Загадки антропологии. - Низовский Андрей Юрьевич 25 стр.


Доминиканский монах Алонсо де Эспиноса прибыл на острова довольно поздно — в 1580 году, однако его сведения об островитянах полнее других. В своих записках он сохранил девять фраз из языка гуанчей — единственный образчик древнего и неизвестного языка, попавший в распоряжение лингвистов.

«Относительно их происхождения есть много взглядов, — пишет Эспиноса. — Говорят, что они потомки римлян, однако это безосновательно. Другие говорят, что они произошли от некоторых африканских племен, поднявшихся против римлян и убивших их правителя или судью. В наказание у них вместо смертной казни вырвали языки, так чтобы они не могли ничего рассказать о восстании. Потом их посадили в лодки без весел и пустили на волю волн. Так изгнанники заселили острова».

«Ячмень был главной их сельскохозяйственной культурой, — сообщает Эспиноса. — Всей землей распоряжался правитель и раздавал ее согласно чинам. На своей земле человек строил жилище, если не было естественной пещеры. Кровлю складывал из плоских камней, прекрасно подогнанных друг к другу. Вокруг жилища паслись стада, и, чтобы не было недостатка пищи для них, люди очень заботились о растениях, от которых зависело здоровье овец и коз. И поэтому скот был всегда тучным. Они обрабатывали почву козьим рогом или палкой, ибо металлов у них не было. Ячмень сеяли мужчины. Остальное — жатва и засыпка в амбары — было уделом женщин. Во время жатвы и выпечки хлеба приостанавливались даже войны».

Тут одно из многих противоречий, которыми насыщены свидетельства хронистов: хлеб гуанчи не пекли. Скорее всего, речь идет об одном лишь острове — Тенерифе, где умели делать ячменный хлеб.

Чрезвычайно интересно свидетельство Эспиносы о существовании у гуанчей некоего обряда, напоминавшего обряд крещения у христиан:

«Когда у гуанчей рождался ребенок, они звали женщину и та лила воду ему на голову, эта же женщина подтверждала родство матери, отца и ребенка. Гуанчи сами не знают, откуда идет эта церемония. Это обряд крещения, как у других народов».

Эспиноса первым их хронистов подробно разбирает гипотезы о происхождении гуанчей. Примечательно, что эти версии дожили почти без изменений до наших дней:

…говорят, что когда Сертория преследовали римляне, он, отказавшись от высокого поста, бежал с группой людей, которая состояла из африканцев и других национальностей. Узнав об островах от каких-то моряков в Кадисе, последователи Сертория после его смерти, чтобы не попасть в руки римлян, отправились на поиски этих островов и населили их. Есть еще один автор, который сообщает, что в древние времена острова были близка к Африке, как Сицилия к Италии, но постепенно из-за климатических условий отодвинулись. Народ, пришедший на острова, не знал искусства навигации и остался там без средств передвижения по морю».

«Мое же собственное мнение такое, — заключает Эспиноса, — что гуанчи ведут свой род от африканцев из-за близости материка и тесного сходства в обычаях и счете».

Надо отдать должное этому испанскому автору XVI века — он сформулировал все основные гипотезы, которые позже, спустя несколько столетий, будут развивать современные антропологи, лингвисты и этнографы. Алонсо де Эспиноса выгодно отличался от других авторов и тем, что прилежно записывал те, на первый взгляд незначительные детали, которые многим казались маловажными. Но именно эти подробности и сослужили добрую службу исследователям.

Важное место в хронике Эспиносы занимает рассказ о происхождении таинственного образа Богоматери Канделарии, ради которого он, собственно, и отправился на острова.

«Хотя древние называли этот остров и соседние острова Счастливыми за их плодородную почву и климат, — пишет Эспиноса, — не меньшее основание есть назвать их Счастливыми за божественный дар, подарок судьбы, святой образ из Канделарии, появившийся на острове. Трудно предположить точно, когда именно он появился, но было это лет за 150 до того, как остров стал принадлежать христианам, в пустынном месте на берегу моря около песчаной косы, в конце ущелья. Он стоял на камне, а уже потом на том месте возвели часовню».

Нашли скульптуру так. Двое местных пастухов пошли в сторону ущелья, но овцы испугались и повернули назад. Один из пастухов, подумав, что впереди кто-то прячется и хочет украсть скот, пошел вперед и увидел на скале образ Девы с ребенком на руках. У гуанчей был обычай — не заговаривать первым с женщиной, и пастух сделал ей знак рукой, что должен идти пасти свой скот. Но она ничего не ответила. Тогда пастух решил ее напугать и замахнулся. Но едва он поднял руку с камнем, как она одеревенела. Испуганные пастухи решили заговорить с Девой, но безуспешно. Они со страхом подошли поближе. У одного из пастухов был с собой табона — острый, как бритва, камень. Он захотел отрезать у образа один палец, чтобы посмотреть, подействует ли это, но порезал только свои пальцы, не причинив Деве вреда. Это были первые чудеса, явленные Девой жителям острова.

Пастухи отнесли образ правителю, и его стали почитать как святыню. «Несомненно, он был сделан руками ангелов, только им подвластна такая тонкая работа», — заключает Эспиноса.

Тайна статуи Девы Канделарии. до сих пор не разгадана. Более того, и сам образ исчез, так что не представляется возможным исследовать его и определить его происхождение. Возможно, статуя была принесена морем, или решение загадки следует искать в каких-то ранних посещениях Канар выходцами из Европы.

Определённый свет на тайну происхождения гуанчей мог бы пролить их язык. Но большинство словаря аборигенов сегодня утеряно, хотя некоторые слова всё ещё сохраняются, прежде всего в названиях островов.

Гуанчские названия различных островов и их жителей были следующие:

Остров Тенерифе — Ченех («Chenech»), Чинех («Chinech») или Ачинех («Achinech»). Жители острова Пальма, видя заснеженный пик горы Тевде на горизонте, называли этот остров Ten-er-efez — «Белая Гора» (от ten, teno/dun, duna = «гора», и er-efez = «белый»). Само слово «гуанч» служило самоназванием коренных обитателей острова Тенерифе: «Guan Chenech» означает «человек с Ченеха», то есть «человек с Тенерифе». С течением времени термин «гуанч» стал идентифицироваться со всеми коренными обитателями Канар.

Остров Фуэртевентура — Максората («Maxorata»), его жители назывались «Majoreros», или «Maxos». Имя «mahorero» все еще используется сегодня как название обитателей острова. Считается, что это название происходит от «mahos» — так назывался тип обуви из козлиной кожи, которую носили коренные жители острова. В средние века было известно другое название Фуэртевентуры — Эрбания (Herbania), происходящее, возможно, от латинского «hairbe» — трава, растение; это может рассматриваться как указание на пышную растительность, существовавшую здесь в древние времена (правда, сегодня, глядя на бесплодный, измученный жаждой пейзаж острова, в это трудно поверить). Более вероятно происхождение имени Herbania от берберских слов «bani» — стена или «arban» — «козел». Любопытно, что другой остров, Ферро, у гуанчей носил схожее название — Эрбане. Он назывался также «Него»; его населяло племя бимбачей («Bimbaches»).

Остров Гран-Канария — Тамаран (Tamaran) или Тибисена (последнее название связывают с берберским словом mussen — «волк»); в некоторых источниках именуется также Канарией; его обитатели носили название канарии («Canarii»).

Остров Лансароте — Титеройгатра («Tyteroygatra») или Анзар (возможно, от берберского «anzar» — «дождь»).

Остров Пальма — Бенахоаре («Benahoare»); это название происходит от «Ben-Ajuar», т. е. «из племени ахоаре» (любопытно, что так называлось одно из берберских племён северного Атласа). Жители острова именовали себя «auaritas».

Остров Гомера — гуанчское название «Gomera», его жители именовались «Gomeros».

По рассказам европейских завоевателей, гуанчи были «красивые белые люди, высокие, мускулистые, с очень большим числом блондинов среди них». Ссылка на высокий рост, о котором неизменно упоминают хронисты, должна быть принята с учетом средней высоты европейцев в то время. Что касается присутствия блондинов, то следует вспомнить, что в древности весь Север Африки населяла кавказоидная раса людей, известных у античных авторов под общим названием ливийцы. Даже сегодня, после многих столетий иноплеменных вторжений и смешанных браков, белокурые волосы и голубые глаза нередки у берберов Атласа.

Согласно легендам, островом Тенерифе в далекие времена управлял манси (гуанч. mencey) — король, известный как Тинерфе Великий. Он жил, судя по всему, в области Адехе (Adeje) в юго-западной оконечности острова. После его смерти остров был разделен между его сыновьями и внуками. Как бы то ни было, но европейцы действительно нашли на Тенерифе девять независимых «княжеств» («Menceyatos»): Анага (Anaga), Тегесте (Tegueste), Такоронте (Tacoronte), Taopo (Таого), Икод (Icod), Дауте (Daute), Адехе (Adeje), Абона (Abona) и Гуимар (Guimar). Территория каждого из этих княжеств распространялась от побережья до склонов центральной цепи гор. Вершины гор, включая Тейде, являлись общей землей, используемой пастухами различных княжеств для выпаса скота в течение летних месяцев, когда растительность в прибрежных областях высыхала. Особо важное значение эта горная область имела для княжеств, расположенных на засушливом юге острова — Адехе, Абоны и Гуимара. Недостаток дождей делал ежегодный перегон скота в горы насущной необходимостью. Напротив, «богатые» северные княжества, помимо скотоводства, были способны позволить себе роскошь маленького, но процветающего сельского хозяйства. Здесь выращивались зерновые культуры — пшеница, ячмень, горох и бобы.

Свой остров гуанчи Тенерифе называли «гуаньяк» («guanac», «gwan-yac») — это можно перевести как «родина», «страна». Все княжества были независимы. Верховным правителем острова считался манси княжества Таоро, но он, кажется, играл лишь роль первого среди равных. Манси Таоро носил титул «квевехе» («quevehi»), что можно приблизительно перевести как «ваше величество» или «ваша светлость». Его резиденция находилась в долине Араутава (Arautava или Arautapola), ныне известная как Оротава. Эту местность — настоящее сердце Тенерифе — и сегодня называют земным раем.

«Короли» (на Тенерифе они именовались манси, на других островах имелись свои названия) находились на вершине гуанчского общества. Ниже по положению шли «аристократы» — ачиманси («achimencey»), как правило, имевшие родственные связи с королевской семьей. Средним классом гуанчского общества были «сичисикитос» («cichiciquitzos»), a на самом на дне находились «achicaxna» — плебс. Вся земля и скот принадлежали манси. Ежегодно он распределял их среди верхних классов общества согласно достоинствам и нуждам каждой семейной группы. Тем самым манси играл важную экономическую роль в перераспределении богатства, учитывая, что он нес затраты на проведение общественных празднеств и церемоний. Все яства для этих целей поступали из королевских запасов.

На Тенерифе не было отдельной священнической касты, поскольку эти функции на общественных церемониях осуществлялись самим манси. Однако существовала фигура «guacamece» — пророка или прорицателя, который имел большое уважение и глубокое почитался. В каждом княжестве существовал свой высший совет (Tagoror), принимавший важные для общественной жизни решения. Заседания совета проводились в специально отведенных местах, члены «Тагорора» восседали на каменных сиденьях, установленных в круг. Во многих частях острова Тенерифе советы заседали возле священных камней или деревьев. Священным у гуанчей почиталось, в частности, драконово дерево (Dracaena drago) — местный эндемик, которое живет несколько столетий и имеет похожий на кровь красный сок, обладающий лечебными свойствами. Прибытие манси на совет возвещалось звуком труб («bucios»), сделанных из больших раковин. В руке манси держал символ королевской власти — «аньепу» (апера, апуера), скипетр из резного дерева.

В то время как манси имел функции духовного и политического руководителя, военным вождем у гуанчей был «сигосе» («sigoce»). Вооружением воинов служили деревянные копья («banot») и камни, многие из которых были обработаны и имели острые грани. Гуанчи были подлинные виртуозы в метании этих «ракет». Они также были вооружены «teniques» — камнями, оплетенными кожей, которые они использовали как кистени. Это примитивное вооружение в умелых руках оказалось весьма действенным средством — гуанчи доказали это в 1494 году, разгромив и практически целиком уничтожив весь испанский экспедиционный корпус в сражении у Асентехо.

В бой гуанчи шли голыми, хотя в обычное время они носили «tamarcos» — плащи из козьей шкуры, защищавшие их от холода в горах. На некоторых островах гуанчи носили юбки, сделанные из волокон пальмы. В зависимости от сезона, рода деятельности и социального положения использовались и другие виды одежды: «xercos» (сандалии из свиной кожи), «huirmas» (куски кожи, носившиеся подобно рукавам), «guaycas» (обтягивающие кожаные ногавицы межд^лодыжкой и коленом) и «ahico» (тип кожаной рубашки).

Гуанчи верили в существование верховного бога, кого они называли Magec (Солнце); он был известен также под различными именами: Achaman («небеса»), Achuhuran Achahucanac («великий и возвышенный бог»), Achguayaxerax Achoron Achaman («держащий небо и землю»). Они также поклонялись богине-матери, близкой древней богине-матери Средиземноморья, которую гуанчи называли Achmayex Achguayaxerax Achoron Achaman («мать держащего небо и землю») или Achguayaxiraxi («сохраняющая жизнь). С приходом европейцев эта богиня-мать была отождествлена гуанчами с Девой Марией.

Гуанчи также поддерживали культ подземного бога Гу-айотой (Guayota, что означает «Зловещий человек»). Конкистадоры-христиане отождествляли его с дьяволом. По верованиям гуанчей, Гуайота жил в недрах горы Тейде (Echeyde). Островитяне его не любили, а скорее почитали и уважали. Ночью он принимал облик одинокой собаки; встреча с ним было очень опасна.

В дополнение к этим главным богам, гуанчи верили в существование множества духов природы. Они оставляли им пожертвования на камнях, в пещерах, на вершинах гор. На каждом острове были свои священные места, обычно в виде гор или больших камней, которые, как считали гуанчи, держали землю и небеса в равновесии. На острове Тенерифе главной святыней была гора Тейде. В окружающей её области, которую в настоящее время занимает национальный парк «Лас Каскадас дель Тейде», в укромных расселинах и фотах до сих пор находят принесённые в жертву гуанчами глиняные сосуды, каменные и костяные инструменты. Эти пожертвования были призваны ублаготворить духов или успокоить их гнев.

Вершина пика Тейде — священной горы гуанчей видна за десятки километров

В каждой семье имелись собственные божества домашнего очага, обычно ими служили маленькие идолы, которые должны были принести семье изобилие и здоровье людям и животным.

Погребальные ритуалы у гуанчей были довольно сложны, особенно если дело касалось вождя-манси или лиц из «благородных» семейств — ачиманси. Представления гуанчей о смерти в точности не известны. По сообщениям средневековых хронистов, канарцы считали, что существует другая жизнь после смерти и что души злых и неправедных людей попадают в недра горы Тейде — владения «Зловещего человека», дьявола; души же тех, кто жил добродетельно и праведно, попадают в долину Агере (Aguere) — райскую долину (ныне в ней расположен город Ла-Лагуна). Но эти верования, кажется, уже окрашены христианскими представлениями о загробной жизни: на протяжении более ста лет, ещё до окончательного завоевания испанцами Канар, гуанчи находились в постоянном контакте с христианскими миссионерами.

Более древние погребальные ритуалы связаны с процедурой мумификации скончавшегося манси или ачиманси. Несомненно, что гуанчи имели некоторое представление о загробной жизни, для которой они тщательно готовили тела своих умерших. Из тела удаляли все внутренние органы и складывали их в корзину. Юноша, добровольно вызвавшийся на этот шаг, взяв эту корзину, бросался с ней с вершины утеса в море. Перед совершением этого акта ритуального самоубийства родные и близкие покойного давали юноше различные поручения для мертвого: передать новости о каждом семействе, о здоровье друзей и родственников, о том, что домашний скот здоров и увеличился в числе… Таким образом, юноша становился посланцем от мира живых к миру мёртвых.

Назад Дальше