В архивном деле о пособии его семье со слов отца сказано, что сын убит случайно. Естественно, что Колька-опорочник предпочитал до поры до времени не рассказывать родителям о своих опасных подвигах.
И. Степачев родился в деревне Палики ныне Думиничского района Калужской области в семье крестьянина-бедняка. Окончив четырехклассное училище, подростком помогал отцу на зимнем лесоповале, а с весны — на пашне. Но выбиться из нужды семья не могла. «Сахар, мясо, селедка, — вспоминает его брат Андрей Григорьевич, — появлялись на столе только по большим праздникам, да и то не всегда. Сапожонок в семье и в помине не было. В лаптях ходили. На плечах дерюжки самотканые, прелые. Мы, дети, спали на полу, на соломе. Родители — на печи. Кроватей не водилось. Не жили — перебивались…»
В 1916 г. Иллариона призвали в армию. В боях в Карпатах храбрый солдат был контужен.
Приехав из госпиталя на побывку, сказал односельчанам, что война фронтовикам надоела, что не хотят они проливать зря кровь. Надо скинуть Керенского, как скинули царя Николашку, и провозгласить власть Советов. Тогда и войне конец, и земля у крестьян будет, и жизнь пойдет совсем другая.
В октябре 1917 г. телеграфно-прожекторный полк, в котором служил И. Степачев после госпиталя, одним из первых в Московском гарнизоне по призыву большевиков взялся за оружие. В самом начале боев три роты полка были направлены в распоряжение Московского ревкома. Обеспечив, с помощью полевых телефонов, связь Благуше-Лефортовского районного революционного штаба с заводами, воинскими частями и с городским Военно-революционным комитетом, Илларион и его товарищи участвовали в штурме Алексеевского военного училища. Они, в частности, наладили телефонную связь между красными артиллеристами, обстреливавшими это гнездо контрреволюции, и наблюдателями-корректировщиками, что обеспечило точность попадания снарядов и ускорило капитуляцию врага. Вечером 29 октября телеграфисты полка прибыли в только что отбитое здание почтамта и телеграфа на Мясницкой улице (ныне улица Кирова) и приступили к восстановлению их работы.
2 ноября рота И. Степачева пошла в атаку, но отступила под яростным огнем юнкеров. Во вторую атаку одним из первых поднялся Илларион. Бросился вперед, но вражеская пуля попала ему в голову.
В приветствии Благуше-Лефортовского районного Совета рабочих и солдатских депутатов красным бойцам 1 — го телеграфно-прожекторного полка говорилось: «В славные дни революционной борьбы против врагов народа в Москве ваш полк первый из нашего района дал мужественных борцов за народное дело. Имена погибших… всегда будут жить в нашей памяти».
Юнкерам на телефонной станции, окруженным почти со всех сторон, несколько раз предлагали сдаться. Но они упорствовали. Наконец из Спасских казарм доставили два бомбомета, привезли снаряды. Утром 1 ноября бойцы пошли на штурм. Заработали бомбометы. Через два часа юнкера подняли руки вверх.
В этих боях С. А. Ширяев был смертельно ранен.
…Сергей родился в Москве, куда его отец, тульский крестьянин, приехал на заработки, а затем в 1897 г. перевез семью. Жили в Большом Ново-Песковском переулке на Пресне, близ Горбатого моста. В 1905 г. 7-летний Сережа видел жестокие баррикадные бои, горящие дома рабочих, подожженные царскими пушками, зверства карателей. Мальчишки пролетарской Пресни восхищались дружинниками. Вопреки запрету родителей, Сережа и его друзья пробирались на баррикады, откуда приносили стреляные гильзы, взахлеб рассказывали об увиденном. Восстание было подавлено.
Но долго еще Сережа и его ровесники, играя во дворе, строили снежные баррикады, забрасывали снежками — «бомбами» и «камнями» — «семеновцев» и «казаков».
В семье было восемь детей, и, чтобы помочь овдовевшей матери, Сергей поступил работать конторщиком в трамвайное управление. В феврале 1917 г. его, 19-летнего, досрочно призвали в армию, в 56-й полк. Накануне октябрьских боев солдаты части приняли резолюцию о переходе власти в руки Советов. В эти дни Сергей заскочил домой повидаться. Мать просила его остаться, но он сказал, что должен быть там, где его товарищи.
Смертельно раненный Сергей Ширяев умер в тот день, когда контрреволюционеры запросили у Московского ревкома условия капитуляции. Он увидел первые лучи восходящего солнца пролетарской победы.
Чтобы отбить натиск, юнкера пошли на подлую провокацию: насильно пригнали к окнам кадетов-младшеклассников, находившихся в подвалах, и, прячась за спины перепуганных детей, начали яростно стрелять.
Среди наступающих — замешательство, цепи прекращают огонь и отходят. Посреди улицы остается лежать боец… Щуплый, низенький красногвардеец с красным крестом на рукаве бросается к нему, крикнув: «Он жив!» Пуля попадает санитару в переносицу.
Создатель медицинской службы лефортовской Красной гвардии Петр Щербаков родился в семье ткача. С 12 лет стал работать «мальчиком» в чулочной мастерской. С 1908 г. работал на пуговичной фабрике Ронталлера, где вместе с братом-большевиком вел подпольную революционную работу. Его увольняют за «бунтарство». Поступив работать в кинематографическую фирму Ханжонкова, Петр организовал забастовку, в результате которой сотрудники фирмы добились стопроцентной прибавки заработной платы. В 1911 г. Щербаков вступил в большевистскую партию. Работая уполномоченным Благушинской рабочей библиотеки, он снабжает нелегальной литературой заводы, фабрики, рабочие чайные. С октября 1915 г. Щербаков — секретарь Лефортовского районного комитета РСДРП. Арестованный полицией, в марте 1916 г. он был сослан на три года в Иркутскую губернию. Находившаяся вместе с ним в ссылке Е. Штейнман вспоминала: «Твердокаменный большевик с нежной мечтательной душой поэта. Любили его все за кристальную чистоту и… покорность; ни на кого не наваливали столько работы, сколько на Щербакова, и в ссылке, и потом в… Москве. И в Комитете, и в Совете, и в профсоюзе текстилей, и в клубах на Благуше, и у Преображенской заставы, и в Введенском народном доме — везде Щербаков — член всяких комиссий и проч.».
Осенью 1917 г. Щербаков создает отряды Красной гвардии на крупных предприятиях Благуше-Лефортовского района. Но когда загремели выстрелы Октябрьского восстания, районный ВРК, несмотря на неоднократные просьбы Щербакова, отказался послать его в бой ввиду слабого здоровья. Ему поручили развернуть санитарную часть. Наладив медицинскую помощь раненым в госпиталях, Щербаков не мог усидеть в тылу. Он пошел с санитарной сумкой в самое пекло боев…
В 1922 г. Михайловская улица, на которой жил Петр Петрович Щербаков после возвращения из сибирской ссылки, была названа Щербаковской. Имя героя Октября носит находящийся неподалеку шелковый комбинат.
57 фамилий… Кто же остальные 183? Мы пока точно не знаем. Ибо списка борцов революции, похороненных на Красной площади, никогда не было.
4 сентября 1918 г., когда у Кремлевской стены шло первое благоустройство Братских могил, московские газеты опубликовали обращение Моссовета: «Необходимо знать общее количество покоящихся там героев, их имена и фамилии». Городской Совет призвал «все революционные и демократические организации, а также отдельных товарищей, родственников убитых героев, граждан и всех, имеющих какие-либо сведения о расположении места погребения, сообщить незамедлительно непосредственно на месте производства работ у Кремлевской стены…» Указывалось: «Срок подачи сведений недельный». Однако этот призыв не дал ожидаемых результатов, и через 12 дней газеты трижды повторили его, добавив, что письменные сообщения следует направлять в отдел благоустройства Моссовета, руководивший всеми работами на Братских могилах.
7 октября начальник отдела К. Ратехин доложил горсовету, что за полтора месяца получено всего 20–30 фамилий, и просил президиум Моссовета и МК партии «немедленно послать строгую циркулярную бумажку во все районные Совдепы и комитеты РКП, обязав их (максимум) в двухнедельный срок представить имеющиеся у них сведения…».
Но составить список героев, покоящихся в Братских могилах, не удалось. Двинцы и солдаты московских полков, понесшие наибольшие потери, после роспуска старой армии давно разъехались по домам; красногвардейцы-москвичи — товарищи погибших героев — дрались на многочисленных фронтах гражданской войны; а многие семьи убитых в связи с продовольственными трудностями покинули город и переселились в деревни.
Враги наседали со всех сторон. Москвичи посылали на фронт отряд за отрядом. Вскоре уехали сражаться К. Ратехин и другие руководящие работники Моссовета. Грозные события заставляли в первую очередь думать о главном: как удержать Советскую власть, как отбить натиск белогвардейских орд. И восстановлением имен борцов, погребенных на Красной площади, заниматься в то время было некогда. «Наша вина перед их прахом, — писал К. Ратехин, — что мы до сих пор в обстановке тяжелой борьбы не учли их, не записали эти дорогие нам имена».
Лишь когда кончилась гражданская война, «считать мы стали раны, товарищей считать…». Но — увы! — уже было поздно: вихрь событий разметал друзей и родственников убитых по необъятным просторам России и отделившихся от нее государств, а многие участники похорон, провожавшие своих товарищей в последний путь 10 ноября 1917 г., сами полегли «в степи под Херсоном» и в других местах и унесли с собой тайну их имен… Не сохранился и список с 20–30 фамилиями, собранными К. Ратехиным.
Однако попытки восстановить дорогие имена предпринимались еще несколько раз. В июле 1921 г. президиум Моссовета решил установить на Кремлевской стене мраморную доску с фамилиями павших бойцов и издать книгу, посвященную их памяти. Была создана комиссия по увековечению памяти героев Октябрьской революции, которая обратилась через городскую газету «Коммунистический труд» ко всем участникам революции с просьбой «вспомнить о тех, кто выбыл из строя, и помочь собрать о них самые подробные сведения». 6 ноября 1921 г., накануне 4-й годовщины Октября, когда в райкомах, на заводах и фабриках Москвы проходили вечера воспоминаний, комиссия вновь призвала присылать ей сведения о павших героях, упоминаемых на вечерах, подчеркнув, «что на их крови мы строим свое светлое будущее и память о них должна быть жива». Судя по тому, что мраморная доска с именами не была установлена на Кремлевской стене, собрать требуемые сведения не удалось. Правда, призыв не остался вовсе без последствий. Были выпущены два сборника, содержавшие биографии сотен коммунистов-москвичей, павших на фронтах гражданской войны и похороненных в различных местах страны.
В 1947 г. комендатура Московского Кремля в связи с решением Советского правительства о благоустройстве Братских могил направила запросы в крупнейшие архивы, музеи, библиотеки и историко-партийные институты с просьбой сообщить имена героев, покоящихся на Красной площади, чтобы выгравировать их на новых гранитных «зеркалах». Было получено всего 14 фамилий, упоминавшихся в разные годы в прессе: 12 двинцев, красногвардейца Я. Вальдовского и Л. Лисиновой. Этого, несомненно, было мало, и гранитчикам, как вспоминает автор проекта благоустройства некрополя И. А. Француз, приходилось «разгонять» пространство между именами на плитах, чтобы заполнить пустоту. Это было начало.
В 60-х годах историей Революционного некрополя, в том числе поисками фамилий покоящихся там героев, много занимался сотрудник Музея истории и реконструкции Москвы Г. Ф. Дементьев. Но преждевременная кончина не позволила этому энтузиасту закончить исследования. С начала 80-х годов большую поисковую работу ведет член Совета клуба юных историков и краеведов музея Революции СССР В. И. Фирсов.
В 1964–1984 гг. усилиями ученых, ветеранов Октября, краеведов, журналистов восстановлены еще 43 дорогих имени, в том числе 38 — автором этой книги (из них 5 — совместно с В. И. Фирсовым). Все 43 фамилии были выбиты на граните Братских могил. Однако остаются малоисследованными огромные фонды архивов — государственных, партийных и личных…
Прошло 60 лет. Восстановить имена борцов Октября, покоящихся на Красной площади, стало труднее, чем в 1918-м или в 20-х годах. Однако в 70-х годах автор попробовал это сделать с помощью архивов, прессы, литературы и воспоминаний участников революции[15].