«Годик был тяжелый! За Невою, в лето
Вырос городок!
Прихватила осень, — я шубенку где-то
Заложил в шинок.
К зиме-то пригнали новых на подмогу;
А я слег в шалаш;
К утру, под рогожей, отморозил ногу,
Умер и — шабаш!..»
В самом начале XX века писателю Дмитрию Мережковскому «в лице Петербурга» виделось «лицо смерти». С упоением много раз описывал он всевозможные беды Северной столицы:
«…Там где был город, — безбрежное озеро. Оно волновалось как будто не только на поверхности, но до самого дна кипело, бурлило и клокотало, как вода в котле над сильным огнем. Это озеро была Нева — пестрая, как шкура на брюхе змеи, желтая, бурая, черная с белыми барашками, усталая, но все еще буйная, страшная под страшным, серым, как земля, и низким небом…»
Д. С. Мережковский
Страшные видения библейского размаха преследовали Мережковского в Санкт-Петербурге:
«И я взглянул, и вот конь бледный и на нем Всадник, которому имя смерть…
…Груды зданий, башни, купола церквей, фабричные трубы. Вдруг по этой черноте забегали огни, как искры по куску обугленной бумаги. И понял или мне это кто сказал, что это взрывы исполинского подкопа. Я ждал, я знал, что еще один миг — весь город взлетит на воздух, и черное небо обагрится исполинским заревом…
…Бесчисленные мертвецы, чьими костями „забучена топь“, встают в черно-желтом холодном тумане, собираются в полчища и окружают глыбу гранита, с которой всадник вместе с конем падают в бездну…»
Не отставала от Мережковского в жестоких «посланиях» Петербургу и другая жительница Северной столицы Зинаида Гиппиус:
«Твой остов прям, твой облик жесток,
Шершаво-пыльный сер гранит,
И каждый зыбкий перекресток
Тупым предательством дрожит.
Твое холодное кипенье
Страшней бездвижности пустынь.
Твое дыханье смерть и тленье,
А воды — горькая полынь.
Как уголь, дни, а ночи белы.
Из скверов тянет трупной мглой,
И свод небесный остеклелый
Пронзен заречною иглой…»
Даже Алексей Толстой, в общем-то любивший Петербург, невесело размышлял о городе на Неве:
«…и повелось думать, что с Петербургом нечисто. То видели очевидцы, как по улице Васильевского острова ехал на извозчике черт. То в полночь, в бурю и высокую воду, сорвался с гранитной скалы и скакал по камням медный император. То к проезжему в карете тайному советнику липнул к стеклу и приставал мертвец — мертвый чиновник…»
З. Н. Гиппиус
Вглядываясь в историю Северной столицы, в романе «Сестры» Алексей Толстой писал:
«…Как сон, прошли два столетия: Петербург, стоящий на краю земли, в болотах и пусторослях, грезил безграничной славой и властью; бредовыми видениями мелькали дворцовые перевороты, убийства императоров, триумфы и кровавые казни; слабые женщины принимали полубоже-ственную власть; из горячих и смятых постелей решались судьбы народов…»
Конец XIX и начало XX веков, по Алексею Толстому, тоже привносили в петербургскую жизнь тревогу и опасения:
«В последние десятилетия с невероятной быстротой создавались грандиозные предприятия. Возникали, как из воздуха, миллионные состояния. Из хрусталя и цемента строились банки, мюзик-холлы, скетинги, великолепные кабаки, где люди оглушались музыкой, отражением зеркал, полуобнаженными женщинами, светом, шампанским.
Спешно открывались игорные клубы, дома свиданий, театры, кинематографы, лунные парки. Инженеры и капиталисты работали над проектом постройки новой, не виданной еще роскоши столицы, неподалеку от Петербурга, на необитаемом острове.
В городе была эпидемия самоубийства. Залы суда наполнялись толпами истерических женщин, жадно внимающих кровавым и возбуждающим процессам. Все было доступно — роскошь и женщины. Разврат проникал всюду…»
Впрочем, о том, что «разврат проник всюду» в Северной столице, говорили и в царствование Петра Великого, и в недолгое правление его супруги Екатерины I. И не просто говорили, а писали об этом в подметных письмах, шептали на сенном рынке и в кабаках. Пророки — ненавистники Петербурга пророчили даже гибель города сразу после смерти царицы Екатерины I.
Ошибка графа Девиера
В апреле 1726 года, неподалеку от Исаакиевской церкви, было найдено подметное письмо. Спустя несколько дней, в «Петровском кружале» агенты генерал-полицмейстера обнаружили еще одно. В нем говорилось, что дни царицы Екатерины сочтены, а вслед за ее смертью погибнет и Петербург, и многие его жители.
Государыня и Верховный тайный совет серьезно отнеслись к этим зловещим пророчествам. Срочно был оглашен указ. В нем назначалась огромная по тем временам сумма в 1000 рублей за поимку или выдачу авторов подметных писем и предсказаний. А за укрывательство их и за недоносительство любому грозила смертная казнь.
Царица и светлейший князь Меншиков почувствовали нарастающую опасность. Северная столица забурлила слухами, повсюду росло недовольство верхами. На улицах и площадях Петербурга появлялись какие-то подозрительные, явно не местные, личности. Тревога и волнение проникали во дворцы и имения знатных людей империи.
В начале 1726 года у Аничкова моста на Невском был построен вместительный караульный дом. Там тщательно проверялись документы всех приезжающих в Северную столицу. Ну а тех, у кого документов не было, допрашивали и даже беспощадно пытали.
Отвечал за эту работу генерал-полицмейстер Петербурга граф Девиер.
Ходили слухи, что немало людей в караульном доме умирало от истязаний. Их потом тайком вывозили за город и выбрасывали в ближних лесах без погребения.
А. М. Девиер
Молва приписывала такие преступления лично графу Девиеру. Впрочем, ее могли специально распространять люди Александра Меншикова. Светлейший князь и генерал-полицмейстер давно ненавидели друг друга. Еще с тех времен, когда Петр I в приказном порядке женил Девиера на сестре Меншикова.
Александр Данилович был тогда очень недоволен, но противиться воле государя не мог.
Когда Екатерина 1 серьезно заболела, то якобы попросила Девиера отыскать в городе некую карлицу-предсказательницу. Генерал-полицмейстер быстро выполнил поручение императрицы. Но Меншикову стало известно, что его противник и родственник специально инструктировал карлицу, о чем вещать государыне, а в своих предсказаниях она должна была очернить светлейшего князя.
Получилось так, что после пророчеств карлицы Екатерине I стало хуже. Этим воспользовался Александр Данилович. Он обвинил во всем генерала Девиера.
Конечно, налицо было противоборство дворцовых кланов за влияние на государыню.
Девиера арестовали и пытали на дыбе. Не выдержав мучений, он назвал имена своих высокопоставленных сообщников, желавших отстранить от дел всесильного Меншикова. Признание помогло отчасти. Бывший генерал-полицмейстер был оставлен в живых, но после наказания кнутами его сослали в Тобольск.
Карлицу-предсказательницу вскоре нашли задушенной на Аптекарском острове.
Говорят, за несколько дней до этого она сошла с ума, ходила по городу и всюду кричала о скорой гибели Петербурга и кончине Екатерины I.
Видение перед смертью
Существовала ли на самом деле задушенная карлица-ясновидящая или и так многим было понятно, что царице жить осталось недолго?..
Ведь лейб-медик Блюментрост уже доложил Верховному тайному совету, осуществляющему высшую тогда власть в государстве: «Ее Императорское Величество 10-го числа впала в горячку, от которой в седьмой день, т.-е. 16 числа через кризис облегчение имела, и потому несколько дней надежду имела к выздоровлению, но потом кашель стал умножаться…»
Свадьба Петра I и Екатерины
Императрица Екатерина I умерла 6 мая 1727 года в возрасте 43 лет от «скоротечной чахотки».
Так завершилась жизнь самой известной «Золушки» XVIII века.
Прачка, служанка прибалтийского пастыря, полонянка русских солдат, наложница генералов Боура, Шереметьева, затем Меншикова и, наконец, возлюбленная, а со временем — жена Петра I и императрица.
Только в отличие от сказочной Золушки бывшую Марту Скавронскую, ставшую после принятия православия Екатериной Алексеевной, — доброй не назовешь.
Конечно же, в мае 1727 года по Северной столице сразу поползли слухи, связанные со смертью императрицы. Молва обвиняла графа Девиера в том, что он отравил государыню не то засахаренными грушами, не то вишнями. А еще толковали, будто перед своей кончиной Екатерина I видела саму себя.
Императрица успела рассказать первой статс-даме Эльзе Глюк, что ее двойник сидел в царской спальне в кресле рядом с кроватью и пел колыбельные песни на латышском языке. На родном языке крестьянской дочери Марты Скавронской.
Нововведения юного монарха
«Короткая жизнь, короткое царство, короткие и немногочисленные предания…»
Так говорили о внуке Петра Великого.
Он вступил на престол в 1727 году, когда ему не исполнилось еще и 12 лет. Сын казненного царевича Алексея Петровича и принцессы Софии Шарлотты Бланкенбургской, Петр II был воспитанником князя Алексея Долгорукого и барона Генриха Остермана.
Император Петр II
Спустя несколько недель после кончины Екатерины I юный государь впервые прибыл на заседание Верховного тайного совета. 21 июня 1727 года он объявил Совету: «…после как Бог изволил меня в малолетстве всея России Императором учинить, наивящее мое старание будет, чтоб исполнить должность доброго Государя… чтоб бедных защищать, обиженным вспомогать, убогих и неправедно отягщенных от себя не отгнать, но веселым лицом жалобы их выслушивать, и, по похваленному императора Веспасиана примеру никого от себя печального не отпускать…»
Как изменился бы мир в лучшую сторону, если бы земные владыки выполняли обещания, данные ими во время прихода к власти!..
Увы, такое случается редко. Впрочем, в данном случае Петр не успел бы выполнить своих обязательств, даже если бы искренне хотел этого.
Супруга английского резидента в России леди Рондо писала в конце 1729 года о Петре II: «Он очень высокий и крупный для своего возраста… черты лица его хороши, но взгляд тяжел, и, хотя император юн и красив, в нем нет ничего привлекательного или приятного».
В первые же дни своего правления молодой государь приказал уничтожить в Северной столице столбы и колья, на которых выставлялись головы и тела казненных преступников. В 1729 году он упразднил Преображенскую канцелярию.
На протяжении многих лет это учреждение наводило ужас на подданных Российской империи. Допросы, казни, пытки, тайные убийства в Преображенской канцелярии были хорошо известны далеко за пределами Петербурга.
В короткой жизни Петра II произошло несколько резких перемен. Обручение под нажимом всесильного Александра Меншикова с его дочерью Марией. Затем избавление от светлейшего князя, расторжение помолвки с Марией и ссылка семейства Меншиковых в Березов — далекое северное захолустье. Переезд в Москву, новая помолвка…
На этот раз невесту царю подобрали из другого могущественного клана Российской империи. В ноябре 1729 года в Москве состоялось обручение Петра II и княжны Долгорукой.
Но вскоре государь серьезно заболел.
Леди Рондо так описала начало болезни Петра II: «Я не помню дня более холодного… Я боялась ехать во дворец, чтобы встретить молодого государя и будущую государыню при их возвращении с крещенского парада…
Меншиков в Березове
В тот час, когда они вошли в зал, император стал жаловаться на головную боль. Сначала думали, что это — следствие холода, но так как он продолжал жаловаться, то послали за доктором, который посоветовал ему лечь в постель, найдя его очень нехорошим. Это обстоятельство расстроило все собрание. На другой день у императора появилась оспа…»
«Не вернешься… ни Живым, ни мертвым»
За несколько дней до отъезда юного царя Петра II в Первопрестольную у него в кабинете придворные обнаружили неизвестно как появившуюся там книгу. Никто из приближенных не сознался, что подложил ее на стол государю.
Сам император читать и даже листать книгу не стал, а передал ее кому-то из придворных. Вскоре выяснилось, что в ней были записаны древние предсказания. Царю книгу не вернули. Ее объявили богомерзкой и сожгли.
Когда императорский кортеж покидал Петербург, из толпы любопытных горожан, обращаясь к Петру И, закричала старуха:
— Ты повелел сжечь Великую заповедь — скоро сгоришь и сам! Неизлечимая хворь опалит тебя! И не вернешься ты в град Петра Великого — ни живым, ни мертвым!..
Кто была эта дерзкая старуха — выяснить не удалось. Она быстро скрылась в толпе.
Юный царь Петр II действительно больше никогда не увидел Северной столицы.
В ночь на 19 января 1730 года он скончался. Императору не исполнилось и пятнадцати лет…
«То буде твоя смерть»
В 17 лет Анна Иоановна была выдана замуж своим дядей Петром I за Курляндского герцога.
Дочь царя Ивана Алексеевича и царицы Прасковьи Федоровны, урожденной Салтыковой, она была не склонна к образованию. Зато, как и ее мать, живо интересовалась астрологическими прогнозами, всевозможными предсказаниями, ворожбой, таинственными мистическими историями.
В 1711 году курляндский математик и астролог Бухнер предсказал ей царствование в России. Мало того, он еще сообщил Анне Иоанновне, что именно она вернет Петербургу статус столицы.
Вдобавок удивило герцогиню то, что в 1711 году Петербург еще не был объявлен столицей государства. Так о каком же возвращении статуса столицы новому городу на Неве шла речь?
Математик и астролог не смог ответить вразумительно герцогине. Анна Иоанновна взяла с него клятву: не говорить об этом прогнозе никому ни слова и никогда не вспоминать о нем.
Императрица Анна Иоанновна
Очевидно, Бухнер выполнил свое обещание. Анна Иоанновна долгие годы тоже не рассказывала о странном прогнозе, даже тем, кому доверяла многие секреты. Лишь в начале 1730 года будущая российская императрица сообщила предсказание старого Бухнера моравской ворожее. Случилось это в дни, когда герцогиня получила из Москвы приглашение на царствование.
Анна Иоанновна хотела узнать у ворожеи, сколько лет ей жить и управлять государством. Но ее гостья из Моравии уклонилась от прямого ответа, лишь предостерегла:
— Опасайся, когда увидишь себя не в зеркале… То будет твоя смерть…
Рухнувшие надежды
Прошло несколько дней после приезда Анны Иоанновны в Россию, и вот уже епископ Новгородский — поэт, драматург, соратник Петра Великого — произносил свой панегирик новой императрице:
«В сей ден Августа наша свергла долг свой ложный,
Растерзавши на себе хирограф подложный,
И выняла скипетр свой от гражданскаго ада,
И тем стала Россия весела и рада,
А ты всяк, кто ни мыслит вводит строй отмонный,
Бойся самодержавной, прелестной Анны,
Как оная бумажка, все твои подлоги
Растерзанныя падут под царские ноги…»