Политика захватов в действии
«Случай Отто» — так назвал Гитлер операцию по захвату Австрии. Осуществление ее было назначено на 12 марта 1938 года. В этот день германские войска должны были перейти границу с Австрией и оккупировать страну, «если, — как говорилось в приказе Гитлера, изданном накануне, — иные средства не приведут к цели». Под «иными средствами» подразумевались грубый нажим, угрозы и давление на австрийских политиков, с тем чтобы вынудить их к капитуляции.
«Случай Отто» начался с «обработки» канцлера Шушнига, которого 12 февраля 1938 года пригласили в резиденцию Гитлера Берхтесгаден вместе с его министром иностранных дел Гвидо Шмидтом. По приказу Гитлера на переговоры явились также высшие чины фашистской армии. О том, как проходили переговоры, рассказано в дневнике Йодля: «Кейтель с генералами фон Рейхенау и Шперле в Оберзальцберге. На Шушнига и Шмидта оказывают самое сильное политическое и военное давление».
В 1942 году гаулейтер Каринтии (Каринтия — часть Австрии, включенная после аншлюса в состав рейха) Фридрих Райнер красочно описал в речи перед руководителями своей области («гay»), до какого плачевного состояния Гитлер довел Шушнига: «Тогдашнее состояние Шушнига вообще трудно себе представить. Фюрер толкал его, дергал, кричал на него. Шушниг был заядлым курильщиком. Мы знали о нем буквально все, «плоть до интимных подробностей, знали стиль его жизни, знали, что он выкуривает 60 сигарет в день. Поэтому фюрер запретил ему курить. Риббентроп сказал мне, что он даже пожалел Шушнига». Шушниг стоял перед фюрером держа руки по швам и лепетал «так точно». А распоясавшийся Гитлер, упиваясь своей властью, оскорблял и запугивал его. «Я мог бы с таким же правом, как вы, и даже с гораздо большим правом, называть себя австрийцем, — вспоминал Шушниг слова Гитлера в своих мемуарах, — …и я заявляю, что намерен разрешить так называемый австрийский вопрос любым способом. Мне достаточно отдать приказ, и спектакль на границе будет закончен в два счета. Вы понимаете, надеюсь, что не сумеете задержать меня даже на полчаса. Возможно, через ночь я буду уже в Вене. Как весенний ураган. Тогда вам несдобровать».
Таков был стиль «беседы» германского канцлера с австрийским канцлером во время переговоров в Оберзальцберге. Впервые Гитлер предстал перед иностранным государственным деятелем в своем истинном обличье— до сих пор он слыл вежливым и предупредительным дипломатом. Впрочем, мир в тот период так и не узнал, что в действительности творилось за дверями гитлеровской резиденции. Через месяц после встречи с фюрером Шушниг был арестован и просидел в фашистском концлагере до окончания войны!
Вернемся, однако, к переговорам Гитлера с Шушнигом и Шмидтом 12 февраля 1938 года. Первая часть переговоров закончилась тем, что фюрер предъявил австрийскому канцлеру следующие требования: нацистский ставленник Зейсс-Инкварт должен стать министром, главой полиции и службы безопасности; все арестованные нацисты (включая убийц Дольфуса) должны быть освобождены; австрийская нацистская партия должна быть включена в правительственную коалицию «Отечественный фронт» и т, д. После короткого перерыва Шушниг объявил, что готов подписать соглашение; он просил только, чтобы австрийскому правительству дали три дня перед тем, как оно окончательно примет условия Гитлера. Но фюрер требовал, чтобы Шушниг ответил немедленно. Он распахнул дверь и заорал: «Кейтель!» И тут же грубо бросил Шушнигу: «Вас я позову потом!» Это был самый неприкрытый шантаж. Когда Кейтель в своей генеральской форме вошел в кабинет Гитлера (генеральская форма была главным средством запугивания австрийского канцлера), он не заметил и следа той бури, которая только что бушевала там. «Посидите, — спокойно сказал ему Гитлер, — пусть канцлер поговорит со своим министром. Никаких дел у меня к вам нет!»
На Нюрнбергском процессе выступил в качестве свидетеля обвинения участник этой встречи, бывший министр иностранных дел Австрии Гвидо Шмидт. Американский обвинитель Додд спросил его: «Вы помните, что Шушниг сказал вам после возвращения в Вену? Сказал он, что ему стало страшно, когда Гитлер позвал Кейтеля?» Шмидт ответил: «Да… нам было страшно. Канцлер считал, что нас, по всей вероятности, вообще не выпустят, если переговоры закончатся неудачей».
Через полчаса после того, как раздался грозный выкрик «Кейтель!», Шушниг скрепил своей подписью соглашение, которое, по сути дела, означало капитуляцию Австрии перед Гитлером.
Но включение нацистов в австрийское правительство и подчинение полиции ставленникам Гитлера было лишь первым шагом по пути полного уничтожения австрийского государства. Нажим Гитлера на Австрию все усиливался. 13 марта австрийские политики решили провести народный референдум по вопросу о сохранении независимости Австрии. Было ясно, что подавляющее большинство австрийцев выскажется против аншлюса. Тогда Гитлер потребовал отмены референдума. Правительство Австрии, которое после капитуляции в Берхтесгадене послушно следовало указаниям немцев, согласилось. И тут Гитлер решил нанести последний удар. Он заявил, что желает видеть в канцлерском кресле не Шушнига, а оголтелого нациста Зейсс-Инкварта. «В противном случае, — гласила телеграмма, полученная в тот день Зейсс-Инквартом из Берлина, — германские войска вторгнутся в Австрию». Шушниг и на этот раз готов был сдаться.
Однако президент Австрии Миклас медлил. Австрийские правящие круги не могли не понять, что их заставляют подписать смертный приговор государственной самостоятельности Австрии. Миклас не желал назначать Зейсс-Инкварта канцлером.
Тогда все началось сначала: угрозы Гитлера, «дипломатический» нажим, провокационные вылазки нацистскои «пятой колонны», клятвенное обещание фюрера не посягать на независимость Австрии. Сперва вышел из игры Шушниг, заявив, что его правительство сложило с себя полномочия. По указанию из Берлина Зейсс-Инкварт объявил, что лично он продолжает выполнять свои функции министра и начальника полиции. 11 марта около девяти часов утра Геринг позвонил из своей резиденции специальному уполномоченному гитлеровцев в Вене Кепплеру. Запись этого разговора сохранилась в архивах министерства авиации. И она наглядно показывает, с какой наглостью фашистская Германия провела пресловутый аншлюс, который изображался как добровольное воссоединение «младших австрийских братьев» с немцами рейха.
«Геринг. …Главное сейчас, чтобы Зейсс-Инкварт овладел всем правительством, занял радиостанцию и т. д. А теперь слушайте меня внимательно… Пусть Зейсс-Инкварт пришлет сюда телеграмму следующего содержания, записывайте: «Временное австрийское правительство, которое видит свою задачу в том, чтобы восстановить в стране спокойствие и порядок, обращается к германскому правительству с настоятельной просьбой оказать ему содействие в выполнении этой задачи и помочь избегнуть кровопролития. С этой целью оно просит как можно скорее прислать немецкие войска».
Кепплер. По улицам маршируют отряды СА и СС, но в городе очень спокойно.
Геринг. Прошу внимания: Зейсс-Инкварт должен закрыть границы, чтобы никто не мог переправить из страны собственность…
Кепплер. Слушаюсь.
Геринг. …должен образовать временное правительство. И скажите ему, что в крайнем случае он может и не посылать телеграмму; пусть скажет: «Согласен!» Вот и все. А вы позвоните либо по телефону фюрера, либо по моему. Итак, всего хорошего. Хайль Гитлер!»
Телеграмма с просьбой о посылке войск так и не была отправлена. Но в официальном сообщении о переходе германскими войсками государственной границы Австрии она все равно фигурировала. В сообщении говорилось, что войска вступили в страну «в соответствии с просьбой австрийского правительства». Произошло это 11–12 марта 1938 года. В этот день австрийское государство перестало существовать.
Австрия стала первой страной, захваченной Гитлером. Спору нет, правящие круги этой страны — набожные ханжи и реакционные политиканы, по сути дела, отдали государство на растерзание нацистам. Что же касается австрийского народа, то он пережил жестокую трагедию. Преданный своими политиками, покинутый Западом, он оказался беззащитным перед лицом агрессии.
Характерно, что в дни австрийских событий фюрера больше всего тревожила не реакция Англии и Франции — в их лояльности он был уверен, — а поведение Италии. Он еще помнил, что в 1934 году Муссолини перебросил войска к австрийской границе, дав понять, что не потерпит германского господства в соседнем с Италией государстве. На этот раз, однако, дуче вел себя совсем иначе. Италия уже не могла «бунтовать» против своего главного союзника. Теперь Муссолини сам стал членом шайки, возглавляемой Гитлером, той шайки фашистских или фашиствующих политиков, которые плели заговоры против мира. Дуче превратился в сообщника Гитлера по «Антикоминтерновскому пакту», по интервенции в Испании. И поэтому, когда новый посол Гитлера в Риме принц Филипп Гессенский известил Муссолини о намерениях Гитлера, тот выразил свое полное одобрение. И эту радостную весть поздно вечером 11 марта Филипп Гессенский сообщил Гитлеру. Фюрер был настолько потрясен, что воскликнул: «Передайте, что я по-настоящему, искренне благодарен ему и никогда, никогда этого не забуду!»
Этот возглас показывает не только тот отчаянный страх, который Гитлер испытывал, совершая первые акты агрессии, но и тот «стиль», который он ввел в мировую политику. Для него не существовало ни государственных, ни народных интересов, ни законов дипломатии и морали, ни силы традиций, для него существовало только одно — интриги и вражда или, наоборот, Дружба и сговоры отдельных личностей, которые стояли, по его мнению, над народами и могли по своему произволу вершить судьбами мира. И, следуя этому новому «стилю», Гитлер, прибыв в Австрию, послал из своего родного города Линца телеграмму дуче: «Муссолини, я никогда этого не забуду!»
Вначале Гитлер предполагал, что после присоединения Австрии придется выжидать довольно долгое время, прежде чем можно будет приступить к следующему акту агрессии — захвату Чехословакии. Как явствует из дневника Йодля, фюрер говорил ему, что с подготовкой вторжения в Чехословакию не следует спешить, сперва надо, мол, «переварить» Австрию. Но уже через несколько недель, увидев, что захват Австрии прошел более чем безнаказанно и не вызвал у правящих кругов Англии и Франции даже малейшего сопротивления, он изменил свое мнение. В такой обстановке медлить не стоило. Через два с половиной месяца после аншлюса Гитлер подписал «Зеленый план», наметив захват Чехословакии на 1 октября 1938 года.
О чем думал Гитлер, когда писал в преамбуле «Зеленого плана» о необходимости создания «благоприятной ситуации» для захвата Чехословакии нацистской Германией? Свет на это проливает беседа между фюрером и Кейтелем в апреле 1938 года. Результаты беседы были зафиксированы в специальной инструкции: «Основные предпосылки «Зеленого плана». В разделе «политические предпосылки» рассматривались три возможных варианта: вариант первый — «внезапное военное нападение» без всякого повода и юридического обоснования. Он отвергался, поскольку грозил вызвать возмущение мировой общественности. Вариант второй — «острый дипломатический конфликт», в результате которого возникнет война. Вариант третий — «молниеносные действия в связи с каким-либо инцидентом» (например, с убийством немецкого посла и враждебной антигерманской демонстрацией). Гитлер утвердил два последних варианта.
План его действий был ясен: обострение дипломатических отношений и попытки спровоцировать инциденты, которые могли бы считаться поводом для войны. Исходя из этого плана, служба безопасности (СД) начала готовить соответствующий инцидент — убийство немецкого посла в Праге. Одновременно Берлин дал указание активизироваться «пятой колонне» — партии судетских немцев, возглавляемой Генлейном. Гитлер лично проинструктировал Генлейна, приказав все время увеличивать свои требования, отвергать всякие компромиссы и стараться создать невыносимую обстановку в Судетской области. Эта обстановка и должна была оправдать «вмешательство рейха». В то же время во всей Германии была развернута яростная античешская кампания. С каждым днем страсти накалялись. Гитлер стянул войска к германо-чехословацкой границе.
Но и на этот раз дело не дошло до военного вторжения. Политика умиротворения Гитлера и подталкивания его агрессии на Восток, в направлении Советского Союза, дала фюреру возможность одержать еще один бескровный триумф — захватить сперва Судеты, а потом и всю Чехословакию.
Вот как развертывались события: в мае 1938 года состоялась встреча Генлейна с Гитлером и Риббентропом; после нее положение в Судетской области настолько обострилось, что в Лондоне решили вмешаться. 12 мая Генлейна пригласили в Лондон, но по пути в английскую столицу он сделал остановку в Берлине и получил инструкции от Риббентропа: «Господин Генлейн будет отрицать, что он действует по указанию Берлина… чтобы ослабить те английские круги, которые еще сегодня считают необходимым поддерживать это государственное образование (т. е. Чехословакию. — Авт.)», — говорилось в протоколе переговоров между Генлейном и Риббентропом.
14 мая, возвращаясь из Лондона, Генлейн снова оказался в Германии, уже в Берхтесгадене — резиденции Гитлера. Фюрер приказал Генлейну форсировать события в Судетской области, где дело и так дошло до вооруженных столкновений между нацистами-генлейновцами и чехословацкой армией. Казалось, вот-вот в Судеты вступят немецкие войска.
Однако на сей раз фюреру пришлось пойти на попятную. 20 мая чехословацкое правительство объявило о частичной мобилизации. Было ясно, что оно окажет вооруженное сопротивление агрессору и что Англии и Франции не удастся отговорить его от решительных действий. «Майский кризис» грозил перерасти в войну в невыгодных для Гитлера условиях. Фюрер забил отбой. По его указанию Риббентроп заверил чехословацкого посла в Берлине в том, что Германия не имеет никаких агрессивных намерений в отношении Чехословакии. Кризис был ликвидирован.
Но Гитлер сумел извлечь из него один важный урок: он понял, что Англия не прочь предать чехословацкое государство. Немецкий посол в Лондоне Дирксен сообщил, что британское правительство, хотя и знало о намерении Франции прийти в мае на помощь Чехословакии, «тщательно избегало всякого намека на то, что Великобритания будет действовать таким же образом». От позиции Англии зависела судьба Чехословакии и мира в Европе.[73]
После майских событий фюрер несколько дней просидел взаперти в Берхтесгадене. Когда он вновь появился в Берлине, его решение созрело: провести акцию против Чехословакии, не считаясь больше с возможностью вмешательства Англии и Фракции.
Лето 1938 года прошло в лихорадочной подготовке к задуманной операции. К сентябрю германские войска сосредоточились у границ Чехословакии: всего Гитлер мобилизовал 39 дивизий. В то же время на западных границах рейха стояло только лишь 5 дивизий. Гитлер был твердо уверен, что воевать на Западе ему не придется.
Закончив военные приготовления, фюрер дал сигнал к новым провокациям. Генлейну было приказано прервать всякие переговоры с чехословацким правительством о мирном урегулировании в Судетской области. Генлейновские головорезы перешли в наступление: организовали вооруженный путч. Тогда чехословацкое правительство объявило чрезвычайное положение и ввело в Судетскую область войска. Уже через два дня все пришло в норму, ибо оказалось, что подавляющее большинство населения к путчу непричастно. Генлейну пришлось удирать за границу. Он обосновался в Баварии, близ города Байрейта, и организовал так называемый «Судето-германский легион», состоявший из судетских эсэсовцев, уголовников и прочего сброда. Задача легиона состояла в том, чтобы провоцировать пограничные инциденты. Во время одного из таких инцидентов генлейновцы ворвались на чехословацкую территорию и даже заняли два города.
Взоры всего мира были обращены к Лондону и Парижу — поддержат ли они своего чехословацкого партнера в столь критический момент? Но английский премьер уже принял решение: Чехословакию принесли в жертву антисоветским планам английских «умиротворителей». В разгар сентябрьского кризиса в газете «Тайме» появилась печально знаменитая статья, в которой чехословацкому правительству рекомендовалось отказаться от Судетской области, чтобы стать «однородным в национальном отношении государством». Гитлер знал, что статья отражает настроения английского премьера. А неделю спустя он получил подтверждение и от самого Чемберлена. 14 сентября в Берлин пришла телеграмма британского премьер-министра, которая повергла в удивление весь мир: «В связи с критическим положением, — писал Чемберлен, — я готов немедленно приехать к вам, чтобы попытаться найти мирное решение. Согласен прибыть самолетом и готов к выезду завтра же».