Логика и физика Влеммида важны как с точки зрения уяснения философских движений в Византии XIII века, так и с точки зрения уяснения вопроса о влиянии Византии на развитие западноевропейской мысли. До нас дошла важная в историко-культурном отношении переписка Влеммида, почти исключительно с Феодором II Ласкарем. Два небольших географических сочинения «История земли» и «Всеобщая география», а также несколько стихотворений светского характера, дополняют богатое и разнообразное литературное наследство, оставленное Влеммидом потомству.
Среди учеников Влеммида особенно выделялись двое: Георгий Акрополит и император Феодор II Ласкарь. Родившийся в Константинополе Георгий Акрополит отправился еще юношей в Никею во время правления Иоанна Ватаца, где получил образование вместе с Феодором Ласкарем у Никифора Влеммида, а позднее сделался также и учителем Феодора. Дойдя до высших чиновных степеней и потерпев неудачу на военном поприще, он уже при Михаиле Палеологе, возвратившемся в Константинополь, посвятил себя дипломатии и по поручению императора руководил переговорами на Лионском соборе, где и добился заключения унии с западной церковью, против которой он сам раньше боролся. Умер Акрополит в начале восьмидесятых годов XIII века.
Главным литературным произведением Акрополита является очень важная, как источник, «История», излагающая события со времени взятия Константинополя крестоносцами до восстановления Византийской империи (с 1203 по 1261 год); таким образом, это сочинение может быть названо специальной историей Никиты Акомината. Как современник описываемых явлений и по своему официальному положению участник последних, Акрополит дал детальное и правдивое, написанное довольно ясным языком изложение событий своей эпохи. Из небольших сочинений Акрополита, большей частью риторических и богословских, можно отметить прекрасную, прочувствованную надгробную речь императору Иоанну Ватацу.
Вторым наиболее известным учеником Никифора Влеммида был никейский император Феодор II Ласкарь. Георгий Акрополит был официальным учителем Феодора, однако Влеммид имел очень сильное влияние на будущего императора, который в своих письмах называл его своим учителем и испытывал к нему глубокое уважение. Влеммид и Георгий Акрополит сумели вдохнуть в юную душу их ученика, еще в правление его отца Иоанна Ватаца, настоящую любовь к наукам. Изданная в конце прошлого столетия, в 1898 году, итальянским ученым Феста (Festa) переписка Феодора сообщила новый интересный материал для лучшего уяснения этой любопытной личности. Изучив греческих писателей, как церковных, так и светских, и ряд различных наук, Феодор, основываясь преимущественно на Аристотеле, уделил главное внимание философии. Будучи воспитан на идеях эллинизма и классической литературы, он в одном из своих писем сообщал о глубоком впечатлении от созерцания античных памятников Пергама. Это письмо, в том, что касается и стиля и содержания, могло быть написано итальянским гуманистом.
Сочувствуя просвещению, он, подобно отцу, интересовался школьным делом. В одном из своих писем по поводу учеников, окончивших школу и присланных к императору для экзамена, Феодор писал: «Ничто другое не радует так душу садовника, как видеть свой луг в полном цвету; если же он по красивому и цветущему саду судит о цветении растений, то на основании этого же он может предположить, что в свое время он будет наслаждаться плодами приятности и красоты. Хотя я был страшно охвачен великим недосугом из-за предводительских обязанностей, в то время, как ум мой отвлекался в разные стороны восстаниями, битвами, противодействиями, сопротивлениями, хитростями, переменами, угрозами, тем не менее мы никогда не удаляли нашей главной мысли от красоты луга умственного».
Вокруг Феодора II собрался круг образованных в литературе и науке людей, которые были заинтересованы в науках, искусстве, музыке, поэзии и тому подобном. Феодор открыл немало школ, и в одном из своих писем он обсуждает проблемы организации школьного дела, программы и задачи обучения.
Феодор Ласкарь написал несколько рассуждений на философские и религиозные темы, похвальные слова и оставил вышеупомянутый большой сборник писем (больше двухсот), адресованных к различным выдающимся деятелям эпохи, особенно же к его учителям, Никифору Влеммиду и Георгию Акрополиту. В сочинениях Феодора можно отметить его обширные познания также в науках естественных и математических. Более внимательное и детальное изучение литературного наследства Феодора Ласкаря, изданного и неизданного, должно дать в высшей степени интересные результаты для оценки личности автора, этого, по словам Крумбахера, «рода восточной параллели его великому современнику Фридриху II», и для более глубокого понимания культурных интересов христианского Востока в XIII веке.
Ко второй половине XII века и к первому периоду Никейской и Латинской империй принадлежит деятельность двух просвещенных братьев, Иоанна и Николая Месаритов, существование которых было открыто наукой лишь в начале XX столетия благодаря А. Гейзенбергу, вот почему в знаменитой «Истории византийской литературы» Крумбахера этих имен еще нет. На основании надгробной речи Николая Месарита по случаю смерти старшего брата, мы знаем, что Иоанн, получив заботливое воспитание, пробыв некоторое время на чиновничьей службе при двух последних Комнинах и, сделавшись профессором по предмету толкования Псалтири при Ангелах, написал комментарий к псалмам, чистовой экземпляр которого был уничтожен при взятии Константинополя латинянами в 1204 году, так что, по-видимому, из этого комментария до нас ничего не дошло. Приняв деятельное участие в спорах с представителями папы в Константинополе в первые годы существования Латинской империи и твердо стоя на православной точке зрения, Иоанн умер в 1207 году.
Младший брат его Николай, будучи также придворным чиновником при Ангелах и придерживаясь одинаковой с братом точки зрения в отношении папских притязаний, направился после смерти брата в Никею, где занял видное положение у патриарха и впоследствии сделался епископом Эфеса. Позднее, как было уже упомянуто выше, он принимал главное участие в переговорах о церковном сближении Никеи с Римом, о чем он оставил обстоятельный рассказ. Некоторые, хотя далеко не все, произведения Николая изданы.
Особенно интересно описание Николая Месарита константинопольской церкви Святых Апостолов с ее мозаиками, почти не уступавшей по роскоши и красоте Святой Софии, усыпальницы византийских басилевсов, прообраза соборов святого Марка в Венеции, святого Иоанна в Эфесе и St. Front в Периге (Perigueux) во Франции. Как известно, церковь Святых Апостолов была разрушена турками после взятия ими Константинополя, и на ее месте построена мечеть Мехмеда II Завоевателя. Ввиду исчезновения столь важного памятника, описание Николая, основанное на личном внимательном наблюдении, получает совершенно особое значение. По словам А. Гейзенберга, впервые познакомившего историю с Николаем Месаритом, произведения последнего могут в некотором отношении пролить новый свет на начало существования Никейского государства и занять почетное место в литературе того времени. «Кто будет иметь мужество издать сочинения Месарита, тот окажет большую услугу; задача эта не легка, но в высшей степени важна и достойна благодарности».
Конечно, в лице братьев Месаритов нельзя видеть выдающихся талантов; но они принадлежат к тем образованным и любящим книгу людям, которые, частью в тиши монастырей, частью при Никейском дворе, делали в XIII веке культурную работу и подготовляли духовное и политическое возрождение государства, приведшее к восстановлению Византийской империи в 1261 году.
Византийская хроника данного периода имеет лишь одного представителя в лице некого Иоиля, написавшего, вероятно в XIII веке, краткую, не имеющую ни исторической, ни литературной ценности всемирную хронику от Адама до взятия Константинополя латинянами в 1204 году.
Все вышеуказанные сочинения были написаны на том условно-классическом, литературном, искусственном языке, который порывал всякую связь с народной разговорной речью. Но в литературе того же XIII века можно указать примеры, где писатели прибегают к разговорному языку и народным стихотворным размерам и дают нам интересные образцы новых веяний в литературе.
Написанный народными (политическими) стихами по случаю бракосочетания Иоанна Ватаца с дочерью Фридриха II эпиталамий (свадебная поэма) Николая Ириника была создана в стиле, типичном для дворцовых церемоний и тесно связанным со стилем эпиталамий Феодора Продрома. Поэма Николая Ириника дает новую информацию о блистательных церемониях византийского двора и в этом заключается ее историческое и культурное значение. Мнение К. Крумбахера о том, что эта поэма напоминает свадебные песни современной греческой поэзии и что автор черпал свое вдохновение непосредственно из народной поэзии своего времени, поддержать невозможно.
К эпохе же Крестовых походов, особенно после четвертого похода, когда на территории Восточной империи образовался ряд латинских феодальных владений, можно отнести некоторые стихотворные, написанные разговорным языком произведения, представляющие собою род романов, где в фантастической обстановке описывается главным образом чувство любви и рыцарские приключения. Одно произведение из области византийской эпической (былинной) поэзии до Крестовых походов, а именно поэма о Дигенисе Акрите, пользуется особенной известностью.
Эпоха Крестовых походов создала в Византии более сложную литературную обстановку. Франки-завоеватели, принеся с гобой на Восток вполне сложившиеся учреждения западного феодализма и рыцарства, должны были, конечно, познакомить своих новых подданных и со своей западной рыцарской литературой XII века, с провансальскими romans d'aventures и другими произведениями, которые нашли распространение при латинских дворах в греческих странах. Средневековый французский роман, доказавший свой космополитический характер тем, что он был принят в Германии, Италии и Англии, мог, конечно, привиться и в Греции, где внешние условия, создавшиеся в начале XIII века, были особенно, казалось, для этого благоприятны. Поэтому в науке был поднят вопрос о том, является ли византийский стихотворный роман того времени лишь простым подражанием западным образцам, или в этих византийских romans d'aventures можно видеть оригинальные произведения, создавшиеся из византийских условий жизни, аналогичных с западными, и находящихся, может быть, лишь под некоторым влиянием иностранной, в данном случае западной литературы. Дж. Б. Бьюри писал, что, может быть, «знакомство греков с западными романами побудило их создавать произведения, пропитанные западными идеями, точно так же, как оды Горация или Эклоги и Энеида Вергилия находились под влиянием своих греческих образцов». То или другое мнение ученых в данном вопросе основывается на изучении самих литературных памятников, часто анонимных и не поддающихся точным хронологическим определениям со стороны их языка, размера и литературно-исторического материала.
Анонимный стихотворный роман «Бельтандр и Хрисанца», первоначальная редакция которого относится, вероятно, к XIII веку, может служить примером византийского приключенческого романа. Дошедший же до нас текст носит следы позднейшей переработки и, может быть, принадлежит XV веку.
Содержание романа таково. Некий император Родофил имел двух сыновей, Филарма и Бельтандра. Младший сын, отличавшийся красотой и храбростью, Бельтандр, не вынеся преследований со стороны отца, покидает свою страну в поисках счастья на чужбине. Пройдя по пограничной с Турцией области и вступив в Армению (т.е. в Малую Армению — Киликию), он достигает Тарса. В его окрестностях он встречает небольшую речку, в воде которой блистала звезда, приведшая Бельтандра в великолепный, полный разнообразных чудес замок, названный в романе Замком Любви (????????????). ?ам он узнает из надписей на двух статуях о предопределенной любви между ним и Хрисанцей, «дочерью великого короля великой Антиохии». Решив осмотреть все «горькие и сладкие красоты Замка Любви», Бельтандр, по приглашению властителя замка, «царя любви, имевшего на голове царский венец, державшего в руке большой скипетр и золотую стрелу», предстал перед его троном. Ознакомившись с жизнью Бельтандра, царь приказывает ему из сорока девиц избрать наикрасивейшую и вручить избраннице ветвь, «сплетенную из железа, золота и топаза». Описывается интересная сцена соревнования красоты, напоминающая суд Париса и повторяющая известный византийский обычай избрания наиболее достойной невесты для басилевса. Когда Бельтандр вручил ветвь наиболее красивой, по его мнению, девушке, то вдруг все, что его окружало, сам царь любви и сорок дев, исчезло «как сон». Покинув замок, Бельтандр через пять дней достигает окрестностей Антиохии, где встречается с королевской соколиной охотой. Антиохийский властитель берет его к себе на службу и приближает ко двору. В дочери последнего Хрисанце он неожиданно узнает ту девушку, которой в Замке Любви он вручил ветвь. Молодые люди воспламеняются любовью друг к другу, и, несмотря на все строгости, окружавшие жизнь женщин на Востоке, между ними в дворцовом саду ночью происходит свидание, закончившееся для Бельтандра весьма печально: под утро стража заметила его, схватила и заключила в темницу. Но Хрисанца уговорила свою верную служанку сказать, что Бельтандр приходил в сад для нее. Отец Хрисанцы, узнав об этом, помиловал Бельтандра, и, с тайного согласия Хрисанцы, был устроен фиктивный брак между ним и служанкой; тайные свидания между Бельтандром и Хрисанцей продолжались. Через десять месяцев влюбленная чета, служанка и несколько верных слуг бегут из Антиохии; при поспешной переправе через реку погибают служанка и слуги. С трудом спасшиеся влюбленные достигают берега моря, где находят греческий корабль, посланный отцом Бельтандра Родофилом на поиски бежавшего сына; старшего любимого сына уже не было в живых. Узнав в чужестранце сына своего императора, корабельщики тотчас же принимают Бельтандра с Хрисанцей на корабль, быстро довозят до столицы, где их с великой радостью встречает уже отчаявшийся увидеть сына Родофил. Роман заканчивается описанием торжественной свадьбы Бельтандра и Хрисанцы, причем епископ совершает обряд венчания и возлагает императорский венец на голову Бельтандра.
На примере суждения ученых об этом анонимном романе можно выяснить себе их отношение вообще к византийскому роману эпохи Крестовых походов. Одни ученые полагали, что до сих пор еще неизвестной или утерянной основой для романа «Бельтандр и Хрисанца» служит французский рыцарский роман; в Замке Любви, в греческом «Эротокастроне» видели Chateau d'amour провансальской поэзии; в собственных именах Родофила и Бельтандра узнали народные грецизированные имена Родольфа и Бертрана (Bertrand); было даже мнение, что весь роман о Бельтандре и Хрисанце является лишь греческим переложением французского рассказа об известном французском рыцаре XIV века Бертране Дюгеклене, современнике Столетней войны. К. Крумбахер, склоняясь вообще относить к западноевропейским источникам все, что встречается в среднегреческой народной поэзии о Замке Любви, Эросе и т.д., пишет по поводу этого романа, что последний, наверное, был написан греком, но в области, которая уже давно была знакома с франкской культурой; главный же вопрос о том, было ли зерно рассказа франкского или греко-восточного происхождения, останется нерешенным до тех пор, пока не будет найден настоящий прообраз этого романа. Наконец, англичанин Дж. Бьюри говорит, что роман о Бельтандре и Хрисанце является греческим с начала до конца по своему построению, описаниям и идеям; в нем нет ничего, что нужно было бы отнести на счет западного влияния. Литературное развитие шло параллельно во франкских и греческих странах. Подобно тому, как французские романы XII века имели позади себя немало эпической поэзии, так и греческие романы XIII и XIV веков имели за собой эпическую основу. В обоих случаях разработка романтических мотивов была навеяна влияниями, идущими прямо или косвенно из эллинистического мира: во Франции через посредство латинской литературы, преимущественно через Овидия; в Греции через посредство литературной традиции, которая там не умирала. Греки обладали, при своей собственной технике, всеми идеями, материалом и окружением для рыцарских романов в то время, когда западные рыцари обосновались на Востоке. Поэтому-то французская литература XII века и не могла оказывать столь сильного влияния на Византию, как она оказывала, например, на Германию. Романтическая литература Запада не явилась в виде нового откровения для народа, который сам имел в своей собственной литературе мотивы, идеалы и элемент фантазии, во многих отношениях одинаковые с западными. Конечно, некоторого влияния французской литературы в эпоху Крестовых походов, при столкновении и смешении двух культур на христианском Востоке, отрицать нельзя. Но в своих главных чертах французский и византийский романы имеют одну общую эллинистическую основу, причем развитие их шло параллельно, независимо друг от друга. По словам французского византиниста Ш. Диля, основа романа о Бельтандре и Хрисанце остается чисто византийской, и франкским баронам, пришедшим в роли покорителей, греческая цивилизация, по-видимому, гораздо больше дала, чем от них получила. Может быть, к XIII же веку относится другой написанный политическими стихами «любовный рассказ» о Каллимахе и Хрисоррое.