— Ты что шпионишь, — прошептал голос.
— Пустите, — прохрипел Вася, задыхаясь, — я не шпион.
Человек разжал руку и, в темноте нагнувшись над Васей, стал пристально его разглядывать.
Между тем остальные люди, приехавшие в лодке, тоже очутились на набережной и окружили Васю. Один из них чиркнул спичку и тотчас же потушил ее.
— Чепуха, — сказал он, — ты всегда, первым делом за горло. Перепугал мальчишку, видишь он еле на ногах стоит. Ишь, струсил.
— Это от голода, — сказал Вася, — я вовсе не струсил.
— Вот оно что, — протянул человек, зажигавший спичку, — ну, нам кормить тебя нечем, походного ресторана при нас нет.
Отойдя в сторону, люди стали о чем-то шептаться друг с другом.
Васе донеслось слово «табак» и «к завтрашней ночи пять ящиков».
Затем они все пошли по набережной, удаляясь от города. Один из них вдруг отстал и окликнул Васю.
— Эй, парень!
Вася подошел к нему. При свете взошедшей луны, Вася мог рассмотреть, этого человека. Это был малый лет семнадцати, с лихо заломленной на затылок измятой шляпой, в старой морской тужурке и в непомерно больших и тяжелых башмаках.
— Ты, правда, не ел ничего?
Вася рассказал ему всю свою историю. Парень, повидимому, очень заинтересовался.
— Ну, и дурак же ты, — сказал он, — за каким-то греком пошел, у нас тут жулик на жулике! Как еще жив-то остался!
— А за что же им меня убивать?
— А почем знать, — со смехом произнес тот, — может быть твоя кожа на барабаны годится. Ну вот что, пойдем, я тебя накормлю. Мы, ребята хорошие — только болтовни лишней не любим. Коли будешь болтать так смотри, у меня для тебя гостинец припасен.
И в лучах луны перед Васей сверкнуло лезвие большого ножа.
— Понимаешь? — выразительно спросил он.
Они пошли вслед за остальными.
— Тебя как зовут-то? — спросил парень.
— Василием.
— А меня зовут Феникс. Одесские фараоны меня хорошо знают.
— А что такое фараоны? — спросил Вася.
Тот в ответ насмешливо свистнул.
— Есть такие дураки со светлыми пуговицами, да только им Феникса не видать, как своей поясницы.
В эту минуту Васе показалось, что между двумя амбарами блеснули при луне две светлых точки, словно очки, и какая-то тень утонула во мраке, но он не обратил на это внимания и пошел вслед за Фениксом.
Через десять минут Вася сидел в грязной каморке и с наслаждением уписывал холодное мясо и скумбрию, которую Феникс изжарил на каком-то необыкновенно вонючем масле.
— Сегодня рано отделались, — говорил Феникс, — а вчера до трех часов ночи валандались. Англичане эти — сущие дьяволы, глазищи у них, словно телескопы, ни одной лодки не пропустят! Ну, да мы их с носом оставляем.
— А что у вас за работа, — спросил Вася, принимаясь за пятую скумбрию.
— Мы — контрабандисты, — отвечал Феникс, закуривая папироску, — слыхал про таких? Табак возим! Турецким табаком занимаемся. Да опасно стало работать, прежде бывало поделишься с надсмотрщиком и баста, а эти англичане с собой сигар понавезли и ничем их не убедишь. Ну, ложись спать, парень, ты носом клюешь.
Он швырнул в угол сенник и какой-то мешок вроде подушки.
— Вот этим накроешься, — добавил он и подал Васе пахнущее морем брезентовое пальто.
Сам Феникс растянулся на лавке и моментально захрапел. Вася, поев, почувствовал ужасную усталость и немедленно улегся.
Перед ним, как в кинематографе, промелькнул Иван Григорьевич, шагающий по номеру гостинницы, уходящий пароход, маленький грек, мрачный грабитель и ярко освещенный гастрономический магазин. Внезапно все подернулось туманом и он крепко заснул.
* * *
Было около часа ночи. Жизнь в Одессе замерла, согласно приказу, еще два часа тому назад. В полицейском участке в дежурной комнате мрачно дремал дежурный полицейский офицер, а за перегородкой храпело несколько городовых.
За этот вечер не произошло ничего особенного; арестовали одного спекулянта, привели пьяного, призывавшего к свержению английских властей.
Вдруг в дежурную комнату вошел небольшого роста штатский человек в гороховом пальто и в котелке, который, казалось, был слишком велик для его головы. Войдя, он протер платком круглые очки с дымчатыми стеклами и тронул за плечо офицера. Тот очнулся от дремоты, потянулся и с некоторым неудовольствием сказал:
— В чем дело?
— Хе, — произнес вошедший, — вы уж так сразу хотите знать в чем дело? А может быть ни в чем.
— Ну, так на кой же чорт вы меня разбудили, Мазуркевич!
— Не беспокойтесь, — сказал Мазуркевич, улыбнувшись, — дело есть и даже очень важное. Тс... какое дело! — он цокнул языком.
— Вы знаете, что назначено две тысячи наградных тому, кто сумеет захватить шайку контрабандистов-табачников. Знаете, которые с турками спелись?
— Ну, и что же, — лениво и равнодушно спросил офицер.
— А то, что мы с вами сегодня поделим эти денежки.
— Врете, Мазуркевич!
— Вру, так ну вас к дьяволу! Пойду к англичанам.
— Да вы скажите толком, вы на след что ли напали?
— Одним словом, давайте мне сейчас десяток людей, только чтоб были люди живые, а не мертвые куклы и, конечно, с револьверами, а не с хлопушками! Вот тогда будете видеть. Но все это надо делать живо. Спать теперь нельзя!
* * *
Васе снилось будто он гуляет по громадным комнатам московского дома и будто в какую комнату он ни войдет, всюду пусто, никого нет. Вася хочет выйти на улицу, но никак не может найти выхода. Вдруг снаружи раздаются выстрелы. «Ага», — думает Вася, — «началась революция».
Вася сразу проснулся и очутился в каморке Феникса. Еще не совсем опомнившись от сна, он увидел только как Феникс одним ударом вышиб окно и выпрыгнул в темноту ночи. Какой-то человек, перегнувшись через подоконник, пальнул из револьвера. Вася вскочил на ноги, но мгновенно был схвачен сзади чьими-то руками и хриплый от волнения голос пробормотал.
— Попался голубчик!
Человек, стрелявший через окно, подошел к нему и приставил револьвер к груди.
— Отдавай оружие, — гаркнул он.
— У меня нет никакого оружия.
Быстрые руки обшарили Васю.
— Связать мальчишку по рукам и по ногам, а я посмотрю, как там наши работают.
И человек с револьвером в руках выбежал из комнаты.
VII. ОДЕССКИЕ ШЕРЛОКИ ХОЛМСЫ
Арест банды контрабандистов был настолько важен, что о нем сочли нужным дать знать английским властям.
Правда, Мазуркевич и его отряд еще не возвратились, однако в поимке контрабандистов не могло быть никаких сомнений.
Английский лейтенант явился в участок и, сев в подобострастно подвинутое ему кресло, молча закурил сигару. Явился и пристав, вызванный по телефону. Весь этот шум поднял дежурный офицер, который очень боялся упустить обещанную награду и потому спешил заручиться свидетелями.
Около трех часов ночи на лестнице послышался шум, и появился Мазуркевич. Вид он имел несколько смущенный.
— Привели? — воскликнул дежурный, еле переведя дух от волнения.
Мазуркевич пожал плечами.
— Я умею ловить людей, а не чертей, а это, уверяю вас, настоящие какие-то черти. Впрочем одного удалось захватить и он, конечно, наведет нас на след.
В комнату ввели связанного по рукам Васю.
Дежурный офицер заскрежетал зубами.
— И это все?
— Ну, что же вы хотите, я же вам сказал, что я не могу ловить чертей.
— А вот мы сейчас допросим мальчишку.
Васю подвели к столу.
— Вот что, малый, сказал ему пристав, — если ты скажешь нам всю правду, мы тебя отпустим на все четыре стороны, да еще дадим тебе два-три целковых на разживу, а если соврешь, посадим тебя в чулан, где тебе, во-первых, крысы нос отгрызут, а во-вторых, пить тебе не будем давать, а кормить будем одной селедкой. Понял? Ну вот теперь отвечай!
Прерывающимся от волнения и страха голосом Вася рассказал всю свою историю.
Выслушав ее, пристав громко расхохотался.
— Ишь ведь, еще молоко на губах не обсохло, а как врет-то здорово.
Дежурный тоже ухмыльнулся, но не очень радостно, ибо мысль о потерянной премии не давала ему покоя. Английский офицер недовольно пыхтел сигарой.
— И больше ты нам ничего не расскажешь? — спросил пристав.
— Я вам рассказал истинную правду, — со слезами на глазах сказал Вася.
— Ну, через три дня мы еще с тобой поговорим.
И он крикнул полицейскому:
— В десятый номер.
Васю повели и заперли в темный чулан. Он нащупал место вроде скамейки и сел. Положение было довольно скверное.
Какую же еще правду мог он сказать этим людям?
В углу зашуршало что-то. Вася не боялся ни мышей, ни крыс, но мысль, что их могло быть здесь очень много, и что они могли напасть на него, привела его в ужас. Он подобрал ноги и сидел так в темноте, вспоминая уютную комнатку Сачкова.
«И зачем я уехал из Москвы», — подумал он снова и чуть не расплакался от досады.
* * *
На несчастного Мазуркевича между тем со всех сторон посыпались насмешки.
— Да, Мазуркевич, — говорил пристав, собираясь домой и подпоясываясь шашкой, — Шерлок Холмс вам и в подметки не годится, о вашем геройстве надо в газетах написать. Вдесятером одного мальчишку поймали!
Английский офицер встал и сердито сказал:
— Не понимаю, зачем меня беспокоил.
Они оба ушли, и тогда дежурный офицер, подойдя к Мазуркевичу, сказал ему тихо и вразумительно:
— Вы, Мазуркевич, не сыщик, а хвост собачий.
И Мазуркевич ушел, пожав плечами.
* * *
Утром, когда в участке начались занятия, туда вбежал взволнованный человек с усами и с бородой, одетый довольно хорошо и закричал:
— Здесь у вас содержится в заключении мой племянник? Где пристав, я требую пристава.
Его провели в кабинет пристава. Там он, упав в кресло, рассказал ту же историю, которую накануне рассказывал Вася и потребовал его немедленного освобождения.
— Только, ради бога, скорей, — кричал он, — я вернулся в Одессу со встречным пароходом, а в двенадцать часов отходит в Константинополь почтовый пароход.
— Вы можете описать приметы мальчика?
— Конечно, могу.
И он довольно точно описал Васины приметы.
— А как вы узнали, что он тут находится?
— Совершенно случайно на улице разговорился с неким... позвольте, я забыл фамилию... Я обратился наугад и прямо попал в точку, да, вспомнил, — Мазуркевич. Но только поскорее. Если не будет задержки, я охотно напишу чек на тысячу рублей на Одесский торговый банк.
Это очень понравилось приставу.
— Привести мальчугана из десятого номера, — крикнул он, приотворив дверь.
— Такой ужасный случай, — продолжал говорить господин, сидя в кресле, — оттеснили его и вот пропал, хорошо еще, что так удачно кончилось.
В это время Васю ввели в кабинет и господин бросился его обнимать и целовать.
Вася был ошеломлен, прямо из двери попав в объятия. Но уже в следующую секунду он тоже радостно отвечал на его объятия.
— Ну, сейчас идем, — крикнул господин, и быстро сунул в руку пристава какую-то бумажку, которую тот спрятал с ловкостью фокусника.
— Еще надо костюм купить по дороге.
И оба быстро вышли из участка.
* * *
Через десять минут после их ухода приставу подали копию телеграммы, посланной из Константинополя на имя Одесского полицеймейстера и разосланную в копиях по участкам.
«Потерян в Одессе мальчик, четырнадцати лет, блондин, одет в серое пальто, серый велосипедный картуз. Зовут Василий Стахеев. Нашедшему вознаграждение тысяча рублей.
Константинополь. Европейская гостинница. Иван Стахеев».
— Что за чорт? — сказал пристав, подавая телеграмму дежурному.
Тот тоже прочел и тоже сказал: «что за чорт!»
— На всякий случай распорядитесь догнать эту парочку. Я ни чорта не понимаю.
Когда околодочный вышел, пристав быстро достал из кармана чек и развернул его. Это была просто записка и вдобавок очень простого содержания. На ней написано было только:
VIII. СОБЫТИЯ РАЗВЕРТЫВАЮТСЯ
Вася и Феникс быстро вышли на Екатерининскую набережную, где Феникс с самым независимым видом нанял лодку для катанья.
— Грести буду сам, — сказал он матросу.
Они вдвоем выехали в открытое море. Был чудесный весенний день. Море синело, отливая бирюзой и изумрудами, а Одесса так и сияла, вся залитая солнцем.
— Великая вещь — море, — говорил Феникс, когда они отъехали уже довольно далеко. Он отклеил усы и бороду и сунул их себе в карман.
— Ну, теперь только не дать бы нам маху, — продолжал он, — они нашу компанию накрыли, да никого не поймали, стало быть теперь будут искать повсюду. А ловко я тебя из этой дыры выручил. Я знаю, что значит попасться к ним в лапы.
Он все греб и греб вдоль берега, держась верстах в двух от него.
Скоро кончились одесские дома и начались низкие рыбацкие постройки. Феникс перестал грести и сказал Васе:
— Придется нам поваландаться по морю до вечера. Хлеб у меня есть с собой, вот с водой будет скверно.
— А лодочник нас не выдаст? — спросил Вася.
— Мы с ним приятели, — отвечал тот.
Так до вечера качались они на синих волнах, то работая веслами, то предоставляя лодку течению.
Когда стемнело, Феникс причалил к берегу в том месте, где уже кончался рыбачий поселок и стояли только одинокие хижины.
Они выпрыгнули на песок, втащили за собой лодку, чтобы ее не унесло в море и направились к одной хижине.
На легкий стук в окно им отворила дверь маленькая седенькая старушка и впустила их в дом. В углу сидел старик и чинил большую рыболовную сеть.
«Точно в сказке о золотой рыбке», — подумал Вася. Феникс зашел за перегородку и выйдя из-за нее, уже имел вид заправского рыбака.
— Ну-с, — сказал он, — дайте нам поесть и попить.
Старуха поставила на стол миску с горячей ухой и жареную скумбрию.
* * *
Ночь была темная, облачная. Феникс и Вася сидели на завалинке, прислушиваясь к шуму моря.
— Куда же мне теперь тебя девать? — рассуждал Феникс. — С одной стороны, тебе здесь оставаться не безопасно, с другой стороны, может быть, родные искать тебя примутся.
— А нельзя ли как-нибудь в Москву пробраться? — нерешительно спросил Вася.
— В Москву? Да ведь там большевики, ты же от них удирал, чудак!
— Это не я удирал, а мои родные.
— Какие же у тебя там друзья?
— Большевики, — отвечал Вася.
Феникс с любопытством посмотрел на него.
— До Москвы-то уж больно далеко, — сказал он, — лучше иди к нам в контрабандисты, мы теперь в Херсон перекочуем, а большевики твои, может быть, и сами до нас доберутся.
— А разве хорошо быть контрабандистом ? — спросил Вася, — в Москве я хотел учиться, быть монтером, вообще работать.
Феникс свистнул и засмеялся.
— Работать! А мы разве не работаем? Ты еще, видно, жизни не видел, а вот ты послушай, что я тебе расскажу, и тогда скажи, что хорошо, что плохо.
И он начал рассказывать:
— Отец мой был не миллионщик какой-нибудь, а простой шахтер, работал он в Донецком бассейне на шахтах купца Коврова. Купец, братец мой, шутить не любил и зря ни одной копейки не платил. Так что шоколада я не кушал, а жевал себе черный хлеб. Было у меня еще два брата и две сестры, и помню я, как мать моя, знай, все кричала на нас, а то случалось и била ни за что ни про что, просто так от бедности. Уж очень много было ей с нами возни, не давали мы ей покоя ни днем, ни ночью. Помню, как раз стали говорить рабочие, что у бадьи, на которой спускались они в шахту, цепи заржавели и пообтерлись и, того гляди, лопнут. Только купец Ковров, осмотрев цепи, решил, что рабочие так себе зря болтают, и заявил, что цепи еще долго выдержат.