У Кремлевской стены (сборник) - Абрамов Алексей


Алексей Абрамов

Издание седьмое, дополненное

МАВЗОЛЕЙ ЛЕНИНА

МОГИЛА НЕИЗВЕСТНОГО СОЛДАТА

В ТРАУРНЫЕ ДНИ

В Москве все меняется. Ее улицы становятся просторнее и светлее, ее люди — веселее и красивее. И даже седые могикане столичных площадей и проспектов в окружении новых зданий выглядят по-иному, чем несколько лет назад.

И лишь одно в Москве постоянно, неизменно — очередь к Мавзолею Владимира Ильича Ленина. Она всегда бесконечна, как бесконечны та любовь и та вера, из которых вот уже более шести десятилетий берет силы этот безмолвный и гордый человеческий поток.

Здесь не ощущается время — сила охвативших чувств заставляет забыть о течении минут. В жизни человека бывают моменты, когда необходимо внутренне побыть одному. Сейчас один из таких моментов. Все лица кажутся необыкновенно значительными, хочется сказать — красивыми, но это не будет точно, потому что в лицах нечто большее, чем красота, — осознание великой идеи, озаренность этой идеей, постижение ее сердцем…

Когда-то Мавзолей сравнивали с Меккой и Иерусалимом. В чисто литературном плане сравнение эффектно. Но люди, вступающие под своды ленинской усыпальницы, ничем не похожи на одержимых фанатиков. Нет на их лицах и почтительно-благоговейного равнодушия, с каким входят в прославленные дворцы и музеи. Нет! Именно осознание идеи да еще, пожалуй, трогательная доверчивость, которую всегда вызывал в людях тот, ради кого построено это строгое, величественное, скорбное и вместе с тем совсем не печальное здание.

Мавзолей Ленина неотделим от Красной площади. Но разве отделим он от Москвы, от Советского Союза, от всей планеты? Неотделим. Как неотделимо от людей святое ленинское дело.

Мавзолей не всегда выглядел так, как теперь.

…Морозной январской ночью 1924 г. по Красной площади медленно шел человек. Казалось, он не замечал ни лютой стужи, ни траурных флагов на зданиях, ни необычных в столь поздний час пешеходов. Он пристально смотрел на темные силуэты мощной Кремлевской стены и высоких башен, на каменные громады собора Василия Блаженного и Исторического музея. Могло показаться, что человек видит их впервые. Но академик зодчий А. В. Щусев отлично знал почти восьмивековую историю знаменитой площади и помнил малейшие архитектурные детали этого древнего ансамбля.

Полчаса назад он получил срочное правительственное задание — немедленно приступить к проектированию и сооружению Мавзолея для гроба Ленина на Красной площади, среди Братских могил павших героев Октября. Срок был сжатый — до похорон оставалось трое суток. Уже утром строителям предстояло заложить фундамент.

Смерть вождя потрясла архитектора, всех советских людей, всех трудящихся.

На митингах и собраниях ораторы с трудом сдерживали рыдания.

«Умер человек, который основал нашу стальную партию, — читали они холодившие сердца слова обращения ЦК РКП, — строил ее из года в год, вел ее под ударами царизма, обучал и закалял ее в бешеной борьбе с предателями рабочего класса, с половинчатыми, колеблющимися, с перебежчиками… Умер человек, под боевым водительством которого наша партия, окутанная пороховым дымом, властной рукой водрузила красное знамя Октября по всей стране, смела сопротивление врагов, утвердила прочно господство трудящихся в бывшей царской России…

Смерть нашего учителя — этот тяжелый удар — сплотит еще сильнее наши ряды. Дружной боевой цепью идем мы в поход против капитала, и никакие силы в мире не помешают нашей окончательной победе».

На митингах и собраниях рабочие Москвы клялись свято хранить заветы вождя и вместе с партией «идти железным шагом вперед». Такой же обет давали рабочие Петрограда и Урала, крестьяне Украины и Сибири, дехкане Хорезма и Бухары, студенты рабфаков и вузов, красноармейцы и краснофлотцы.

Потрясенная горем Москва не спала вторые сутки. На центральных улицах чернели зигзаги многокилометровых очередей к завешанному траурными полотнищами Дому Союзов, к Ильичу. Тускло пылали костры, около которых грелись… Люди стояли на злом январском ветру по 4–5 часов, чтобы одну-две минуты побыть возле гроба, проститься с Лениным.

С вокзалов спешили делегации. Из зарубежных стран и глухих российских деревень. С венками, с наказами рабочих собраний и сельских сходов отдать последние почести любимому вождю. Еще больше посланцев находилось в пути. Ежедневно в Москву поступали тысячи телеграмм и писем, в которых народ просил отложить похороны на несколько дней.

Члены правительственной комиссии с воспаленными от бессонницы глазами сказали архитектору: Мавзолей Ленина должен быть простым и величественным, он должен сочетаться с Кремлевской стеной и Красной площадью.

Шагая от Никольской башни к Спасской, академик думал, как создать здесь, среди могучих исторических каменных сооружений, маленький Мавзолей великому вождю, Мавзолей, который стал бы главным элементом этого всемирно известного архитектурного ансамбля.

Это была трудная задача. А. В. Щусев старался вспомнить что-нибудь подобное из истории архитектуры. Он много ездил и видел. Знаменитый Пергамский алтарь, раскопанный археологами. Благодаря умелому контрасту он, низкий и плоский, не конкурировал со стеной и приковывал к себе внимание. Таким же тонким расчетом древних зодчих отличаются известная римская Аппиева дорога, где целые группы мелких памятников удивительно увязаны с гигантскими массивами стен, венецианская лоджетта — маленькое изящное сооружение у подножия величественной колокольни… А. В. Щусев вспоминал шедевры русского зодчества — прекрасную гладь стен новгородских и псковских памятников, лишенных всяких украшений и воздействующих на зрителя только гармонией объемов и их взаимосвязью. «Но это — прошлое, — думал архитектор. — Хотя оно нас учит, все же настоящее обязывает к новому…»

Усыпальница Ильича должна была отразить величие, простоту и мощь ленинских идей, утвердить своими спокойными формами незыблемость ленинского дела.

Постепенно у зодчего созревали первые замыслы. Он поделился ими в ту же ночь с друзьями-архитекторами. «Я высказал свои соображения, — вспоминал позднее А. В. Щусев, — что силуэт Мавзолея не должен быть высотным, а иметь ступенчатую форму. Надпись на Мавзолее я предложил простую — одно слово, в котором заключено столько волнующего смысла для всего трудящегося человечества. Это слово — Ленин… Планировка Мавзолея была рассчитана таким образом, чтобы создать график движения, обеспечивающий непрерывный пропуск значительных масс народа без сутолоки и пробки».

К 4 часам утра архитектор закончил эскизный набросок, наскоро проставил основные размеры. Из-за сжатых сроков и временного характера постройка возводилась из дерева.

Рано утром проект был утвержден правительственной комиссией. В предрассветных сумерках А. В. Щусев сделал разбивку плана сооружения возле Сенатской башни Кремля и вбил колышки, ограждавшие место работ.

…О тех ледяных днях до сих пор ходят легенды. Мерзлую московскую землю отогревали кострами и рвали динамитом. На отчаянном, злом ветру тесали сосновые бревна. Стыли руки от мороза, от горя…

— Калужане, рязанцы, суздальцы — потомственные плотники, выходцы из бескрайних лесных просторов России — работали днем и ночью, — вспоминал старый большевик, бывший председатель профсоюза строителей Н. П. Богданов. — Прибывшая на похороны делегация Волховстроя, возложив венок к гробу Ленина, также явилась на Красную площадь помогать… Мастера золотые руки, создававшие «поэмы из дерева», они не думали, не гадали, что им придется сооружать могилу самому Ильичу, учителю и другу. Совсем недавно, на последней конференции, они избрали вождя почетным членом профсоюза строителей и выписали ему членскую карточку № 1…

Одного бородатого плотника спросили:

— Холодно, отец?

— Что холодно! — ответил тот. — На сердце еще холоднее…

25 января на стройку пришли венгерские коммунисты во главе с Бела Куном. Потом появились поляки, австрийцы, финны. Это была самая печальная, самая раздирающая душу работа, которую только знали рабочие руки. Пролетарии всех стран строили гробницу своему вождю, своему отцу, другу и учителю.

В ночь на 26 января мороз усилился до 28 градусов. Костры почти не помогали. Труднее стало землекопам на дне котлована, работавшим при свете свисавших над обрывом стосвечовых ламп. Еще тяжелее пришлось плотникам — гвозди примерзали к пальцам. Сильно мешали подземные электрические кабели высокого напряжения и остатки старинных стен, на которые неожиданно наткнулись строители. Но люди не уходили, не закончив дела, отказывались сменяться.

Плотники, стремясь завершить работы к сроку, не ждали, пока будет готов котлован. Они сбивали весь каркас Мавзолея прямо на площади. Чтобы обеспечить их нужными конструкциями, рабочие деревообделочного завода не отходили от верстаков почти двое с половиной суток. Когда землекопы покинули котлован, плотники сразу опустили туда готовый остов Мавзолея, тут же обшивали стены досками. В 3 часа ночи они вбили последний гвоздь. Отделочники и декораторы трудились до 7–8 часов утра.

Строители покинули Мавзолей, когда на Красную площадь уже вступал почетный воинский эскорт, сопровождавший в последний путь тело великого вождя.

В утренних сумерках 27 января на фоне старых стен Кремля, побелевших от мертвящей стужи и казавшихся поседевшими от горя, высился темно-серый Мавзолей. На его фасаде чернела надпись, «жуткая по своей простоте», — ЛЕНИН.

Шесть часов длилось траурное шествие рабочих через Красную площадь. Мимо помоста, где стоял красный гроб, покрытый алым знаменем…

Вот осталось всего 10 минут… «Десятки тысяч глаз в едином взоре прилипли к большим и мрачным часам на Спасской башне, — рассказывает журнал кремлевских курсантов „Меч и молот“ о последних мгновениях всенародного прощания с вождем. — Часовая стрелка неотвратимо движется к четырем. Затопленная народом Красная площадь, как море на закате, становится все тише, неподвижнее. Толпу накрыла большая плотная тишина. Еще 10 минут — и свершится что-то огромное, небывалое… Вот загудели первые гудки, глухие, дальние, сдавленные морозом. Через минуту с фабрик, заводов и вокзалов взвились в вышину новые и новые голоса. Гул растет, ширится, крепчает. Это был глубокий стон сотен фабрик и заводов, миллионов рабочих, у которых отняли первого, вернейшего, любимейшего вождя в дни их великой битвы с вековым гнетом. А стрелка уже приближалась к последней точке…»

Часы на Спасской башне заиграли «Интернационал». Ближайшие соратники Ленина поднимают гроб с навеки уснувшим вождем и медленно идут к Мавзолею.

Ударили глухие орудийные залпы — прощальный салют. Несколько голосов, сдавленных подступающими рыданиями, запели: «Вы жертвою пали в борьбе роковой». Песню подхватили. Она растет и захватывает Красную площадь. Она летит в стоне заводских гудков над Москвой, над всей страной: над остановившимися пешеходами и всадниками, над замершими санями и арбами, над неподвижными поездами и автомобилями, над умолкнувшими станками и мельницами, над приземлившимися самолетами, над склоненными знаменами и поникшими головами.

Гроб с телом Ильича медленно проплыл под скрещенными у входа в Мавзолей траурными флагами. Соратники Ленина тихо опустили гроб в центре подземного Траурного зала на специальный постамент и прикрыли знаменами ЦК РКП(б) и Коминтерна.

Эти боевые знамена никогда ни перед кем не склонялись и всегда развевались впереди атакующего класса. И вот, овеянные славой многих побед, они бережно прикрыли пролетарского полководца…

А вокруг усыпальницы алели тысячи стягов. Порывы ветра крутили их в снежных вихрях. Они высоко реяли над суровыми, поющими людьми. Красные знамена как бы утверждали, что революции не страшны никакие бури, что ленинизм непобедим и вечен.

Первый Мавзолей мало походил на нынешний. Над землей возвышался темно-серый куб, увенчанный небольшой трехступенчатой пирамидой. Его высота достигала примерно трех метров. Куб — символ вечности… Выбрав ступенчатый характер постройки, зодчий своеобразно использовал закономерности древних сооружений Красной площади.

Справа была деревянная постройка — вход в подземный Траурный зал, слева другая — выход. Спуск вниз имел два пролета — в 15 и 9 ступеней. Стены были обиты красной материей с черными полосами. На потолке Траурного зала алел символ рабоче-крестьянской власти — серп и молот.

На снег вдоль Кремлевской стены, вокруг всего Мавзолея и на его ступенчатую крышу были возложены сотни венков с надписями на 51 языке народов Европы и Америки, Африки и Азии.

За полтора месяца у Ленина побывало более 100 тысяч человек.

Дальше