Приведу пример по этой теме. Мой предшественник по посту заместителя директора завода по коммерции осенью, в ходе подготовки к зиме, по распоряжению горисполкома продал котельным города 18 тонн огнеупорного кирпича. Завод между прочим в год использовал 20 тысяч тонн этого кирпича, на складах его постоянно находилось около 2 тысяч тонн, но материалы нам продавать было запрещено. Первый контролер (из Госснаба) установил, что это незаконная операция — продажа на сторону фондируемого материала, и оштрафовал завод на стоимость проданного кирпича и побежал радостно отчитываться начальству о своей полезности: спас государству незаконно заработанные заводом деньги. А тут и другой контролер — прокурор. Он возбудил в суде иск, чтобы взыскать с моего коллеги стоимость штрафа: по его «вине» завод оштрафовали. От такого идиотизма прокурора сначала даже городской суд опешил. Ведь этот замдиректора по сути спас от замерзания и суд ей, и самого прокурора. Суд иск прокурора не признал. Тогда прокурор внес протест в областной суд, который отменил решение городского суда и назначил новый суд. Иск был признан. Стоимость штрафа взыскали с коллеги, кстати, после третьего такого суда он уволился, а прокурор и судьи остались и радостно докладывали начальникам о свих успехах в борьбе с расхитителями социалистической собственности. Я же говорил, контролер в отличие от свиньи, если не найдет грязь, то выдумает.
И напрасно сетовать, что вот, дескать, у нас нет порядочных людей на ответственных постах судей и прокуроров. Но любой человек, попав в систему бюрократических отношений, либо вылетит из нее, либо станет подличать.
Мы не все сказали о бюрократическом аппарате, о действиях его членов и еще вернемся к нему, когда будем рассматривать собственно экономику. Но есть два крупнейших вопроса, связанных с существованием бюрократического аппарата управления, на которых нельзя не остановиться. Не аппарат виноват в этих проблемах, но именно в аппарате находится источник их существования.
Первый вопрос заключается в отходе от Дела, в потере ориентировки, в исчезновении у организации понимания, что такое Дело. Этот вопрос очень плохо понимают, поскольку все мы — дети бюрократического сознания. Человеку можно поручить только Дело, и ничего больше. Нельзя указывать способы достижения Дела. (Здесь уместно напомнить абсолютно точное изречение иезуита Игнатия Лойолы: «Цель оправдывает средствам.) В противном случае средство немедленно само по себе становится целью, и настоящей цели уже не достичь. Обычно критики Лойолы утверждают, что это изречение оправдывало пытки. Не это изречение привело к жестокостям, а то, что инквизиция вместе с основной целью — добиться правды от предполагаемого грешника — получила способ — пытку, и пытка (средство получения правды, по Лойоле) стала целью судов инквизиции. Но раз пытка стала „Делом“, то настоящее Дело — получение правды — было уничтожено. Грешники говорили не правду, а то, что хотел услышать суд инквизиции.
И так бывает всегда, когда пытаются оговорить средства достижения цели. Возьмем, к примеру, делократа — командира в бою. Его Дело заключается в том, чтобы взять у противника деревню. Оговорите ему любой способ, как взять деревню, допустим, с потерями не более 15 человек, и Дело отойдет на второй план. Удастся взять с такими потерями, возьмет, но как только потери достигнут 13-14 человек, он прекратит атаки, поскольку в этом случае он хоть какой-то из двух приказов исполнит. И тогда эти 13-14 человек погибнут бессмысленно и бесполезно, то есть преступно.
Бюрократический аппарат, всё больше и больше инициируя средства достижения цели, все больше усиливая контроль за исполнением этих средств и ужесточая наказания, оставляет исполнителям все меньше и меньше возможности выполнить само Дело. У экономики, у предприятий Делом является удовлетворение спроса покупателей. И все. Ничего другого указывать нельзя. Но аппарат, навязав экономике способ, как это Дело сделать (средства), довел ситуацию до того, что вся экономика прилагала огромные усилия фактически для того, чтобы Дела не делать, чтобы дать покупателю не то, что нужно, не в те сроки, вообще от него избавиться. В те времена был анекдот, точно описывавший ситуацию. Решили провести эксперимент и дать советскому директору поработать месяц директором на американском заводе, а американскому — на советском. Через месяц они, счастливые, встречаются. «Я набрал заказов для твоего завода на 5 лет», — хвастается американец. «А я от всех заказов отбился», — гордится советский директор.
Этот анекдот хорошо иллюстрирует и вторую особенность людей, работающих в контакте с аппаратом. При аппарате руководители атрофируются, они перестают понимать Дело, перестают понимать, зачем они нужны. На протяжении десятков лет их повседневная работа заключалась в передаче аппарату вопросов, поступающих к руководителю для решения и затем в утверждении этих решений своей подписью. При аппарате руководитель — самый малодумающий субъект, ему фактически надо знать грамоту, чтобы просмотреть бумагу с вопросом, отметить в ней ключевые слова, по которым определится исполнитель, и адресовать ее этому исполнителю. Как это ни парадоксально, но при аппарате руководителю нужно уметь только читать и расписываться, хотя бы так, как Ельцин, — медленно, высунув от старательности кончик языка.
В отличие от стран Запада в СССР была еще одна управленческая структура, в которой руководители физически не могли заниматься Делом — структура партийного управления. Ей бы, КПСС, заняться своим Делом, идеологией, а ей это Дело дополнили другим — ответственностью за все в областях и районах, то есть ответственностью за работу промышленных предприятий, сельского хозяйства, медучреждений и прочего. Нельзя сказать, что партийные функционеры уклонялись от этого, но как физически они могли управлять? Ведь управление — это разделение своего Дела между подчиненными, а между подчиненными обкомов Дело распределяли отраслевые министерства. В этом управлении обкомам не было места, вернее, оно было искусственным, без реальных прав в собственно Деле. Уже только поэтому система партийного управления превращалась в некий контрольный бюрократический аппарат, главной целью которого был отчет по модным показателям. Партийные и советские руководители вообще не имели практики в управлении. Даже в тех Делах, где они могли бы попрактиковаться, бюрократическая боязнь ответственности требовала от них устранения от Дела.
Такой пример. Наш город вырос за счет двух крупных и нескольких мелких предприятий. Все дома и учреждения в городе построили они, они же их и содержат. В связи с этим каждое предприятие имеет свой жилищно-коммунальный отдел (ЖКО) со штатом ремонтно-эксплутационных служб, то есть в городе одновременно дежурят 5-6 диспетчеров ЖКО, спят 5-6 дежурных бригад сантехников. Между ЖКО непрерывно идут войны: каждый из них пытается снять с себя ответственность за обслуживание спорных улиц, дворов и прочего. Естественно возникал вопрос: зачем в городе численностью не более десятой части численности одного района Москвы иметь столько организаций? Когда председателем горисполкома стал молодой еще функционер, он начал быстро решать этот вопрос — готовить документы по выделению всех ЖКО из состава предприятий и объединению их в единую городскую службу. Как только об этом узнали в горкоме, его тут же вызвали «на ковер» и задали несколько вопросов: «Ты что же это затеял? Сейчас, если в городе непорядок, что делают горком и горисполком? Звонят директорам предприятий и говорят, что они, сукины дети, не заботятся о гражданах города и их, мерзавцев, из партии поисключают. А если все ЖКО будут наши, кому мы будем звонить, кого пугать?»
Вообще-то, как работали секретари обкомов, очень хорошо описали журналисты в мемуарах Ельцина «Исповедь на заданную тему». Но они не описали механизма работы этих людей, не описали, что именно эти люди делают, не показали их «творческого» процесса.
С описанием в литературе того, как творят, как оценивают обстановку, как принимают решения, как мучаются при этом партийные и государственные деятели, у нас плохо, так и хочется сказать, что «по причине наличия отсутствия». Действительно, у В.Карпова вы можете прочитать отличные описания того, как генерал Петров оценивал возможные решения по эвакуации Одессы, а А. Бек рассказал, что думал генерал Панфилов, когда малыми войсками пытался удерживать широкий фронт наступления немцев. У А. Века вы также прочтете, как принимают решения конструкторы, министры. Довольно много литературы по творческому процессу директоров предприятий, инженеров, ученых. Во многих книгах советских писателей присутствуют и партийно-государственные деятели. Если писатель достаточно умный, то он показывает этих деятелей как болванов, которые способны только собрать совещание и принять на нем справедливое решение, подсказанное «массами». А если и писатель дурак, то тогда можно прочесть, что секретарь райкома, обходя колхоз, спрашивает у тракториста, который не может завести трактор: «В чем дело? — и по-отечески советует. — А ты продуй свечи». Тракторист продувает свечи, и трактор заводится. Между прочим, на тракторах стоят дизельные двигатели и свечей на них нет, но если секретарь райкома приказал, то тогда, конечно, можно найти на тракторе не только свечи, но и серебряный канделябр к ним.
Многие люди испытывают трепет при виде государственных учреждений: лимузины у входа, озабоченные чиновники, допоздна горит свет в окнах. «Ишь ты, — умиляется обыватель. — Мучаются, думают над проблемами нашей жизни!» Может, и мучаются, может, и думают, но только никак не над проблемами жизни народа. В этом нет необходимости. В чем заключалась мыслительная работа секретаря обкома, допустим, Ельцина, Горбачева и прочих? Утром к ним на стол ложились бумаги. Это были вопросы либо снизу, либо сверху. Тем не менее, подход ко всем один: взгляд на бумагу и определение, кому ее отправить (если референт еще не определил). После этого в левом верхнем углу (для этого он оставляется чистым) резолюция: «т. Иванову. Для ответа (Для решения. Для исполнения. Для контроля)». Вот и все. А, скажем, Иванов, второй секретарь обкома, ниже напишет «т. Петрову» а Петров, заведующий отделом, напишет «т. Сидорову», а Сидоров напишет письмо а академию наук с просьбой найти научное решение. А потом таким же путем бумага возвращается через тех же людей, Ельцин ее подписывает, не читая, и его многомудрая работа над этим вопросом заканчивается.
Второй тип работы — выступление. Здесь еще проще. Когда секретарь обкома идет на трибуну, ему дают текст того, что надо читать, и секретарь читает. Ельцин, кстати, читает хорошо, с выражением. Был такой анекдот: секретарь обкома ругает помощника за то, что приказал ему написать доклад на 30 минут, а читать его пришлось час, помощник просит прощения, что по ошибке дал секретарю доклад в двух экземплярах.
Третий тип работы — поехать в Москву, в ЦК и попросить там деньги на что-нибудь для области, скажем, для строительства крупного объекта. Возвращать эти деньги не требовалось, следовательно, главное — выпросить.
Еще один тип работы — обозначить себя радетелем народа, здесь уж вообще ума не требовалось.
Итак, к 90-м годам мы имели партийно-государственную элиту, которая в области умственных решений, связанных с порученным ей Делом, была способна только на три примитивнейшие операции: направить вопрос в аппарат и подписать подготовленное аппаратом решение; публично прочесть подготовленный аппаратом доклад; выпросить деньги у вышестоящей инстанции.
И эти люди в 1989 году совершили бюрократическую революцию. Они отобрали у народа власть себе лично. Отобрать-то отобрали, но дальше что? Ведь они физически не способны ни думать над Делом, ни управлять им! Во главе государств СНГ — «всадники без головы»! И, добавим, без совести и без чести.
Многие читатели скажут после этого определения, что автор совсем обнаглел. Но если у читателя есть голова, то пусть присмотрится к тому, чем и как занимаются нынешние руководители СНГ. Тем более, что творческий процесс работы, например, парламента, был одно время хорошо виден. Вот в парламент поступает запрос. Разве над ним мучаются, его обсуждают, перебирают решения? Нет, во всех парламентах регламент не дает обсуждать вопрос до выяснения истины. Вопрос направляется на рассмотрение в комиссию, в аппарат! И закон, то есть решение парламента, рождает аппарат. Думают ли парламентарии, когда принимают закон? Нет! То, что они делают, — это имитация кипучей деятельности. Программу «500 дней», написанную заумными академиками на 900 страницах, парламент России принял за один день! А «неработающие» законы?
Присмотритесь к деятельности президентов. Даже лучшие из них зачастую отменяют свои же указы, а это прямое подтверждение того, что они не читали, не думали над ними, когда подписывали. Кто из президентов СНГ способен рассказать о своей политике, о ее принципах в более или менее сложных вопросах без подготовленного аппаратом доклада? В этом смысле, конечно, отличается Ельцин:
он к сентябрю, например, уже не помнил, какие вопросы ставились народу на апрельском референдуме, даже заседание своего кабинета министров он ведет, читая свое выступление по бумажке.
И, наконец, третий тип «творческой» деятельности — выпросить деньги. Раньше они ездили за деньгами к Брежневу, в политбюро. Теперь политбюро нет, но есть буши, Клинтоны, … есть «Большая семерка». И президенты старательно ездят к этим суррогатам генерального секретаря и политбюро, но все с тем же вопросом — просят деньги. Ни у кого даже мысли нет, что СССР 70 лет обходился без иностранных денег, без подачек, что деньги можно заработать, умело управляя Делом. Они ведь никогда Делом не управляли, они не умеют этого, они умеют только просить, поэтому и просят. И вполне искренне считают, что эти просьбы, эти доллары, эти подписи на бумаге и есть то, за что народ их должен любить и ценить. Эти люди и не догадываются о том, что является их Делом, зачем они нужны стране.
Я понимаю, читатель, если бы эти слова написал Рональд Рейган, ему бы немедленно поверили, ведь он был президентом. А как об этом может писать какой-то Мухин, который никогда не управлял страной?! Но видите ли, я никогда и не нес яиц. Но ведь это не значит, что вкус яичницы я могу оценить хуже курицы. Да и вы бы легко это сделали, если бы, слушая выступления лидеров, не хватались за скандальные факты, а пытались понять все, что они сказали. Поверьте, это не так трудно, как кажется. Вовсе не трудно понять, что хозяин страны — наши представители, народные депутаты, собранные в парламент. В любом деле слово хозяина — закон. А в стране только парламент создает законы, он, значит, и хозяин. И нетрудно понять, что если хозяин нанимает за свои (наши) деньги сторожа, чтобы он следил за исполнением его законов, в том числе и за исполнением закона «Не воровать», то и в государстве есть такой сторож — генеральный прокурор. И если в хозяйстве воруют, то хозяин вполне может спросить сторожа, почему воруют и что сторож делает, чтобы не воровали?
Но вот прочтите стенограмму заседания Верховного Совета Казахстана от 28 октября 1993 года, на котором генеральный прокурор Казахстана Ж.А.Туякбаев (сторож государства) отчитывался перед парламентом —хозяином. Доклад, в котором речь шла о коррупции, мы опустим. В ходе обсуждения доклада депутат Абдурахманов задает «сторожу» вопрос: «Верите ли вообще вы сами лично в изменение ситуации в этом плане?» И что же отвечает Туякбаев. "Вопрос тяжелый, верю я или не верю. Но делать свое дело я обязан и буду делать. Тем не менее мне кажется, наверное, это тот же период, как в свое время на Западе был дикий Запад. Наверное, этот период мы должны пройти. Пока не произойдет окончательное перераспределение собственности, вот эта растащиловка — это психология людей. Сейчас это, я еще раз говорю, это массовый характер носит. Поэтому это не конкретные факты, а это целое явление, которым, наверное, генеральный прокурор не в состоянии или другие правоохранительные органы не в состоянии овладеть. Наверное, этот болезненный процесс мы должны пройти. Когда те, которые накопили праведными или неправедными путями это богатство, не начнут говорить: "Давайте все, я наелся, давайте будем охранять мое богатство, вот тогда, наверное, и прокуратура и МВД и другие структуры будут служить этим лицам и будет наведен соответствующий порядок ".
Выделенная автором часть текста вызывает недоумение у иностранцев. Они не верят, что генеральный прокурор любого, самого идиотского государства может такое говорить, да еще не в кругу, скажем, кокаиновой мафии, а в парламенте. Один американец утверждал, что если бы генеральный прокурор США сказал такое в Конгрессе, то спикер немедленно вышел быв туалет и застрелился.
И действительно: сторож государства заявляет хозяину, что это правильно, что хозяйство разворовывается, а сам он ждет, когда все украдут, и тогда он перейдет на службу к ворам, но, правда, зарплату будет по-прежнему получать у хозяина.
Спикер парламента Республики Казахстан ни в какой туалет не вышел, а вступил с прокурором в короткую и вялую дискуссию по сути о скорости разворовывания:
"Председатель: Здесь, Туякбаев, я с вами не согласен. Дикари обычно стремятся к цивилизации. Неужели цивилизованные люди должны к дикому порядку стремиться? И не надо культивировать вот эту идею, что мы должны переболеть, мы должны дикарями быть, у нас должен быть беспорядок, а потом порядок должен быть. У нас должен быть спад производства, потом поднимется производство. У нас должен быть спад благополучия, спад