Признаюсь, мой друг, что в данном месте своего повествования автор испытывает некоторое смущение. Дело в том, что он дал самому себе слово написать эту книгу честно и непредвзято, не умаляя, по возможности, достоинств одних народов и не возвеличивая, без необходимости, славу других. Но отдает отчет в том, что большинство из читателей этой книги, несомненно, считают именно славян и, прежде всего восточных, своими прямыми предками, и не хотелось бы излишним реализмом травмировать их нежные души.
Прекрасно понимаю, что из школьного (а кто и из вузовского) курса отечественной истории мы почерпнули определенный, скажем так, парадно-торжественный образ нашего великого пращура — древнего славянина. Который, конечно же, лучше всех прочих — собой хорош, в меру миролюбив, в меру воинственен, и землю свою защитит, и на чужое не претендует. Словом, этакий гибрид Александра Невского с Владимиром — Ясно Солнышко. Читать такую историю, слов нет, очень приятно, хотя и немного приторно.
Удивительного в подобной подаче собственного прошлого ничего нет — всякий народ себя слегка прихорашивает. На каком-то этапе это просто необходимо. В розовом детстве мы, например, читаем добрые сказки со счастливым концом, а не жизненные истории, в которых добро не каждый раз побеждает зло и не всем героям воздается по заслугам. Поэтому тех, кто желает остаться в твердом убеждении, что наши предки всех славнее, всех румяней и белее, призываю дальше эту главу не читать — начните сразу со следующей. Ибо заранее предупреждаю, что рассказывать буду, как все было на самом деле, а не так, как некоторым хотелось бы услышать.
Предки наши — славяне были, увы, ничем не примечательным и достаточно отсталым народом. В чем-то лучше, в чем-то хуже прочих восточных европейцев. Еще Иордан справедливо заметил, что, несмотря на свою многочисленность, они презираемы соседями
{96}
. Воины из них, на самом деле, получились откровенно неважные. Кстати, может быть, именно поэтому они и выжили в этих краях в эпоху первой, гуннской волны Великого переселения народов. Отсиделись в лесах и трясинах, а появились на свет божий лишь тогда, когда главные задиры — готы и гунны — из этих мест уже удалились.
Ко времени появления аваров (560 год) единое славянское племя уже почти столетие как поделилось на славян и антов. Причем анты от славян несколько отличались в обычаях и одежде, хотя язык, религия и внешний облик были практически одинаковы. Жили первые между Днепром и Днестром, как указывают нам византийские источники. Археологи их слегка поправляют. С антами они справедливо связывают так называемую пеньковскую археологическую культуру
{185}
.
Ареал ее распространения несколько шире и включает и левобережье Днепра. Чтобы было понятнее, на современной карте — это вытянутый ромб: от Киева на севере до Запорожья на юге, от Харькова на востоке до Кишинева и Каменец-Подольского на западе, — в основном, значительная часть территории нынешней Украины и половина Молдавии.
Самый юг Украины принадлежал кочевникам кутригурам, севернее мест обитания антов селились родственные славянам балты, северо-восточнее — финно-угры. На территории нынешней Румынии жило германское племя гепидов (тех самых «ленивцев», что одолели все же сыновей Аттилы). Северо-западнее, на территории Западной Украины и Южной Польши размещались остальные славянские племена, сохранившие за собой бывшее общее имя — славяне.
По сравнению с предшествующей высокоразвитой черняховской археологической культурой (принадлежащей, конечно же, Готскому царству) пеньковцы, то есть анты, значительно проигрывают. Уровень их быта чрезвычайно архаичен. Как пишет академик Седов, один из лучших отечественных археологов и славистов в работе «Анты»:
{184}
.
Как жили наши предки? Если сказать одним словом, то — как партизаны. В смысле, селились возле рек, болот и озер, непременно неподалеку от леса. Выставляли дозоры, и в случае приближения врага бросали свои дома: землянки и полуземлянки, у которых было несколько запасных выходов (на всякий случай), убегали сами и угоняли в местные чащи скот. Но в лесных дебрях взять их было невозможно, ибо мастерски делали засады, обходили врагов сзади, устраивали ловушки. Отсидевшись в лесу, возвращались на родные пепелища (в случае если враг спалил верхние перекрытия домов) и за полгода отстраивались заново — благо, лес рядом.
Византийцы такого образа жизни не понимали, писали:
{77}
.
В остальном анты и славяне соседям своим нравились:
{189}
.
Покорение антов
Конечно, цивилизованные ромеи изучали славян не научного любопытства ради, а в первую очередь для того, чтобы знать, как с ними надо воевать, если вдруг придется. Но ведь война недаром зовется ядром политики — в том, как тот или иной народ воюет, видна его душа.
Один из выдающихся военных теоретиков VI века, византийский император Маврикий (в Восточной римской империи того времени императором мог стать только опытный и удачливый военачальник) следующим образом описывал сильные и слабые стороны славян и антов в бою:
{189}
.
Однако, у наших предков были и свои сильные стороны:
{189}
.
Дротик — короткое легкое копье для метания, с таким оружием, и правда, в наступление не пойдешь, самое большее, что можно сделать, — бросить во врага издали да бежать или затаиться и попробовать напасть на него сзади. Громоздкий, видимо, плетеный славянский щит — тоже вещь весьма неудобная, особенно, если необходимо идти в наступление. Деревянные луки гораздо слабее и примитивнее сборных, давно известных скифам, гуннам и прочим кочевникам, изготовленных с использованием рогов и сухожилий животных. Стрела, пущенная из славянского лука, не могла пробить даже кожаный панцирь. Поэтому понадобился яд. Впрочем, его эффективность не стоит преувеличивать — древние давно знали способы борьбы с этим средством — обрезать рану по краям и прижечь, пока отрава не проникла в кровь. Так что особого урона врагу славянское оружие не наносило.
Вообще, серьезного исследователя, изучающего бытие славян в раннем средневековье, должна мучить только одна мысль — как такие слабые в военном отношении, живущие отдельными родами в полном несогласии друг с другом народы могли не только овладеть большей частью Восточной Европы, но и просто выжить в эту суровую жестокую эпоху.
По всем законам, биологическим и социальным, столь слабому и дезорганизованному племени надлежало исчезнуть, быть стертым с лица земли. Практически точно так же живущие и столь же беспомощные финно-угорские племена Восточной Европы — чудь, весь, мещера, мурома и прочие, несть им числа — некогда занимали огромные просторы европейской России — будущие земли Московского царства. Ну, и где они? Остались от них одни лишь названия — Чудское озеро, Мещерские края, Муромские леса.
Вместо того чтобы петь дифирамбы собственным пращурам, неплохо бы отечественным историкам задуматься именно над этой проблемой — отчего славяне выжили и каким образом эти «лесные братья» вдруг обратились гегемоном всей Восточной Европы?
Впрочем, не будем забегать вперед, вернемся в 560 год, когда аварская конница подошла к землям славянского племени антов. Как и следовало догадаться, наши предки избрали свою излюбленную тактику — разбежались по лесам. В войнах с византийцами это давало нужный результат, против аваров — почему-то нет. Объяснение тому простое. Регулярные армии врагов обычно вторгались в славянские земли летом, когда тепло, леса стоят в зеленой листве и густая трава — та же постель, а грибы и ягоды — только руку протяни. Теплолюбивые греки холодной зимы в Скифии боялись пуще огня. Поэтому, не обнаружив в славянских землях ничего достойного внимания, тут же уходили.
Авары оказались врагом посерьезней. Они не испугались крепких украинских морозов и продолжили военную кампанию зимой. А теперь представим: зимний заснеженный лес, белые деревья, следы на снегу. Необходимо разводить костры — иначе неминуемо замерзнешь. Голод заставляет лезть в яму с продовольствием — то есть выдавать ее местоположение врагу. Все славянские хитрости в данном случае тут же обернулись против них самих.
Недаром Менандр Протиктор, единственный византиец, описавший эту военную кампанию, заметил:
{146}
. Грабили — это значит, что по следам на снегу захватчики обнаруживали ямы с припасами, а опустошали — надо понимать, сжигали дома и хозяйственные постройки, обрекая славян на холодную и голодную зиму в неприветливом заснеженном лесу.
Зимняя война 560–561 годов имела для восточных славян катастрофические последствия. Враг захватил большое количество пленных, в первую очередь тех, кто предпочел сдаться, чтобы не замерзнуть в зимней чаще. С целью договориться об их возможном выкупе, весной — летом 561 года в аварский стан прибыл один из влиятельных антских вождей по имени Мезамир.
Был он молод и горяч, держался надменно. По мнению аваров, дерзил без меры, особенно учитывая реальное соотношение сил. Масла в огонь подлил еще и некий «советник Котрагиг» (скорее всего, один из предводителей кутригуров, которых еще иногда называли котрагами). Он донес аварам, что главная беда антов — разобщенность, а дерзкий Мезамир — как раз один из авторитетнейших вождей и чуть ли не единственный, кто может собрать вокруг себя большое войско. В результате без долгих раздумий авары схватили дерзкого славянина и казнили его.
Оставшись без вождя, которого признавали многие, анты попали в еще более тяжелое положение. Некоторые из историков, пишущих о ранних славянах, склонны видеть в Мезамире личность героическую, легендарную — практически первого восточнославянского (русского) царя, к тому же борца за свободу родного народа.
Может быть, это и так, спорить не буду. Замечу лишь, что упоминается эта историческая фигура лишь однажды, все у того же Менандра, и вот, что о нем сказано, слово в слово:
{146}
.
Византиец, чьи симпатии, безусловно, на стороне мирных антов, в это время — союзников ромеев, конечно, аваров осуждает, но и посланника не оправдывает — вместо простого и всем привычного дела — выкупа пленных — раздул ненужный конфликт. И сам голову сложил, и племя, лишенное руководства, поставил в безвыходное положение. Как пишет о сложившейся ситуации Менандр:
{146}
.
Надежды их, судя по всему, были связаны с тем, что кочевники наконец уберутся восвояси. Когда этого не произошло и следующей зимой авары продолжили беспрерывно рыскать по междуречью Днестра и Днепра, восточные славяне осознали, что еще один суровый холодный сезон они не переживут без домов и очагов, и предпочли покориться пришельцам.
Впрямую византийские историки об этом не пишут, что позволяет некоторым из их российских коллег заявлять, что никакой зависимости от аваров у антов не было. Но весь оставшийся VI век анты, как и остальные славянские племена, действуют уже не самостоятельно, а как подданные кагана Баяна и именно в таком качестве воспринимаются ромеями. Более того, большинство жителей Поднепровья по приказу аваров покидает родные земли и переселяется вместе с кочевниками на юг. Так начнется балканская эпопея древних славян.
Причем не стоит думать, что нынешние восточные славяне (русские и их ближайшие родственники) — это наследники тех, кто остался в днепровско-днестровском регионе, то есть на прежнем месте обитания, а не пошел с аварами на Балканы. На самом деле все было гораздо сложнее.
Франки и «гунны»
Если император Юстиниан Великий, принимая аварское посольство 558 года, и отнесся снисходительно к хвастливым словам варваров, то дальнейшие события, наверняка, заставили его пожалеть о своем легкомысленном отношении к пришельцам.
Василевс ромеев не зря был прозван «Великим». Ему было чем гордиться. Приняв Византийское государство ослабленным и дрожащим перед сонмом варваров, он сумел превратить его в первую мировую державу, вернуть ромеям большинство земель, входивших в состав Великого Рима. Завоевана вся Северная Африка. В 555 году, как раз за три года до прихода новой беды — аваров, закончено покорение Италии. Римские орлы вновь взметнулись над островом Сицилией и над частью Испании. Правда, идет война с заносчивой Персией, и бедствию этому, похоже, нет ни начала ни конца.