1
Колхозный шофер Иван Васильевич Шафранов открыл крышку капота и склонился над мотором. Семиклассник Митя, неотрывно следил за быстрыми, и умелыми движениями его рук.
— А вот эта часть карбюратором называется, — Митя указал пальцем на небольшой прибор, привинченный сбоку к корпусу мотора. — Сюда по трубке из отстойника горючее поступает, здесь внутри поплавковая камера есть и жиклеры. В них бензин распыляется и потом через клапаны втягивается в цилиндры. Туда от свечей вот по этим проводкам искра подается, горючее воспламеняется и…
— Стой, стой, стой! — Иван Васильевич удивленно поднял широкие с мучнистой проседью брови. — Ты где же это, малец, нашу шоферскую премудрость узнал?
Митя смутился и застенчиво опустил глаза.
— У нас в школе, — ответил он, размазывая пальцем босой ноги жирную каплю автола. — Зимой у старшеклассников автомобильный кружок был организован. Меня не взяли: годами не вышел. Да я все равно ходил. А у нас старый газик есть. Разбитый весь, без колес. «Драндулетом» мы его зовем… Рулим, сигналим, сцепление выжимаем, скорости… В общем, будто ездим… Только на одном месте…
— Понятно. А на исправной машине за рулем сидеть не приходилось?
— Мне? — искренне удивился Митя. — Старшие ребята — и то…
— Так-так, а хочется, небось?
— Еще бы! — Митя вздохнул.
Иван Васильевич достал из кармана старенький расшитый кисет, оторвал от сложенной в гармошку газеты дольку, насыпал в нее ядреного самосаду и, не торопясь, стал свертывать самокрутку.
— Да-а-а, — задумчиво протянул он, делая аппетитную затяжку, — оно, конечно, прокатиться за рулем — соблазн великий. Только тут, брат ты мой, дело серьезное. Это тебе не футбол гонять или, скажем, консервную банку пинать. Там и то сноровка нужна. А здесь — машина. Ее надо водить с уважением.
— Слыхал я это.
Мальчик опять вздохнул и любовно погладил крыло автомобиля.
— Эх, в школу бы нам такую! Председатель обещал после уборочной… Да жди когда…
— Председатель, говоришь, обещал? — оживился Иван Васильевич. — Ну, раз обещал — дело верное. Значит, правление решило. Оно у нас слов на ветер не кидает. А сейчас… — Старый шофер бросил недокуренную цигарку и затоптал ее ногой. — Ступай возьми в кузове ведро, принеси воды. Зальем в радиатор — поедем на птицеферму. По дороге дам немного порулить.
Митя метнулся к кузову, выхватил оттуда резиновое ведерко и со всех ног бросился к колодцу.
Иван Васильевич проводил его добрым взглядом, сдержанно улыбнулся…
Вот уже который день крутится возле колхозного гаража этот парнишка. Каждое утро, как начались летние каникулы, он приходит сюда, будто на работу, и с восторженной завистью смотрит на выстроившиеся под навесом грузовики. Иногда он подходит ближе, пробует с шоферами заговорить, но люди в спешке не обращают на него внимания. Разве кто ругнет: чего, мол, болтаешься под ногами.
Митя, обиженный, выходит за ворота гаража, и, опустив голову, плетется домой.
Но утром, едва взойдет солнце, он снова появляется в гараже.
— Эй, малец! Иди-ка, подержи вот этот болт, чтобы он не крутился, пока я заверну гайку.
Митя сначала не поверил, что это его зовут. Оглянулся — «мальцов» рядом не было, а дядя Ваня звал, маня пальцем.
И вдруг — «дам порулить». Нет, не зря он бегал и гараж каждое утро!
Когда, наконец, Митя взялся за рулевое колесо, руки чуть тряслись, с напряжением сжимая баранку. Босая ступня тихонько давила на кнопку акселератора. Сжатые губы слегка кривились в затаенной улыбке, а тонкие брови, уже выгоревшие на солнце, сдвинулись к переносице, точно срослись в одну прямую линию.
Машина, неровно урча мотором, медленно катилась по дороге, оставляя позади седовато-темное облачко пыли да чуть извилистый след.
2
С тех пор, как Митя первый раз сел за руль автомобиля, прошло больше двух месяцев. В гараже его считали своим человеком и называли «внештатным помшофера». Лето пролетело, как один день. Митя едва успевал срывать листки календаря. Наступило первое сентября. Пришлось баранку автомобиля сменить на руль велосипеда. В Митиной деревне была только начальная школа, и ему, ученику седьмого класса, приходилось ездить в соседнее село.
Но и теперь мальчик не расставался со своей трехтонкой. Приезжал из школы, обедал, справлял домашние дела, готовил уроки — и в дорогу. Подкараулив свой грузовик, он по-хозяйски взбирался на сидение и первым делом рассказывал дяде Ване все школьные новости. Внимательно слушал его старый шофер, а у самого… Что было у него на душе?..
…Война. Хмурый, ощетинившийся Ленинград. Блокада. Одна связь с Большой землей — ледовая Ладога. Он, Иван Шафранов, шофер Балтийского завода, откомандирован в воинскую часть для подвозки продуктов осажденному городу. Трудное было время. Холод, метель, вьюга… А за спиной, в кузове, хлеб, много хлеба… Ешь! Но… Голодный Ленинград… Люди… Они борются, изможденные, но не покоренные. И среди них она, его Катюша, с сыном Витькой. Как-то они? Забросить бы домой хоть кусок хлеба. А когда?
Потом фронт, госпиталь, снова фронт, опять госпиталь…
Затем Берлин. Ликует народ. Песни, пляс. Веселится со всеми вместе и он, старшина Иван Шафранов. Победа! Мир! Но в душе тяжелая незаживающая рана. Нет у него больше ни сына, ни жены: погибли в блокированном Ленинграде.
И вот он едет на восток, в глубь России, подальше от родного Ленинграда. Новые места, новые люди скорее заживят рану.
Тихо в вагоне в полуночный час. Только храп и сонное посапывание разместившихся в купе людей нарушают эту тишину. Да где-то внизу под полом говорливые колеса ведут свой нескончаемый разговор, затихающий лишь на остановках. Уже третьи сутки пассажирский поезд отсчитывает километры. Третьи сутки лежит на верхней полке Иван Васильевич и думает, думает. Куда едет? Не все ли равно, где жить и работать? Вот хотя бы на этом уральском полустанке. Разве здесь не найдётся шоферу дел? Довольно лежать на полке, посасывать горькие папиросы да наводить тоску на других!
Опустился на пол, скатал спрессовавшуюся за трое суток шинель, закинул за плечо вещмешок и, кивнув на прощание соседям, вышел.
…Пролетели годы. Первым шофером в колхозе стал он. Почитаемый человек. Но одинокой и скучной кажется жизнь, когда после работы приходит в свою неуютную комнатушку.
И вот сейчас, слушая Митины рассказы о его школьных делах, Иван Васильевич вспоминает, как когда-то, очень давно, его сын Витька, устроившись поудобней в кабине автомобиля, вот так же болтал о всяких пустяках, которые, по-видимому, казались ему очень важными. А он, Иван Васильевич, большой, взрослый человек, сидел и поддакивал:
— Да, да. Конечно.
Иван Васильевич не спеша закурил папиросу, задумчиво посмотрел на Митю, который вел машину, и незаметно для себя стал насвистывать какую-то песню.
3
…Однажды над крышкой радиатора Митя увидел небольшой красный флажок.
— Это вы, дядя Ваня, для красоты? — спросил он наивно, будто и в самом деле не понимал, что к чему.
— Для красоты? — серьезно переспросил дядя Ваня. — Нет, Митя. За хорошую работу нам с тобой дали. Плохо будем работать — отберут.
— Как это так — отберут?
— Очень просто: «Снимите, скажут, Иван Васильевич, вымпел со своей машины, не достойны вы с Митькой». Так что, брат, разворачиваться покруче надо, чтобы флажок не уронить.
— Не беспокойтесь, не уроним, — возразил Митя.
— Ишь ты-ы-ы! Бывает, и медведь летает, когда его с горы столкнут. Сломается машина, встанем — и прощай флажок. Да мало ли…
— Ничего не сломается.
— Ладно, коль так. Прибавь-ка газу да позорче гляди на дорогу: здесь скоро выбоины начнутся…
…Только поздно вечером Митя возвращался домой. Мама не сердилась: знала, где он пропадает, даже радовалась этой дружбе. Все мужское слово. Будто отца заменяет, умершего лет пять назад.
Митя наскоро ужинал, мыл ноги, ложился спать. И почти всегда снилась ему дорога, уходящая в даль, зеленый грузовик и маленький флажок над радиатором. Флажок весело трепетал на ветру и манил, звал вперед, как огненная птичка, которую он, Митя, сидя за рулем, будто бы догоняет и никак не может догнать.
4
Как-то раз Иван Васильевич возвращался с элеватора. Машина гудела ровно, вбирая под себя километры гладко укатанного пути. По-осеннему золотистое солнце указывало полдень. Иван Васильевич про себя считал: «Так. Сделано четыре рейса. Засветло успею еще пять. Ну, а десятый придется кончать при луне. Еще недельки три — и делу конец: на полях одна стерня останется. Только бы погодка не подкачала!»
Машина стала взбираться на подъем. Иван Васильевич переключил скорость, мотор взвыл, и грузовик с силой рванулся вперед. За пригорком спуск, а там — проехать березовую рощицу, обогнуть деревню, проскочить мосток через речушку — и на току.
Вдруг чуткое ухо шофера сквозь вой двигателя уловило едва доносившееся из-под полика машины металлическое побалтывание. Иван Васильевич вывел грузовик на вершину пригорка, остановился и вылез из кабины.
«Ну, так и есть: гайки у глушителя ослабли. Сейчас мы их подтянем».
Заглушив мотор, поднял сидение, достал гаечные ключи и, опустившись на колени, влез под машину. Лежа на боку, он опробовал гайки и стал их закручивать, но они вращались вместе с болтами. Пришлось повернуться на спину и, придерживая болт одним ключом, поворачивать гайку другим. Вот готова одна, вторая… Иван Васильевич потянулся руками к третьей, и тут вдруг ему на секунду почудилось, будто земля и он вместе с ней движутся. Еще не понимая, что случилось, он кинул взгляд на колеса. Они катились. Машина медленно шла под уклон.
«Неужто тормоза отказали?»
Иван Васильевич рванулся из-под машины, высвободил голову, туловище, попробовал встать на четвереньки, чтобы отползти, но сдвоенное заднее колесо грузно накатилось ему на ноги. Иван Васильевич вскрикнул, лоб мгновенно покрыла мелкая испарина. В глазах потемнело…
Когда пришел в себя, первое, что увидел, был грузовик. Он стоял, уткнувшись передними колесами в неровную стенку кювета, почти поперек дороги.
Иван Васильевич, приподнявшись на локте, ощупал ноги. На правой, ниже колена, был перелом. В левой, хотя и чувствовалась боль, повреждений не было. Просто ее сильно сдавило колесом.
«Так. Все. Отработались! Э-э-эх, растяпа! — ругал он себя, сам не зная за что. — Ну, отчего же так долго никто не едет?»
Шофер полез в карман за кисетом и вспомнил, что оставил его в машине. Попытался привстать на одной ноге, но резкая боль опрокинула его на землю. Не оставалось ничего другого, как лежать и ждать, когда с элеватора будут возвращаться товарищи.
Вскоре на шоссе показалась небольшая точка. Она приближалась. Вот уже видна согнутая фигура велосипедиста, уже различимы развевающиеся на ветру концы пионерского галстука. Да ведь это Митя!..
5
Сразу же после уроков, не задерживаясь в школе, Митя вскочил на велосипед и помчался домой. Сегодня необычный день: дядя Ваня вместо семи рейсов, положенных по норме, решил дать десять. Митя спешил добраться до дому, приготовить уроки и хотя бы один-два рейса проделать вместе с дядей Ваней. Поэтому жал на педали изо всех сил. Ветер свистел в ушах, играл фалдами куртки, концами галстука, с легким похлапыванием откидывал их назад. Уже остался позади горелый березовый колок, промелькнуло в стороне высохшее болото, шоссе с обоих сторон обступил сосновый лес, начался подъем. И вдруг он увидел — на дороге лежит человек. Поехал быстрее. За бугром показалась кабина и борт грузовика, стоявшего поперек дороги.
«Несчастье!» — мелькнула мысль. Колеса велосипеда закрутились еще быстрей. Пот неровными ручейками катился по лицу и мелкими капельками покрывал нос. Митя различил знакомый флажок над радиатором и номер машины 32-12. Ноги ослабли. Мальчик спрыгнул с велосипеда, толкнул его в кювет и побежал.
— Дядя Ваня, что с вами?
— Да вот, колесом малость ногу… Перелом…
— Ну как же это?
— Как? Говорил, тебе: бывает, и медведь летает, когда его с горы столкнут. А эту дуру, — он зло взглянул на машину, — похоже, черти толкнули. Да, в общем, что говорить? Отработались…
Но Митя уже не слушал. Он подошел к машине, включил зажигание, вывел трехтонку на дорогу, помог Ивану Васильевичу взобраться на сидение, втащил в кузов велосипед, развернулся, и машина запылила в село, к колхозному медпункту.
6
Часа через два машина остановилась возле правления колхоза. Митя вынул ключ от зажигания, захлопнул дверцу кабины и шагнул на крыльцо.
В правлении, кроме его одноклассницы Гали Муренковой, никого не было. Девочка сидела за председательским столом и учила уроки.
— Ты что, Мурочка, одна тут?
— Нет, вдвоем: вот телефон еще.
— А председатель не знаешь, где?
— Ты бы не пришел — и о тебе бы не знала.
— Да ну тебя. Я серьезно. Дяде Ване колесом ногу отдавило.
— Что-о-о? Как это?
— А так: отдавило и все. Бывает, и медведь летает, когда его с горы столкнут.
— Ой-ой-ой! А не врешь?
— Была нужда. Видишь — один… — и Митины глаза затуманились непрошеными слезами. Губы чуть скривились и начали подергиваться. С трудом сдерживая себя, чтобы не заплакать, он отвернулся к окну.
— Прости, Митя, — тихо упавшим голосом проговорила девочка. — Я думала… Петр Игнатьевич на ток недавно уехал, а меня просили подежурить. Гони сейчас в бригаду — застанешь…
Весть, привезенная Митей, не на шутку расстроила председателя колхоза.
— Вот несчастье, а! И как он это? — сокрушался Петр Игнатьевич. — Говоришь, в больницу его отвез? — обратился он к Мите.
— Ага.
— И сильно ногу повредило?
— Перелом…
Председатель морщил лоб, хмурил брови, раздумывал.
— Вот что, — произнес он наконец. — Отведи машину в гараж. А я, как управлюсь, съезжу в больницу.
— Дядя Петя, — Митя несмело переступил с ноги на ногу. — Дядя Петя, а можно мне остаться? Пока…
— Что остаться? Где? — председатель быстро глянул на подростка.
— Да на машине-то, — немного осмелев, ответил Митя. — Вместо дяди Вани, пока он выздоровеет…
— Что-о-о? — Петр Игнатьевич строго сдвинул брови, задумался. — Подожди, подожди, а ведь это, пожалуй, мысль! Машину ты водишь хорошо — сам видел. Хотя нет. Нельзя. Школа у тебя сейчас, мать заупрямится, да и автоинспекция без прав ездить не разрешит. Мал ты еще. Сколько тебе лет?
— Пятнадцать скоро. Школу потом догоню — ребята помогут. Мама ничего не скажет, если вы попросите. А инспекторов… Вот уже три месяца с дядей Ваней езжу, ни одного не видел.
— Это как придется. На грех и вилы стреляют. А мысль заманчивая. Хм… Пятнадцать, говоришь?
— Пятнадцать. Жалко: машина будет без дела стоять. А время-то вон какое! Каждый человек на счету…
— Да-а-а. Время горячее. Вообще с виду-то ты парнишка рослый… Крепкий так из себя. А что если…
Петр Игнатьевич не договорил. Он весело хлопнул Митю ладонью по плечу и указал глазами на машину.
— Заводи! Поедем в инспекцию.
7
На следующее утро, едва солнце выкинуло в туманное небо первые лучи, машина 32-12, груженная зерном, тяжело катилась по знакомой дороге. За рулем сидел Митя. Место рядом с ним пустовало, и оттого кабина казалась слишком большой, неуютной. Не слышалось посвистывания дяди Вани, не вился дымок от его цигарки. И только маленький флажок на крышке радиатора, впереди ветрового стекла, напоминал о нем.