Впрочем, большинство современных историков предпочитает не замечать несоответствий, а, следовательно, и не биться над разгадкой тайны ухода царских скифов. В учебниках и специальных научных трудах об этом сказано уклончиво:
{96}
.
Римляне узнали о существовании «германцев» как таковых лишь в ходе галльских завоеваний Цезаря. Первоначально они назвали так племя, обитавшее на самом краю Ойкумены — в низовьях Рейна, отличавшееся весьма странным обычаем запивать кусок жареного мяса смесью вина и молока. Одним словом — дикари, обитатели лесов и болот да еще и большие любители выпить. Самое парадоксальное, что, как полагают ученые, этнос, давший свое имя целой группе народов, не был германским в чистом виде, а представлял собой некое смешанное кельто-германское племя.
Однако в дальнейшем потомкам Цезаря и Августа пришлось познакомиться с народами этой языковой семьи поближе. Ибо по мере того, как империя расширяла свои владения между Рейном и Эльбой, забираясь в дебри Центральной Европы, из бескрайних лесов Севера стали появляться бесчисленные племена белокурых варваров, которые, двигаясь к югу, теснили кельтов и попадали в зону интересов Рима. Словом, шел непрерывный перекрестный процесс: одни вползали в полосу мировой цивилизации, другие несли римских орлов в медвежьи углы Европы. Однако чем дальше проникали непобедимые легионы на север, подчиняя попутно германские племена свевов, маркоманов, хаттов и херусков, тем в более дремучие места, изобилующие хвойными лесами и топкими болотами, с суровым холодным климатом им приходилось забираться. Все больше усилий нужно было прилагать Риму для захвата каждого следующего плацдарма, все меньше становилась добыча. Наконец император Тит, решив, что овчинка выделки не стоит, приостановил наступление, заложив основу великой оборонительной линии, получившей название Лимес Романум. Она была призвана защищать земли державы от набегов враждебных северных варваров
{150}
.
Если бы в этот период кто-нибудь сообщил гордым патрициям, что их нерушимое государство падет от рук германцев — ничего иного, кроме гомерического хохота, такое предсказание не вызвало бы. Как горстка дикарей, прячущаяся во мраке холодных лесов, может сокрушить могучую империю и уничтожить Вечный город? Но все повернулось именно таким невероятным образом.
Во-первых, дальний Север отчего-то извергал из себя воинственные и многочисленные племена с постоянством гигантского этнического вулкана. Во-вторых, как выяснилось, варвары варварам рознь. Те, что в начале нашей эры двинулись на юг от скалистых берегов Скандинавского полуострова, оказались не чета прежним и мало походили на тех германцев, чьи обычаи и повадки римлянам были давно известны.
Суровые, высокие, белокурые и бородатые, одетые в шкуры и вооруженные длинными копьями, они были отважны, выносливы, любили войну, сражались исступленно, их воины в бою вводили себя в особое состояние — превращались в берсеркиров (дословно — «некто, в шкуре медведя», то есть — «оборотень, человекозверь»), обретали силу и отвагу могучего лесного хищника. Огнем и мечом эти орды пробивали себе дорогу на юг, к берегам Черного и Азовского морей.
Новые варвары решительно отличались от ближайших соседей римлян — кельтов. Во-первых, почти все как на подбор были высоки и светловолосы. Во-вторых, выделялись строгой дисциплиной, а некоторые, в частности готы, еще и сильной властью племенных вождей. В-третьих, для народов, вышедших из лесов Севера, они оказались удивительно цивилизованны и культурны.
Да и обычаи германцев порой поражали воображение соседей. Во многих германских племенах мужчины и женщины традиционно носили длинные волосы и очень ими гордились. У готского народа это был знак их отличия от прочих, символ власти или даже этнического превосходства. Спереди они оставляли короткую челку, сзади мягкая волна ниспадала на спину и плечи. Для ухода за своей необычной прической каждый гот имел при себе специальный гребень, очень красивый, порой — подлинное произведение искусства. Некоторые не расставались с ним и после смерти, унося этот предмет личной гигиены с собой в могилу. Свевы завязывали локоны в огромный узел, носимый сбоку, над правым виском, а у франков длинные волосы были привилегией племенных вождей, прическу которых сейчас бы назвали «конский хвост»
{25, 26}
.
Откуда же пришли эти длинноволосые, белокурые варвары, и почему мы не слышали о них раньше? Что делали эти сильные и многочисленные народы в дебрях Скандинавии, и отчего столь могущественные этносы оказались в подобном захолустье Европы?
Немецкие историки времен Адольфа Гитлера выводили племена прагерманцев, обитавших на Скандинавском полуострове, от древних ариев, покоривших Индию и написавших бессмертные Веды. Сначала, дескать, предки отличились на Востоке, затем вернулись на северную прародину и, не найдя там подходящих условий для жизни, отправились на завоевание всей Европы. Данная романтическая версия хотя и объясняла внезапное появление многочисленных блондинистых племен на равнинах Европы, увы, оказалась не вполне научной. Знания начала XX века не противоречили подобным утверждениям, но более поздние изыскания в области лингвистики установили, что выделение языковых предков германцев из степной арийской группы народов, включавшей индоариев, случилось еще во втором тысячелетии до нашей эры. То есть покорители Индии, конечно же, доводились некими родственниками германцам (также славянам и балтам), но прямыми предками быть не могли.
Поиски археологических памятников, связанных с древнейшими германцами, привели ученых к открытию ясторфской археологической культуры, получившей свое название от имени деревеньки Ясторф, расположенной недалеко от нынешнего Берлина. Наиболее ранние слои данной общности традиционно датируют VII веком до Рождества Христова. Между тем общая территория, занятая могильниками и поселениями ясторфских племен, оказалась относительно невелика — низовья Эльбы, полуостров Ютландия (нынешняя Дания), южная Скандинавия и неширокая полоса Балтийского взморья между Одером и Вислой. А в начальный период и того меньше — только датские и южношведские земли. Все территории севернее 60-й параллели, то есть большая часть полуострова Скандинавия, представляли собой в те времена ледяную пустыню — тундру и всецело принадлежали оленеводам — предкам лопарей, или саамов, на материке располагались кельтские народы. Словом, жизненного пространства, отводимого учеными прагерманцам, было явно недостаточно, чтобы породить и прокормить то количество племен, что заполонили Европу на рубеже тысячелетий. Тем более, если сделать поправку на суровый климат европейского Севера.
Вот как красочно описал погодные условия этих мест готский историк Иордан:
{96}
.
Зато какой простор для творчества исторических романистов — темный ельник, покрытый колючим белым инеем, высокие сугробы снега и бредущие по ним, проваливаясь по колено, бесчисленные толпы людей: вооруженные мужчины, женщины с детьми на руках, старики. Это движутся на захват европейского континента непонятно откуда вышедшие древние племена. Впрочем, если заглянуть в серьезные научные труды, легко убедиться, что картина начальных этапов германского завоевания подается в них аналогичным образом. Хотя история как научная дисциплина в принципе и должна слегка отличаться от детских сказок, но порой это почти незаметно.
Стоит ли так упорно игнорировать некоторые общие законы природы? Один из них гласит, что человек не может существовать вне окружающей его среды. Именно она кормит всех нас. Но делает это по-разному на знойном юге и на суровом севере. Те земли, что выдвигаются учеными на звание германской прародины, Дания и Южная Скандинавии — в самые благословенные свои времена не могли похвастать многочисленностью населения. Вот, что сообщает, к примеру, Андерс Стриннгольм, автор книги о норманнских завоеваниях:
{190}
. Да и тем не хватало природных ресурсов, чтобы содержать свои семьи, они подавались в морские пираты или шли в наемники к римским и константинопольским владыкам. Именно нехваткой плодородных земель объясняют ученые феномен викингов. При этом начало их знаменитых походов пришлось на фазу глобального потепления в Северной Европе. Что же в таком случае говорить о германцах, живших здесь в VI–V веках до нашей эры, когда даже причерноморский климат эллины именовали «скифской стужей»? Где же скрывались в таком случае прагерманцы, не в тундре же у оленеводов, в самом деле?
Письменные источники и данные археологических раскопок, однако, упрямо свидетельствуют, что начиная с III века до нашей эры Центральная Европа переживала период невиданной ранее миграционной активности. Под давлением германцев кельтские племена вынуждены были покидать привычные места обитания и сдвигаться южнее — на Дунай, в Грецию, Италию и даже Малую Азию. В конце столетия кельты — скордиски и галаты — разорили могущественную Македонию и разграбили блистательную Элладу
{83}
. Одновременно галльские народы оккупировали Северную Италию, римляне и этруски с трудом справлялись с их натиском. Только на территории современной Турции эти варвары были остановлены войском самого сильного государства того времени — державы Селевкидов. Диадох Антиох Сотер, чье прозвище означает «Спаситель», властитель самого крупного осколка империи Александра Македонского, бросил против беспощадных и свирепых европейцев свое секретное оружие — боевых индийских слонов и в 275 году до нашей эры сумел разгромить полчища кельтов-галатов, остатки которых были тогда же поселены в Малой Азии.
Таким образом, это было нешуточное нашествие, и вполне очевидно, что его причина — непрерывное давление на жителей центральной части Европы со стороны их северных соседей. Причем сил и населения у германцев хватало на то, чтобы практически одновременно двигаться сразу в двух направлениях. Западные германцы наступали в сердце Европейского континента, там, где впоследствии будет создана собственно Германия, а их многочисленные восточные сородичи чуть позже займут все пространство от Балтики до берегов Черного моря. Здесь возникло государство народа готов, оставившее после себя археологам так называемые Черняховские древности. Питерский историк Марк Щукин свидетельствует:
{223}
.
Как видим, это было отнюдь не покорение обитателей Восточной Европы кучкой «варягов», а самая настоящая широкомасштабная миграция: перемещение с Севера на Юг огромных масс людей, оставивших после себя «удивительно однообразные» могильники и городища.
Все сказанное, по идее, должно наводить исследователей на мысль о существовании некой страны или даже стран, где предки германских этносов могли бы развиться и размножиться до такой степени, что превратились в реальную угрозу своим соседям. И эта древняя их прародина не могла быть столь мала, как первоначальная зона ясторфской археологической культуры, расположенная к тому же в очень суровых климатических условиях.