Серьезным фактом вмешательства неожиданно посуровевшей фортуны стало то, что три судна русской эскадры оказались после ночного боя недееспособными. Как уже говорилось выше, два эскадренных броненосца, краса и гордость русского флота — «Ретвизан» и «Цесаревич» оказались серьезно поврежденными. Все же они были на плаву достаточно долго, чтобы своим ходом через узкий канал достичь сухих доков. Но крейсер «Паллада» оказался менее «счастливым» и сел на грунт неподалеку от маяка на западной стороне у входа в гавань. Адмирал Старк старался возвратить в эскадру «Варяг», не зная о его печальной судьбе. Следовало продумать меры на случай возвращения японской эскадры. Они вернутся, это было очевидно. Русская эскадра стояла напряженно у внешнего входа в гавань Порт — Артура.
В этот час адмирал Того послал контр–адмирала Дева Сигето с четырьмя крейсерами разведать, как чувствует себя Порт — Артур после ночной японской атаки. Осторожно приближаясь к порту, Дева насчитал 12 русских кораблей «беспорядочно стоящих друг подле друга». Теперь, согласно приказу Алексеева, их прикрывали пушки фортов. Деве не стоило большого труда определить, что как минимум два крупных российских корабля серьезно повреждены. Ни один российский корабль не попытался произвести выстрел в сторону крейсеров адмирала Девы, и тот немедленно сообщил Того, что, по его мнению, русский флот кажется находящимся во власти депрессии. «Я считал бы исключительно благоприятным для первого и второго дивизионов быстро подойти и обстрелять противника за пределами порта».
Японский адмирал рекомендовал продолжить ночную работу в благоприятной психологически обстановке — пока русские кажутся ошеломленными, дезорганизованными и неподготовленными. Опасны ли пушки фортов? Несомненно, но Того решил рискнуть. Он отдал приказ флоту: «Мы собираемся атаковать основные силы противника. Всем на ужин». Того допивал последний бокал шампанского, когда ему доложили: «Видны суда противника». Было без четверти полдень 9 февраля 1904 г. Того не спеша поднял последний тост за императора и за флот. На мачте флагмана японского флота броненосца «Микаса» взвился сигнал: «Наступающий день либо даст нам победу, либо бросит в пучину поражения. Пусть каждый приложит все силы». (То была вариация на знаменитый приказ Нельсона при Трафальгаре). Официальный японский доклад о происходящем звучит как поэма: «Небо в этот день было совершенно чистым; легкий туман окутал лишь линию побережья; море было чистым и спокойным; легкий бриз мягко тянул с юга».
Первая морская битва
Адмирал Старк после совещания с наместником Алексеевым прибыл на свой флагманский корабль как раз вовремя. В 12.15 первый залп японцев обрушился на русские торпедные катера, расположившиеся при входе в бухту Порт — Артура. Того приказал стрелять из самых мощных — 12-дюймовых орудий. Второй залп — в сторону Нового города, третий — в здание Русско — Китайского банка (одним из вкладчиков которого был сам царь, по поводу чего один из русских наблюдателей сказал, что «у японских снарядов наверное есть глаза»). В православной церкви, несмотря ни на что, происходила брачная церемония. Молодой офицер женился на местной девушке. Но продолжение бомбардировки основным калибром японского флота вывело из флегматичного состояния даже скептически настроенных американских корреспондентов. Многие жители начали прятаться за окрестные холмы.
Японцы подходили ко входу в гавань Порт — Артура тремя группами. Первую возглавлял флагман флота «Микаса» и пять других эскадренных броненосцев — «Асахи», «Фудзи», «Яшима, «Сикисима», Хатсусе». Во второй группе было пять тяжелых крейсеров, в третьей — четыре крейсера. Как только русские корабли оказывались в пределах артиллерийской стрельбы, японцы начинали бить из своих орудий, сначала эскадренные броненосцы, а потом крейсера. Русские корабли, хотя и находились под прикрытием артиллерии фортов, маневрировали, чтобы не представлять из себя живой мишени. Русские капитаны достаточно хорошо знали, что «Микаса» может поражать своими 12-дюймовыми орудиями цель на расстоянии более 8 тыс. метров.
Ответным огнем прибрежных батарей и кораблей флота был поврежден верхний мостик «Микасы». Очевидны были попадания в броненосцы «Фудзи» и «Хатсусе». Среди русских кораблей только крейсер «Новик» бросился в маневренную борьбу и рискнул пойти на перехват японцев. Запущенные с него торпеды вполне очевидно поразили один из японских кораблей. (Доблестный «Новик» был построен в Германии, и, получив его, команда на свои деньги приобрела музыкальные инструменты и даже наняла дирижера, который во время боя откладывал дирижерскую палочку и старательно заряжал орудие).
Здесь же, на глазах у всех, появился символ, который в ХХ веке России придется преодолевать такой кровью. Пушки фортов имели очень ограниченный радиус действия, а количество снарядов было очень ограниченным. Некоторые артиллеристы продолжали палить пустыми патронами, другие замолкали на виду у всех. Как могла Россия претендовать на преобладание в регионе, если она не вооружила единственную свою крепость в данном регионе?
Своего рода приговор бездумной расхлябанности страны, претендовавшей на многое был отчет служившего в русском флоте капитана А. П. Стеера: «Весь японский флот проплыл мимо нас в хорошо сохраняемом линейном строе. Крейсера шли сзади за эскадренными броненосцами, этот строй поворачивал как только японские корабли попадали в зону русского обстрела со стороны берега и орудий флота. Любой морской офицер, имеющий минимальное представление о войне, или просто не лишенный энергии, не поколебался бы напасть на «хвост» этой колонны, с тем, чтобы отрезать его от основных кораблей, которые были бы в этом случае обязаны возвратиться под огонь русских батарей. Все ожидали именно такого маневра, когда взвился сигнал: «Миноносцам атаковать противника». Это была чистая глупость, учитывая, что для маленькой флотилии миноносцев было невозможно осуществить подход, не рискуя нарваться на торпеду — ведь стоял ясный день. Этот приказ был отменен после нескольких секунд колебаний — даже еще до того, как эсминцы сумели приготовиться к бою, но все происходящее служило убедительным доказательством того, что наши руководители в этот день потеряли способность хладнокровно мыслить».
Бой продолжался в полдень примерно час, прежде чем адмирал Того отдал приказ свои кораблям отходить от Порт — Артура. Русские корабли продолжали кружить по гавани. Японцы же искали оптимальную стратегию. Адмирал Камимура предложил Того повторить атаку в тот же день, но Того уже ощутил, что эта война являет собой хождение в шаге от поражения, и он не решился на повторение маневра: фактор неожиданности был уже утрачен. Того приказал своим кораблям встретиться в бухте Асан, к югу от Чемульпо.
В обоих атаках (ночной и дневной) японцы потеряли 132 человека, русские — 150. Среди русских кораблей, помимо уже упомянутых, были повреждены «Новик», «Аскольд», «Диана» и «Баян». О своем флоте Того доложил, что «боевая мощь эскадры абсолютно не затронута». Это не соответствует истине: даже основные японские броненосцы — «Микаса», «Сикисима», «Фудзи», «Ивате» и Хатсусе» получили повреждения. Боевые орудия фортов Порт — Артура показали свою эффективность. Но у японцев в распоряжении были прекрасные доки, а в Порт — Артуре оставался лишь один сухой док (и строился второй). Японцы скорее могли исправить повреждения. Но, заметим, что число их первоклассных кораблей было ограниченным.
Порт — Артур считал раны. Двадцать 12-дюймовых японских снарядов упали на город. Поврежден был Русско — Китайский банк и железнодорожный вокзал. В порту забирали отбывающих иностранцев норвежский пароход «Кумар» и британский «Колумбия». Но в Порт — Артуре все же доиграли свадьбу, и вечером жених–муж отправился на реку Ялу, к месту своей службы. Бесстрашный крейсер «Новик» возвратился из своего героического рейда, восхитившего даже японцев, с пробоиной на ватерлинии, но сопровождаемый звуками национального гимна, исполняемого доблестной командой. С гимном возвратился в гавань и самый большой русский кораблю — эскадренный броненосец «Цесаревич». Даже хладнокровные английские корреспонденты были безмерно тронуты этими проявлениями человеческого мужества.
Но трогало и другое. Как писал один из западных журналистов, «если бы, одновременно с атакой на флот, японцы высадили 10 тыс. своих солдат на полуострове — нет сомнения, что они взяли бы город за счет одной лишь внезапности. Были критики поведения адмирала Того и в японских рядах. Капитан японского эсминца пишет: «Ни один русский корабль не оказал серьезного сопротивления. Их можно было ошеломить неожиданностью, использовать их неготовность к борьбе, неспособность маневрировать. Естественно, мы не смогли бы взять Порт — Артур, поскольку у нас не было людей для десанта, а использовать экипажи кораблей мы не могли. Но возможным было уничтожение эскадренных броненосцев и крейсеров, которые встретились на нашем пути. Вот это была бы славная победа!.. Есть надежда, что пассивность адмирала этой ночью не повторится. Вся военно–морская история доказывает — и этому учат нас и англичане — что только атака, осуществленная с энергией и решимостью, может принести успех. Я не думаю, что Нельсон был бы перед Порт — Артуром столь же пассивен, каким оказался Того».
Во всем этом складывается впечатление, что Того был готов в ночной и дневной атаках пожертвовать своими эсминцами, но не своими эскадренными броненосцами. Для этого он должен был точно знать перспективу развития морской мощи России на Дальнем Востоке. Хладнокровные англичане оценили действия Того не как битву, а как разведку боем. Трудно все же удержаться от замечания, что ранним утром 9 февраля 1904 г. адмирал Того потерял самые ценные часы — внезапность постепенно стала терять свою значимость, и русские отошли от первого шока, постепенно восстанавливая свою боевую силу. Англичане также пишут по свежим следам, что «японцы не представляли себе степень неготовности русских». Русские корабли стояли скученно. Экипажи в ряде случаев были неполными — эшелон с балтийским подкреплением прибыл через день после атаки. Уже в пути балтийские моряки слышали вопросы: как можно держать в Порт — Артуре эскадру и ни одного дока в порту? Старый капитан сказал, что «грустно умирать, не имея цели».
И все же заметим, что, в общем и целом у японцев не было триумфальных настроений. Адмирал Того был в значительной мере разочарован результатами неожиданного нападения. Торпедная атака не дала ожидаемых результатов. Но внешний мир довольно неожиданно увидел, что японский флот — один из лучших в мире и может сражаться с любым европейским.
Япония после удара
Через два дня после нападения на Порт — Артур — 10 февраля 1904 г. Япония официально объявила войну Российской империи. 500 слов императорского послания призывали армию и флот «сокрушить противника». Император поздравил адмирала Того с успешными боевыми действиями на море. На улицах больших городов превозносили адмирала Юрию за битву в Чемульпо. «Банзай Ниппон!» звучало повсеместно.
Для японцев было существенным заручиться симпатией внешнего мира. Задачей японских руководителей стало нарисовать картину доблестного маленького Давида, рискнувшего восстать против злого гиганта Голиафа; галантная малая нация бросается на страшный риск ради своего выживания. В психологической войне японцы преуспели в очень значительной степени. Но пропаганда в данном случае не меняет факта обыкновенной героизации агрессии. И американцы, которые более других развивали тему «Давида и Голиафа», еще получат возможность на себе испытать неожиданность атаки в Пирл — Харборе. Япония — как и в случае войны с Китаем — пренебрегла всеми нормами международного права, она бросилась на слабый фланг России коварно и жестоко.
Японскому народу подавалась версия, в которой реальная картина упрощалась до искажения. Безжалостная огромная Россия якобы готова была захватить весь Японский архипелаг. А галантная Япония — маленькая страна — якобы сражается за свою жизнь. Японцев убеждали, что они сражаются за святое дело. На самом же деле они сражались за Корею и Китай, за превращение этих своих азиатских соседей в японские колонии. Оттого–то так и относятся к японцам сегодня все их азиатские соседи. ХХ век дал им более правильную перспективу, чем официальная пропаганда 1904 года. Сказки о героическом Давиде не разделяют ни корейцы, ни китайцы, ни другие азиатские соседи и жертвы страны «восходящего солнца».
Как и в случае с Пирл — Харбором 37 годами позже, у японцев в феврале 1904 гола не было душевных конвульсий относительно совершенного ими неспровоцированного нападения. Хуже того. Японская пропаганда широко тиражировала выдумку относительно того, что канонерская лодка «Кореец» якобы первой начала стрелять в сторону японцев — весьма убогая фантазия, учитывая силы, встречавшие «Корейца» у входа в Чемульпо. Японская сторона продолжала иображать из себя оскорбленную невинность даже тогда, когда японские боевые отряды шагали к Сеулу и заставили в конечном счете корейского короля согласиться на высадку новых японских сухопутных войск. Высадка в Чемульпо была абсолютно незаконной, только 25 февраля 1904 г. корейская сторона, находясь под невиданным давлением японцев, подписала договор, согласно которому японские вооруженные силы получили право высаживаться на Корейском полуострове и использовать его как плацдарм для продвижения в китайскую провинцию Маньчжурию.
Коварство есть коварство. Однако не все в мире хотели это видеть в верном свете. Восторг слышен в британской прессе (которой в следующем поколении придется осмысливать захват наступающими японцами Гонконга и Сингапура). Лондонская «Таймс» зимой начавшегося 1904 г. никоим образом не осуждала японский демарш: «Наш союзник привел в действие свои военно–морские силы с такой быстротой и мужеством, что вызвал восхищение всего мира». Военный корреспондент «Таймс» поздравил японцев, восхитился их смелыми действиями, «которым сама судьба предназначила выдающееся место среди анналов военно–морской истории». Согласно удивительной версии английского журналиста, «русская эскадра сама вызвала удар японцев, поскольку стояла на внешнем периметре гавани на пути японского флота. Это приглашение было принято быстро и пунктуально, которые делают честь военно–морскому флоту нашего галантного союзника, и одним махом ставит японцев в один ряд с лучшими флотами современности». Черчиллю нужно было прочитать это в день падения (в 1942 г.) величайшей военно–морской базы мира — британского Сингапура, павшего именно «быстро и пунктуально».
А пока известные японофилы (такие как Альфред Стид) в Лондоне искусно защищали японское дело. В самом начале войны Стид издал книгу «Япония устами японцев» — сборник статей известных японцев о самых разных отраслях японской жизни, о стране «37 лет назад сбросившей оковы феодализма и не собирающейся возвращаться обратно». Книга стала популярной и обеспечила особое внимание к Японии со стороны английского общества. Стид подал Японию как будущего мирового гиганта; война с Россией будет только одной из ступеней на этом, с его точки зрения, праведном пути.
Нужно сказать, что сами японцы столь самоуверенными не были. Когда флот адмирала Того после конвульсивных маневров первых дней отошел к корейскому Чемульпо, первый японский адмирал немалое время агонизировал в мыслях: «Поступил ли я как Нельсон?» Англичанин Пакенхем «пролил бальзам» на уязвленное «эго» адмирала, сказав, что неизвестность обстоятельств не позволяла сделать большего. Не ожидая решительной битвы в ближайшие дни, флот Того отправился на свою основную базу в Сасебо. Его радовали два обстоятельства: во–первых, японцам удалось купить в Генуе два бронированных крейсера — «Ниссин» и Кацуга». Во- вторых, Того видел, что попадания русских морских орудий приносят значительно меньше ущерба, чем попадания использовавших оригинальную взрывчатку «шимоза» японских пушек.
Много времени занимали неотложные дела. В сухом доке стоял гигант «Фудзи», требовался ремонт и для других кораблей Объединенного флота. Того обязан был беречь свои корабли, собственных верфей, повторяем, у Японии еще не было, и каждый потерянный корабль ослаблял ее морскую мощь безвозвратно.