Казалось бы, какое это имеет отношение к Украине? Прямое! У Герцля с Хехлером тут нашлись многочисленные последователи, пожелавшие материализовать их видение. Владимир Жаботинский — организатор еврейского легиона на службе Великобритании во время Первой мировой войны и по совместительству большой почитагель Тараса Шевченко — родился в Одессе, а первый премьер-министр Израиля Голда Мейер в Киеве.
Призрак сионизма недаром возник в Европе в том же XIX столетии, что и коммунизм с анархизмом. Появление этих идеологических мутаций свидетельствовало о глубоком кризисе традиционного европейского общества. Век прогресса проявил первые признаки приближения конца. Запахло жареным — кострами нового Средневековья. Людей в Европе стало слишком много, а земли для них слишком мало. Все почувствовали тесноту. Как физическую. Так и духовную. Каждый начал искать свою землю обетованную.
Причина кризиса крылась все в том же прогрессе. С 1800 по 1913 год население Европы почти утроилось, достигнув 458 миллионов человек. Этот скачок произошел на глазах всего лишь трех поколений. И конца ему не было видно. Среднегодовой прирост в Великобритании составлял 13,2 человека на тысячу. В Германии — 7,4. В России — 8,6. Европа была перенаселена половозрелой молодежью, не знавшей, на какой алтарь себя положить.
Закономерно, что теория мальтузианства, предупреждавшая о проблемах, которые сулит перенаселение, появилась именно в Англии, где рождаемость, как и способность к демографическим прогнозам, была самой высокой. Дотошный английский священник Томас Мальтус опубликовал свой «Опыт о законе народонаселения» еще в 1798 году, когда скачок массового производства «лишних людей» только начинался. Мальтуса с его ужасными предупреждениями проигнорировали, и заниматься сексом без контрацептивов, имевших в те наивные времена вид бараньей кишки, меньше не стали. Но при жизни автора «Опыт о законе народонаселения» выдержал шесть изданий, что свидетельствовало об актуальности темы! По мнению Мальтуса, безудержный рост человеческой популяции могли остановить только войны, эпидемии и голод. Это и было блестяще доказано на практике в результате двух мировых войн XX века.
Но пока будущая Украина, одну часть которой чаще всего называли Малороссией, а другую — «королевством Галиции и Лодомерии», о правоте покойного Мальтуса не подозревала. Она ветхозаветно плодилась и размножалась — строго по рекомендациям Библии. Причем, удалыми темпами. Когда в 1654 году гетман Богдан Хмельницкий принял присягу Москве, население Украины не насчитывало и миллиона человек. Согласно же переписи 1897 года, оно перевалило 23 миллиона, а накануне Первой мировой войны достигло 35 миллионов. В принадлежавшей австрийцам Галиции имелось еще 4 миллиона русинов, часть которых (самая продвинутая) стала догадываться, что и они тоже являются «українцями». Бледный призрак украинского национализма едва просматривался на фоне Карпатских гор. Однако он подпитывался яркими примерами больших националистических призраков, которым уже посчастливилось материализоваться — прежде всего, германским и итальянским.
Германия, объединенная прусским канцлером Бисмарком «железом и кровью», являлась в конце XIX столетия воплощенным соблазном для любого националиста. На протяжении веков немцы говорили на разных языках, плохо понимая друг друга. Баварский диалект отличается от современного литературного немецкого («хохдойча») примерно, как украинский от русского. Баварцы охотно воевали с пруссаками. Можно сказать, просто на дух их не переносили. Еще в 1866 году Бавария сражалась на стороне Австрийской империи против Пруссии, а всего через пять лет баварский король Людвиг признал прусского короля Вильгельма I (дедушку того, к которому ездили в гости со своими сионистскими прозрениями Герцль с Херхелем) императором Германии. Признал, естественно, не добровольно, а исключительно под угрозой физического воздействия — того самого бисмарковского железа, с которого обильно стекала кровь, служившая чернилами для государственных актов.
В отличие от баварского, саксонский диалект напротив является основой современного немецкого языка. На нем написана так называемая «Библия Лютера». Но это не помешало королю Саксонии Иоганну выступить в том же году вместе с «иноязычными» баварцами против «единоязычных» пруссаков. Проиграв, как и Людвиг, он вступил в Северогерманский Союз, а потом тоже признал короля Пруссии своим новым сюзереном и императором Германии. Вот как бывает! Просто в голову не вмещается! Еще в 1870 году нет никакой Германии, а всего через год она уже есть в результате завоевания немцами… немцев. Ну, «искусственное государство», да и только!
А фраза главного объединителя Италии графа Камилло ди Кавура, сказанная в 1861 году, просто во все учебники вошла: «Италию мы создали, теперь надо создать итальянцев». Чтобы «сделать» Италию, Кавуру вместе с королем Пьемонта Виктором-Эммануилом пришлось прикончить с полдесятка других итальянских государств — Королевство обеих Сицилий, где правили Бурбоны (между прочим, занимало половину современной Италии!), герцогство Модену, герцогство Парму, герцогство Тоскану, Ломбардо-Венецианское королевство, находившееся до этого под управлением Австрии, и Папское государство со столицей в Риме. В общем, неплохо потрудились подельники по присвоению чужого имущества! Приходи, турист, любоваться! И это, несмотря на то, что пьемонтский, ломбардский и венецианский — отдельные романские языки, совершенно не похожие на… итальянский. Пьемонтский больше смахивает на французский, а венецианский — на каталонский в Испании. Чтобы никому не было обидно, Виктор-Эммануил возвел в ранг государственного… тосканский диалект, хотя тосканцы никого не завоевывали. Зато на нем когда-то писал Данте!
Боже мой, из чего только не бывают склеены современные нации! Ну, думал ли Данте, изгнанный земляками в далеком XIV веке из родной Флореции в эмиграцию и умерший в Равенне, что язык его поэмы «Божественная комедия» сделают через шестьсот лет государственным языком Италии? Наверняка, нет! Он себя и итальянцем-то не ощущал. По крайней мере, в современном смысле. Данте был по политическим убеждениям гибеллином — сторонником императоров Священной Римской империи германской нации и идеи ВСЕМИРНОГО ГОСУДАРСТВА. И даже написал трактат «Монархия», в котором доказывал, что, как один Бог на небе, так и один император должен быть на земле.
Австрийская империя, у которой Виктор-Эммануил отобрал Ломбардо-Венецианское королевство, являлась прямой наследницей Священной Римской империи германской нации. По Данте, вся Италия должна была подчиняться германским кайзерам, что он и высказал недвусмысленно еще в одном своем политическом сочинении — «Послании правителям и НАРОДАМ Италии». Заметьте: не народу, а именно народам! Много «народов» там, оказывается, проживало, не очень желая сливаться в единую нацию. Данте бы наказать за «предательство» общеитальянского дела, о существовании которого он даже не подозревал, а вместо этого благодарные, но малообразованные «потомки» наградили его диалект статусом «государственного языка». Воистину, националистическая мифология творит себя из чего угодно не только в Украине, но и во всем мире! Не уверен, можно ли назвать эту комедию божественной. Но на постановку она точно тянет. В лицах и на большой сцене.
Впрочем, перед тем как начать разговор о создании Украины, стоит все-таки подробнее остановиться на Италии — именно потому, что итальянский прецедент породил миф об «украинском Пьемонте»[1], который внезапно открыл в экономически и культурно отсталой Галичине профессор Грушевский на самой зорьке разгоравшегося XX века.
Два хитрых Наполеона, придумавшие Италию
Есть такое крылатое выражение — наполеоновский план. Так обычно называют нечто грандиозное, но нереальное, фантастическое. Впрочем, мы просто несправедливы к Наполеону. Многим его замыслам удалось стать явью. К примеру, современная Италия — один из самых ярких примеров воплощенных наполеоновских планов. Однако сами итальянцы вспоминать об этом не любят. Вместо того, чтобы утыкать дорогую родину монументами императору Франции, говорившему в детстве на корсиканском диалекте, который так похож на итальянский и подписывавшемуся «Наполеоне Буонапарте», они предпочитают ставить памятники королю Виктору Эммануилу. Официально он — объединитель страны.
Наряду с графом ди Кавуром и Гарибальди этот король — один из трех главных героев национального мифа. Миф носит по-итальянски бравурное название — Рисорджименто. В переводе — Воскрешение. Если свести эту сказку к простой формуле, она выглядит так: в XIX веке Италия страдала под пятой иностранных завоевателей, а итальянцы мечтали только об освобождении и воссоздании единой страны — о Воскресении. Появился храбрый король Пьемонта Виктор Эммануил и с помощью мудрого премьер-министра графа Кавура и буйного Гарибальди освободил ее от владычества австрийцев. Славься, возрожденная Италия!
Но правда заключается в том, что первым человеком, нарисовавшим на карте королевство Италия, был не Виктор Эммануил в 1861 году, а Наполеон Бонапарт в 1805-м. Он же стал и ПЕРВЫМ КОРОЛЕМ ИТАЛИИ. А во времена Виктора Эммануила больше всего крови за независимость этой страны пролили не итальянцы, а… французы.
То, что сегодня происходит на Украине, не уникально — это всего лишь последняя, гаснущая волна процесса, который начался в Европе в эпоху Великой французской революции. Создатели наций на Западе врали не меньше наших «отцов» независимости. Но параллели между Италией и Украиной особенно очевидны. И ту, и другую страну сделали буквально из ничего — «воссоздавая» то, чего никогда… не было.
Историческую фразу Камилл ди Кавура, произнесенную в 1861 году. «Италию мы создали, теперь надо создать итальянцев», вы, дорогой читатель, уже знаете. Отдадим ему должное. Хотя бы за циничную откровенность. В отличие от украинских политиков, Кавур был веселый парень — любитель вина и женщин. Он не врал без нужды. По крайней мере, наедине с самим собой.
До начала XIX века Италия — просто географическое понятие. Данте и Бенвенуто Челлини считали себя флорентийцами. Казанова — венецианцем. Колумб — генуэзцем. Никто из них итальянцами себя не называл. Что общего могло быть у тех же венецианцев с генуэзцами, если они разговаривали на разных языках и больше всего на свете ненавидели не турок или французов, а друг друга? Жестокие войны между Венецией и Генуей — главный конфликт средневековья в Италии. Свою великую книгу о путешествии на Восток венецианец Марко Поло написал, сидя именно в генуэзской тюрьме. Единого литературного языка не существовало. Мемуары, которые принесли ему всемирную славу, тот же Казанова накропал по-французски. Его соотечественник, выдающийся эротический поэт Баффо, сочинял на венецианском языке. Любой филолог знает строчки Данте:
И ни слова об Италии! Для Данте родина — Флоренция, Фьоренца. К ней мысленно обращался он, изгнанный из родного города как представитель побежденной партии гибеллинов — сторонников германского императора. Повторюсь: Данте считал — один Бог на небе, значит, и один царь должен быть на земле, а в трактате «Монархия», где он излагал свои мысли, поэт обращался к «народам Италии». К НАРОДАМ, а не народу!
Впрочем, не исключаю, что вы мне не верите. Ведь отказываться от привычных стереотипов трудно. Даже невыносимо. Это как признаться самому себе, что кто-то вас нахально прокинул да еще и снял на этой комбинации кассу. Тогда давайте предоставим слово уроженцу Италии всемирно известному писателю Умберто Эко. Вот как этот осроумный и весьма почитаемый мною автор изобразил этническую и языковую ситуацию в Италии в романе «Баудолино»: «Там прежде обитали римляне, римляне римские, те, которые говорили на латыне… Потом империя тех римлян развалилась, и в Риме остается только папа, а по Италии распространились разные народы с РАЗНООБРАЗНЫМИ СВОИМИ ЯЗЫКАМИ. У нас во Фраскете говорят одним манером, а неподалеку, в Тортоне, уже другим. Путешествуя с Фридрихом по Италии, мне привелось слышать нежные языки, с которыми при сравнении наш фраскетский вообще не язык, а лаянье псов».
Так и лаяли каждый по-своему до того эпохального дня, когда в 1796 году в Италию вторгся молодой французский генерал корсиканского происхождения Наполеон Бонапарт. Еще накануне его вторжения в Италии существовало много государств: Неаполитанское королевство, занимавшее почти половину нынешней Италии, Королевство Сардиния, несколько герцогств Модена, Парма, Тоскана, Папская область со столицей в Риме и две республики — Генуя и Венеция.
Все это плохо лежавшее добро Бонапарт завоевал за несколько месяцев. А потом создал на развалинах Итальянскую республику, чтобы легче было управлять захваченными территориями. В те времена молодой авантюрист еще был республиканцем. Но в 1805 году Наполеон объявил себя императором, а Итальянскую республику переименовал в Итальянское королевство. Королем Италии, естественно, назначил себя. А короновался железной короной лангобардов. Эта корона принадлежала предводителям средневекового германского племени, захватившего в VI веке н. э. северную Италию. Корона, на самом деле, золотая. Но внутрь ее по периметру вделан выгнутый кольцом железный гвоздь — якобы из креста, на котором распяли Спасителя. Отсюда и название.
Как итальянский король Наполеон короновался 26 мая 1806 года (запомните эту дату!) в Милане. В честь этого события он выпустил очень красивые золотые монеты достоинством в 40 лир. С одной стороны их было написано «Император Наполеон», а с другой — «Королевство Италия». Он же утвердил и флаг этого государства, цвета которого совпадают со знаменем нынешней Италии — зеленый, белый и красный. Легко заметить, что флаг почти такой же, как у Франции. Просто синий цвет заменен зеленым. Так Наполеон подарил Италии государственность и главный символ.
Но править страной постоянно первый король Италии не мог. Ведь одновременно он был еще и императором Франции. Поэтому исполняющим обязанности главы государства с титулом вице-короля он назначил Евгения Богарне — сына своей жены Жозефины от первого брака. Наполеон вообще мечтал об объединенной Европе, которой правили бы он, его родственники и его генералы.
Однако объединенная Европа с первого раза не получилась. Она замерзла в русских снегах, куда сходили и созданные императором первые «итальянцы». Двадцать семь тысяч их побывали в 1812 году в походе на Москву. Но вернулся оттуда только каждый двадцать седьмой — всего тысяча завшивленных, чудом уцелевших героев — высококачественный генетический материал для будущей нации, выдержавший испытание жесточайшим естественным отбором русских морозов и казачьих пик. (Так и вижу умилительную картину, как происходил сей биологический эксперимент. Два бородатых казачины верхом на косматых лошадках, а у копыт — целый взвод незадачливых макаронников, взывающих о пощаде. «Ну, что, Ванька, — говорит казак казаку. — Их тут двадцать семь душ — иродов. Каждый из нас проткнет ровно по тринадцать штук. А вот этого, самого маленького, с барабаном, оставим на расплод — авось, из него что-то путное выйдет…)
«Нельзя отрицать того, что Наполеон симпатизировал итальянцам в силу того смутного расового родства, действие которого сказывалось с особой силой всякий раз, когда он находился в их стране, в непосредственном общении с ними», — писали в «Истории XIX века» французские профессора Лависс и Рамбо. Да и как же мог Наполеон им не симпатизировать? Ведь это он придумал итальянцев! Придумали бы их казаки, они бы им тоже симпатизировали. Даже без смутного родства.