Над текстом присяги вдоволь поёрничали и, надо сказать, не без оснований, наши историки от Соловьева до Скрынникова. Малодушие, мелочность, подозрительность и суеверие Бориса буквально бросаются в глаза при чтении присяги. Даже шутовскому царю Симеону сколько места отведено. Но вот почему-то ни один наш историк, писавший о присяге, не обратил внимание на отсутствие в ней имени Федора Никитича или других братьев Романовых. В самом деле, Симеон оказывается претендентом на престол, а они — нет? Присяга является убедительным документом в пользу того, что в 1598 году не только не было никаких притязаний на престол со стороны Романовых, но и Борис Годунов не рассматривал всерьез возможности появления их. Иначе это было бы отражено в присяге.
В ходе междуцарствия 1598 года братья Романовы ни разу прямо не выступили ни на стороне Годунова, ни против него. Анализ ситуации позволяет сделать вывод, что Романовы стояли за спинами оппозиции, не давая ни одного повода Борису для обвинения во' враждебных намерениях.
В начале царствования Годунова внешнеполитическая ситуация была благоприятна для России. На северо-западе шла война между Швецией и Польшей, а на юге турецкий султан и крымский хан были заняты войной на территории Венгрии.
Некоторые историки, в том числе и С. М. Соловьев, упрекают Бориса, что он не ввязался в шведско-польскую войну. На мой взгляд, это вопрос спорный. Шведская армия была слишком сильна, и дело кончилось бы поражением русских. Союз же со Швецией давал шанс на возвращение, по крайней мере, части земель Белой и Малой Руси. Но, с другой стороны, тогда Польша отдала бы шведам всю Прибалтику, что лишило бы Россию всяких надежд на выход к Балтийскому морю. А главное, Борис не хотел начинать свое царствование с большой войны.
Годунов же пытается дипломатическими путями создать союзное России территориальное образование в Ливонии. В этом Годунов подражает Ивану Грозному. Как Грозный хотел сделать из Ливонии вассальное королевство и назначил королем датского принца Магнуса, так и Годунов для той же цели еще при царе Федоре вошел в контакт со шведским принцем Густавом, сыном Эрика IV[17], изгнанным из Швеции и жившим в Италии.
В начале своего царствования Борис пригласил Густава в Москву. Приглашение было подкреплено богатыми подарками. Принц же сидел в Италии без гроша и поспешил согласиться. Густава хорошо приняли в Москве и дали на «кормление» Калугу и три малых городка.
В 1601 году царь Борис велел показать польским послам принца Густава, дабы лишний раз напомнить заносчивым панам, что законный претендент на польский и шведский престол находится в Москве.
Борис хотел не только сделать Густава вассальным королем Ливонии, но и женить его на своей дочери Ксении. Но, увы, принц не годился ни для роли короля, ни для роли царского зятя. Ему была чужда политика, а увлекали его медицина и алхимия. Проезжая город Данциг, он увел у владельца трактира Христофора Кетера жену и привез ее в Россию. Само по себе это дело житейское, но вместо того, чтобы жить тихо с любовницей, как это делают все нормальные люди, он начал афишировать свою связь с трактирщицей. Густав катался по Москве в карете с любовницей и прижитым от нее ребенком.
В конце концов, терпение Бориса лопнуло, и он сослал ловеласа в Углич, затем в Ярославль и, наконец, в Кашин, где тот и умер в 1607 году.
Борису пришлось срочно искать нового претендента на ливонский престол и жениха своей дочери. Решение обеих проблем Борис нашел у датского короля Кристиана IV. Дания в XVI—XVII веках была постоянным противником Швеции и желала видеть в России союзника. В августе 1602 года в устье реки Наровы был торжественно встречен принц Иоанн, родной брат Кристиана IV.
Иоанна торжественно приняли в Москве царь Борис и царевич Федор. Естественно, что, согласно московским обычаям, Иоанн не видел ни царицы Марии, ни царевны Ксении. В честь принца в Москве и царь, и бояре устраивали обильные пиршества. Двадцатилетний принц оказался любителем поесть и крепко выпить. В середине октября 1602 года царь Борис поехал к Троице помолиться, там он узнал, что принц в Москве сильно переел или перепил. В итоге Иоанн заболел и 28 октября умер. Борис был в отчаянии: второй раз рушились его политические и семейные планы. Однако враги Бориса поспешили в Москве и за рубежом распустить слух, что Иоанна приказал отравить Борис, узнав, что «московские люди всею землей зело полюбили Иоанна». Борис испугался переворота в пользу принца.
Попробуем проанализировать эту дезинформацию, чтобы найти ее источник. Историки XIX—XX веков создали штамп: «народ не любил Бориса». Вопрос: какой «народ» мог придумать такую «дезу»? Датский принц пробыл в Москве около месяца, русского языка не знал, кроме бояр и дьяков ни с кем не общался. И вот народ возлюбил немца-лютеранина, которого издали видел в карете. Можно ли сомневаться, что источник «дезы» был в боярской или высшей церковной среде?
Неудача не останавливает Бориса, и в 1604 году в Дании начинаются переговоры о браке царевны Ксении с одним из шлезвиг-голштейнских герцогов. Однако начало Смуты положило им конец.
Несколько слов стоит сказать о взаимоотношениях России с Польшей. 6 января 1582 года, то есть еще при Иване Грозном, был подписан русско-польский Запольский мирный договор. Назван договор по названию деревни Запольский Ям, где должен был произойти съезд послов. На самом же деле договор был подписан в деревне Киверова Гора в пятнадцати верстах от Запольского Яма. Подробный рассказ об этом договоре и предшествующих событиях Ливонской войны выходит за рамки данного повествования. Я лишь отмечу нюансы, касающиеся титула московского царя. Сей спорный вопрос стороны решили весьма оригинально. В русском экземпляре договора за царем сохранялся титул «царя», то есть императора (цесаря), в польском же он не упоминается. В русском экземпляре царь именовался также «властитель Ливонский и Смоленский», а в польском «властителем Ливонским» именовался польский король, а титул «Смоленский» не принадлежал никому.
Срок действия договора первоначально считался 10 лет. 10 января 1591 года в Москве был подписан новый договор о перемирии (мире) между Россией и Польшей на 12 лет, считая с 15 августа 1591 года.
11 марта 1601 года в Москве было подписано новое соглашение о перемирии на 20 лет, считая с 15 августа 1602 года. С польской стороны соглашение в Москве подписал канцлер и великий гетман Литовский Лев Иванович Сапега, с русской — боярин Михаил Глебович Салтыков. 7 января 1602 года в Вильне король Сигизмунд III ратифицировал договор. Царь Борис сделал это еще раньше.
Таким образом, с польским королем не было войны с 1582 года (стычки с частными армиями пограничных феодалов не в счет), и аж до 1622 года вроде бы ничего не предвещало войны.
Интерес представляет и отношение Бориса Годунова к запорожским казакам. С казаками нужно было держать ухо востро. В 1588 году казаки, проживавшие в Каневе, Черкассах и Переяславле (то есть не запорожские, а малороссийские), внезапно явились в Воронеж и объявили воронежскому воеводе, что они собрались вместе с донцами воевать татар и потому просят дать им отдохнуть и покормиться в Воронеже. Воевода, не подозревая ничего дурного, поселил казаков в остроге и велел выдать им корм. Но с наступлением ночи казаки неожиданно подожгли город. Воспользовавшись паникой, казаки начали грабить, убили и захватили в плен несколько десятков горожан и ратных людей и благополучно ушли восвояси. Царь Федор обратился с жалобой на казаков к киевскому воеводе князю Острожскому, и воевода дал такой ответ: «Паны радные писали к князю Александру Вишневецкому, велели ему схватить атамана запорожского, Потребацкого с товарищами, которые сожгли Воронеж. Паны грозили Вишневецкому, что если он не переловит казаков, то поплатится головой, потому что они ведут рамирию с государем московским». Вишневецкий сумел захватить атамана Потребецкого с семьюдесятью товарищами. Атаман был казнен, а что стало с остальными — неясно.
Тем не менее, отношения России с запорожскими и мало-российскими казаками были неплохие. Так, в апреле 1589 года Москва послала дьяка Афанасия Зиновьева на переговоры с запорожским атаманом Матвеем. Зиновьев отыскал Матвея на реке Донец. Атаман заявил, что он служит государю (московскому) «прямую службу» и подал царю Федору челобитную о пожаловании казакам продовольствия, так как они за недостатком пропитания вынуждены есть все, что попадалось под руку, даже разные травы. Царь, узнав об этом, послал казакам запасы муки и толокна на сто рублей денег для раздела на 620 человек и, кроме того, особые подарки атаманам. Запорожские и малороссийские казаки были нужны Москве для войны с Крымом, и казакам регулярно отправлялись продовольствие, деньги, оружие и порох.
Однако казаки, как и польские паны, не представляли собой централизованной силы. Отряды «черкасов» (так называли на Руси и малороссийских, и запорожских казаков, причем часто отличить их было практически невозможно) эпизодически наведывались пограбить в московские пределы.
Так, в 1591 году царю Федору бил челом (то есть написал грамоту) волжский казацкий атаман Волдырь. Он жаловался, что в 1589 году его отряд (видимо, на стругах) на Волге был побит черкасами. Самого Волдыря держали в плену шесть недель. Но в конце концов ему с товарищами удалось бежать да еще захватить с собой трех «воров» черкас, которых он сдал воеводе в Переволочне (на Волге). Затем Волдырь и его отряд выполняли функции спецназа: царь послал их из Царицына за воровскими атаманами и казаками Андрюшкой Голощапом с товарищами. Волдырь Голощапа поймал. Затем Волдырь был послан на реку Медведицу за воровскими казаками, поймал четырех человек. Посылали Волдыря из нового города Саратова, и он поймал воровского атамана Щеголева. Волдырь просил государя за службу пожаловать «как его (то есть царя) бог известит». Бог или Годунов известили Федора, что особо много Волдырю давать не следует, и тот был награжден сукном на один рубль денег. Кстати, в 1606 году именно Волдырь устроил авантюру с «царевичем Петром», мнимым сыном царя Федора Иоанновича.
Челобитная Волдыря показывает масштабы разбоев на юго-восточных рубежах страны еще до начала царствования Бориса. Задолго до 1598 года в юго-западной, южной и юго-восточной областях России сложилась взрывоопасная ситуация. По периметру российских границ от Смоленска до Казани страну окружали не централизованные государства, а шайки бандитов — польских панов, малороссийских казаков, крымских татар и десятки различных орд от ногайцев до казанских татар.
Для борьбы с бандформированиями московские власти еще со времен Ивана Грозного строили «засечные черты», то есть линии укреплений вдоль границ. Узлами обороны засечных черт были небольшие крепости, гарнизоны которых сочетали пассивную оборону с активной. При нападении крупных сил неприятеля гарнизон садился в осаду, а когда «воров» было мало, из крепости вылетал конный отряд на поиски очередной банды. Жизнь в таких гарнизонах была трудна и опасна. Дворяне и ратники из Москвы и других городов ехали на засечные линии только в принудительном порядке. Контроль из Москвы над воеводами и ратниками в засечных линиях и малых крепостях был минимальный.
У отчаянных удальцов, стоявших на рубежах земли Московской, перспектив пойти на повышение в Москву и обзавестись вотчинами было ничтожно мало. В случае возникновения любой смуты они ничего не теряли, но могли приобрести очень многое. Таким образом, истоки Смуты заключались не в притеснениях крестьян или убиении младенца Борисом Годуновым, как нам уже много лет твердят историки, а в росте «антигосударственного элемента»[18] по дуге Смоленск — Казань в сочетании с интригой бояр Романовых, подставивших самозванца.
Враги Бориса распускали слухи о его невежестве. Эти сплетни подхватили многие позднейшие историки. На самом же деле Борис немедленно приступил к ряду реформ в России. Другой вопрос, что он вел их более мягкими методами и не столь быстро, как Петр I.
Наибольшие аналогии напрашиваются в отношениях с заграницей. Так, Борис начал активно принимать в России иностранцев. Еще при царе Федоре он пригласил в Россию известного английского математика и астролога Джека Ли, предложив ему две тысячи фунтов ежегодного содержания. Тот отказался, но зато в 1598—1603 годах в Россию прибыло несколько тысяч европейцев, в основном немцев. Впервые в истории Борис разрешил построить в Москве лютеранский храм. Опять же впервые в России в 1600-1601 годах было сформировано подразделение из немецких и других наемников для охраны Кремля. Однажды знаменитый келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын упрекал царя за то, что тот убеждает своих приближенных бояр остричь себе бороды.
Царевич Федор Борисович при помощи иностранцев сумел начертить первую карту России. Вплоть до Петра I она оставалась единственной картой, напечатанной в России.
Годунов первым из московских правителей отважился отправить русских детей на обучение за границу. Шестеро мальчиков поехали учиться в Сорбонну, пятеро были посланы в университет в Любек, четверо — в Лондон. Всего учиться за границу уехали восемнадцать человек.
Борис мечтал открыть в Москве университет и уже набрал несколько иностранных преподавателей. Однако Смута покончила с его мечтами. Университет так и не был открыт, а из восемнадцати юношей, отправленных учиться за границу, вернулся в Россию лишь один — Игнатий Алексеев, сын Кучкин. Он провел восемь лет в Любеке. В 1610 году Кучкин попытался морем вернуться на родину, но его корабль был захвачен шведами и отведен в Колывань (Ревель). Лишь через несколько месяцев Кучкину удалось вернуться из шведского плена. Не будем винить остальных «студентов». Кто захочет после Оксфорда или Сорбонны ехать в охваченную войной и мятежом страну, не имеющую законной власти?
В царствование Бориса увеличились число печатных книг и их тиражи. Руководил Печатным двором Андроник Тимофеев Невежа, а потом его сын Иван Андроников Невежин, который в послесловии к «Цветной триоди» восхвалил Бориса: «И о сем богодухновенных писаний трудолюбственнем деле тщание велие имел и с прилежным усердием слова истины исправляя, делателей же преславного сего печатного дела преизобилие своими царскими уроки повсегда удоволяя, и дом превелик устроити повеле: в нем же трудолюбному сему книжного писания печатному делу совершатися».
При Годунове по всей стране закипело строительство. Именно при нем построили колокольню Ивана Великого. Были построены новые зубчатые стены Кремля. Мощные стены опоясали Китай-город. Впервые в России в Кремле был построен водопровод. По всей стране, от Смоленска до Астрахани, Годунов возводил каменные цитадели.
В нашей истории давно утвердился штамп, что, взойдя на престол, Борис Годунов начал тотальную борьбу с «феодальной аристократией». На самом же деле Борис проводил по отношению к знати гибкую политику, индивидуально подходя к каждому клану и группировке. Чтобы не быть голословным, приведу перечень назначений за первые полтора года царствования Бориса. По случаю своего венчания на царство в сентябре 1598 года Борис щедро раздает думные чины. Боярами в это время становятся князь Михаил Петрович Катырев-Ростовский, Александр Никитич Романов (из кравчих), князь Андрей Васильевич Трубецкой, князь Василий Казы Карданукович Черкасский, князь Федор Андреевич Ноготков-Оболенский. Чином конюшего был пожалован боярин Д. И. Годунов. Чин окольничего получили Никита Васильевич, Семен Никитич, Степан Степанович и Матвей Михайлович Годуновы, Б. Я. Бельский (из оружничих), Михаил Михайлович Кривой Салтыков, Михаил Никитич Романов, князь Василий Дмитриевич Хилков-Стародубский, Фома Афанасьевич Бутурлин. В казначеи был произведен думный дворянин И. П. Татищев. Чин кравчего (на место А. Н. Романова) получил Иван Иванович Годунов. 25 декабря 1598 года в дворецкие был произведен боярин С. В. Годунов. В конце 1598 — начале 1599 года чин думного дворянина получил Евстафий Михайлович Пушкин. К январю 1599 года в думные дворяне был пожалован ясельничий Михаил Игнатьевич Татищев.