдесят два часа, чтобы найти заветный код. Да и что нам самим делать без сведений о наших семьях, когда мы окажемся на континенте?
Снова иду к Еве. Сегодня она нарочито сурова, как будто хочет оградить себя от тревог и решила, что ей ни к чему наши близкие отношения. Похоже, она сейчас думает: «Ну и зачем ты пришел? Разве я еще нужна тебе? Считаешь, можно вот так взять меня и бросить?»
— Добрый вечер, Ева.
— Ты пришел проститься со мной, да?
— Нет. Вовсе нет.
Хочу взять ее за руки, но она отстраняется. Тогда я решаюсь рассказать ей обо всех наших планах, не скрывая нависшей над нами опасности. Я говорю ей, что скоро выясню, находится ли на острове ее брат, и если да, то мы непременно его вызволим перед отплытием. Если его здесь не окажется, я буду искать его повсюду, пока не найду. Я шепчу ей на ухо, что она теперь тоже мой друг и что я не собираюсь оставлять ее в лапах дикарей и покидать остров без нее. Я обнимаю ее, но она не реагирует, будто не хочет цепляться за этот крохотный лоскуток надежды. Когда я ухожу, она молча смотрит мне вслед, будто мы и не были никогда связаны узами тайной дружбы.
Едва мы просыпаемся, Канаб ведет нас в пещеру Грамотея, где уже поджидают шестеро из Первого Круга.
— Прошедшей ночью мы совместно со Вторым Кругом решили согласиться на вашу абсурдную партию в инч с единственной целью: вернуть назад тело Куциана. Пусть они выдадут нам его перед матчем в качестве жеста доброй воли. Мы не хотим, чтобы его возвращение зависело от вашей победы, в которую мы не верим. В свою команду ты имеешь право пригласить только тех, кто не принадлежит ни к одному клану. Таким образом, Тит участвовать не сможет. На этих условиях организуй и улаживай все сам, но докладывай нам о ходе дела.
— Тогда нам потребуется разрешение принять душ сегодня вечером, чтобы встретиться с тем солдатом, — говорит Клавдий.
— Разумеется. Кстати, напоминаю, что если вам удастся открыть папку, то заглядывать в нее строго запрещается. Вы должны немедленно сообщить об этом нам.
— Я так и понял, — говорю я.
Едва они выходят, я заканчиваю фразу:
— …что придется солгать вам еще раз.
Мои друзья смеются. Но Октавий тотчас напоминает о сложности нашего положения.
— Прежде всего, надо найти трех парней, готовых ради нас пойти на риск. Но я не знаю, где их взять. И хорошо бы придумать нестандартный дебют для матча.
— Вот и займитесь этим. А я повожусь с папкой.
Возвращается Грамотей. Он хлопает меня по плечу в знак приветствия и молча садится за чтение.
Я снова беру тетрадь и выстраиваю комбинации из трех цифр, 7, 3 и 0, меняя их количества, например, по четыре цифры 7 и 3 и две цифры 0.
3773037730
7730330377
077…
И что дальше? Все это можно продолжать до бесконечности. Я отшвыриваю тетрадь, она летит через стол и падает к ногам Грамотея. Не отрывая глаз от книги, он наклоняется и шарит возле ног, затем молча протягивает мне тетрадь. Я машинально кладу ее перед собой. Мне нужно успокоиться и думать только о моей цели. Закрываю глаза. Ева, Марк, Клавдий и Октавий, дорогие мне люди, мечтают узнать, что внутри этой папки: из нее мы можем узнать, откуда мы родом и кто наши родители… Я повторяю это снова, чтобы заставить себя думать. Надо бороться до конца, не падать духом. Снова смотрю в тетрадь, перевернутую вверх ногами после того, как Грамотей мне ее отдал. И, глядя на одну из строк: 5705705705, неожиданно для себя читаю: SOLSOLSOLS. Перевернутые цифры я могу читать как латинские буквы! А вдруг это и есть ключ к разгадке? Какое-то слово, может быть, имя, составленное из цифр? Тогда понятно, почему такие странные очертания у этих цифр!
Я хватаю папку, выставляю десять цифр в порядке возрастания и переворачиваю ее: 3 становится похожей на Е, 7 на L, 4 может сойти за h, а 5 близка к S. Цифры 0, 8 и 1 дают соответственно буквы О, В и I. Сейчас попробую составить слово или цепочку слов, состоящие из десяти букв, но с использованием только букв В, Е, I, h, L, О, S. Придумываю самые разные слова из этих букв…: SOLEIL [2]— солнце, BOIS — лес, BELLE — прекрасная… или SOIS BELLE — будь прекрасной. Цепочки букв короткие, не набирается десяти. BOSSE OBEIS — шишка, подчиняйся… Десять, да, но полная чепуха. И какое отношение все это имеет к Дому? Думай, голова, думай!
Так, спокойно. Юпитер непременно должен был ввести цепочку слов, которая имеет для него важное значение. Наверняка что-то связанное с островом. Стоп, а как называется этот остров? В дневнике Евы были названия островов… Силоэ, Эсби, Гелиос… Они все составлены из нужных букв: SILOE, ESBEE, HELIOS! Гелиос, этот остров называется Гелиос, так и было записано в ее дневнике: HELIOS. Хорошо, но чем дополнить до десяти? А если взять остров, само слово «остров», ILE? Получится ILE HELIOS, уже девять букв. Значит, цепочка цифр получится такая: 501734371.
Я делаю глубокий вдох. Кажется, я на верном пути, но букв только девять. Мне нужно немного передохнуть. Закрываю тетрадь и вижу, что друзья мои веселятся. Я увлекся разгадкой и не заметил, что они дурачатся и ржут как ненормальные.