Но дело приняло более серьезный оборот и стало более опасным, когда полиция, с первой же минуты оказавшая мне исключительное внимание, запретила всякие скопления и даже мою поездку в синагогу.
Через возбужденные еврейские переулки я все же проследовал в управление еврейской общины, где меня ждали представители и толпы делегаций. Приветствия были проникнуты тоном, так тронувшим меня, что только мысли о будущих газетных репортажах удержали меня от слез.
В многочисленных речах ораторы дали моей личности крайне преувеличенную оценку, но эти угнетенные люди были действительно несчастными.
Позднее меня посетили в гостинице разные делегации преподнесшие мне подарки, а перед гостиницей все снова и снова собирались толпы, разгоняемые полицией. Полиция также распорядилась, чтобы я не разъезжал по городу.
Под вечер мы поехали в Верки, местечко, расположенное в часе езды от города, в котором евреям проживать запрещено. Наш друг Бен Яков снял там дачу, а учитывая транспортные условия этого русского {232} провинциального города, это место считалось отдаленным.
Он пригласил сюда около 50 гостей. То было гетто с добрыми геттовскими беседами. Стол был великолепен. Они старались сделать мне как можно больше добра. Среди многочисленных тостов выделялась прекрасная речь хозяина дома, проникнутая истинным древнееврейским благородством. Он сказал: "Все мы тут сегодня счастливы. Но счастливее всех я, ибо принимаю в своем доме этого гостя".
Его превзошли, однако, "непрошенные гости", появившиеся вдруг среди ночи у завешенных окон веранды: бедные парни и девушки из Вильно, проделавшие этот путь (пешком около двух часов), чтобы увидеть меня за столом.
Теперь они стояли на улице, смотрели, как мы кушаем и слушали наши речи. Затем они запели песни на иврите, обеспечивая нас таким образом застольной музыкой. Бен Яков, истинный благородный хозяин, был настолько добрым, что угостил и незванных гостей.
Среди этих молодых людей мне бросился в глаза молодой рабочий в синей блузке. Его грубые решительные черты лица дали мне повод полагать, что он является одним из революционных "бундистов", но он поразил меня здравицей в честь той поры, когда будет властвовать "король Герцль". В тиши темной русской ночи это смешное изречение выделялось с особой силой.
Мы вернулись в город, а в час ночи поехали из гостиницы на вокзал. Город не спал, ожидая моего отъезда. На улицах, по которым нам пришлось проезжать, прохожие, узнав меня, кричали "хедад!" (ура). Такие же возгласы послышались с балконов. Но в районе вокзала, где толпа все больше и больше возрастала, дело к сожалению, дошло до столкновений с брутальной полицией, получившей указание очистить вокзал. Пока моя повозка проезжала, я с ужасом смотрел на этот настоящий русский полицейский маневр. Возгласы "хедад!" и грубые полицейские окрики набрасывавшихся на бегущую толпу; мой кучер во всю мочь стегал кнутом лошадей.
У оцепленного вокзала стояли три полицейских {234} офицера. Старший приветствовал меня с покорной вежливостью.
Небольшая группа моих друзей, человек 50-60, все же незаметно пробрались в здание вокзала. Я стоял и тихо беседовал с ними, когда вдруг послышался звон шпор полицейского офицера, направлявшегося к нам в сопровождении сержанта через буфетный зал. Он занял место за соседним столиком и не спускал с нас глаз. Когда я прощался со своими друзьями, он также покорно отдал честь.
Чем это объяснить: приказом из Петербурга охранять меня, или тайным страхом полицейских офицеров перед толпой?
На следующее утро я был встречен в Эйдткунах, русской пограничной станции, группой сионистов.
Еще одна речь и букет цветов.
Это была Россия...."
Добавление - ldn-knigi
О Кишиневском погроме и о встречах Теодора Герцля с русскими мин. В.К. Плеве и С. Ю. Витте., отрывок из книги: (книга на нашей стр.)
ИЦХАК МАОР
СИОНИСТСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В РОССИИ
(авторизованный, сокращенный перевод c иврита)
Все даты, относящиеся к событиям в России, даны по старому стилю. Далее примечания автора (за исключением оговоренных особо примечаний редактора).
изд. 1977г. - Иерусалим
Глава девятая
КИШИНЕВСКИЙ ПОГРОМ (06.04.1903)
1. Характер погрома
Через семь месяцев после Минской конференции произошел еврейский погром в Кишиневе, главном городе Бессарабии. На первый взгляд, взрыв этот был внезапным и стихийным, но на деле погром готовился сверху по заранее разработанному плану. Его идеологом был министр внутренних дел Плеве, а исполнителем - Павулаки (Паволакий) Крушеван, мелкий чиновник, издававший при поддержке государственной казны две антисемитские газеты: одну в Кишиневе, другую в Петербурге.
Конечно, после ужасной национальной катастрофы, которая постигла наш народ в сороковые годы нынешнего века, когда Гитлером и его подручными были {133} истреблены шесть миллионов евреев, все преследования и еврейские погромы в царской России кажутся ничтожными. Кишиневский погром в апреле 1903 года (Громилы бесновались трое суток кряду: 6, 7 и 8 апреля. Начался погром на седьмой день еврейской Пасхи, который совпал с первым днем Пасхи православной.) также может теперь показаться только заурядным эпизодом на долгом страдальческом пути еврейского народа. Однако с исторической точки зрения это было потрясающее и чреватое многочисленными последствиями событие, притом не только в истории русских евреев, но и всего еврейского народа.
Исследователи той поры то и дело наталкиваются в воспоминаниях современников о погроме на такие выражения, как "кишиневская бойня", "резня", "убийство" и им подобные. То же мы находим и в поэме Бялика "Сказание о погроме" (по цензурным соображениям вышедшей в то время из печати под названием "Сказание о Немирове" (Немиров - город в Подолии, где в 1648 г. казаки Хмельницкого учинили кровавый погром, вырезав почти все еврейское население - 6.000 человек).).
Все эти эпитеты не были слишком сильными, ибо в новое время даже в России, этой "классической" стране еврейских погромов, не было ничего подобного. Около 50 убитых, многие сотни раненых (в том числе тяжелораненые, оставшиеся до конца своих дней калеками), тысячи евреев, лишившихся крова, почти 1500 разгромленных и разграбленных еврейских домов и лавок - таков кровавый итог этого погрома, сопровождавшегося жестокостями и надругательством, подобно резне времен Богдана Хмельницкого. Но Кишиневский погром разразился в начале 20 века, в эпоху расцвета западной демократии и парламентаризма, упрочения гуманистических идей, бурного развития науки и техники в Европе и Америке. Потому-то так потрясены были евреи и весь просвещенный мир.
{134} Еврейские историки отмечают, что Кишиневский погром был началом нового периода погромов в России. В то же самое время после довольно длительного застоя возобновилось и усилилось в России революционное движение. Естественно, что евреи, будучи самой угнетенной и преследуемой частью населения, включились в это движение активно и в значительном числе. Царское правительство использовало антисемитизм в качестве эффективного средства для подавления революции, направив накопившееся недовольство масс на евреев.
Таким способом власти преследовали две цели сразу: перевести революционное брожение в народе из плоскости политической в сферу национальной ненависти, а также ввести общественное мнение в заблуждение будто русский народ чинит расправу над евреями за их противное русскому духу желание вызвать революцию.
В отношении серии погромов, начавшихся весною 1903 года Кишиневским погромом и продолжавшихся три года подряд, вплоть до подавления первой русской революции, не было ни малейших сомнений, что в их организации и в систематическом разжигании антисемитизма непосредственно участвуют власти на местах заодно с центральной властью. С помощью погромов режим пытался отбить у евреев охоту участвовать в революционном движении. В общем революционном потоке евреи, на взгляд правительства, представляли главную опасность в силу своей интеллигентности и духовного развития, а также как охваченный брожением элемент, отчего и требовалось припугнуть их и парализовать их желание поддерживать революцию. Погром казался для этого самым действенным и испытанным средством.
Итак, царскому правительству погромы были нужны для борьбы с революционными настроениями. Наилучшим образом подходил для этой цели город Кишинев. Не было другой такой губернии в России, где имелось бы столько землевладельцев и арендаторов-евреев, как в Бессарабии.
Население там было смешанное: {135} румыны, молдаване, греки, болгары и русские (в меньшинстве). Среди проживавших в губернии 3,5 миллионов человек количество евреев достигало 400.000. В Кишиневе находилось много молодых евреев, не попавших из-за процентной нормы в средние учебные заведения, занимавшихся заочно и сдававших экзамены экстерном. Таким образом, для социал-революционной пропаганды в Кишиневе имелось достаточно обширное поле деятельности и благодарная почва.
В то время в России, особенно в южных губерниях, усилилось политическое брожение. В Кишиневе еврейская молодежь выделялась своей активностью в кругах русских революционеров, активно работал Бунд. Отсюда выбор Кишинева как самого подходящего места для погрома, "дабы проучить евреев, которые зазнались и возглавили революционное движение"
(Подлинные слова самого царя Николая, сказанные в беседе с военным министром Куропаткиным
(Красный архив, № 2, стр. 43).).
2. Защищались ли кишиневские евреи?
Организаторы погрома пытались создать впечатлениe, будто нападавшей стороной были именно евреи, а христиане лишь оборонялись. Самую активную роль в этом измышлении сыграла антисемитская печать.
Среди материалов, обнаруженных после революции 1917 года в тайных архивах царского правительства, имеются многочисленные документы, свидетельствующие о том, что власти прекрасно знали истинное положение вещей, однако скрыли его от общественности. Так, например, прокурор губернской судебной палаты в Одессе А. Полан категорически и неоднократно опровергал все эти поклепы и наветы.
Между прочим в его {136} меморандуме № 4030 от 20 октября 1903 года на имя министра юстиции есть упоминание о попытке кишиневских евреев защитить себя от громил. Касаясь утверждения, будто евреи в Кишиневе вышли на улицу с оружием в руках, прокурор пишет:
"Действительно, на второй день Пасхи евреи, вооружившись чем попало, начали собираться в разных местах, но собирались они не для нападения на христиан, а для самообороны".
Эти слова прокурора А. Полана являются официальным свидетельством того, что кишиневские евреи пытались обороняться, хотя им противостояла большая и хорошо организованная масса громил, поддержанная и натасканная подручными царя и жандармов. Естественно, оборона не могла быть действенной. В попытке организовать самооборону особенно активным был местный сионистский союз во главе с уполномоченным Бернштейном-Коганом.
В своих воспоминаниях он рассказывает, что погром не явился для еврейской общественности города сюрпризом, так как еще задолго до него началась открытая и разнузданная антисемитская пропаганда. Вот как Бернштейн-Коган описывает реакцию представителей разных общественных кругов:
"Различные еврейские группы готовятся встретить погром: раввин с помощниками идут к главе православной церкви; ...молодежь реагирует по-другому: собирается, волнуется, добывает из-под земли оружие... назначаются квартиры под штаб обороны и для ударных батальонов, прокладывается телефонная связь, а в моей квартире - главный телефон и место встреч и приема известий... В четыре часа дня все роты самообороны были окружены полицией и войсками, разоружены и загнаны в большие дворы. Там членов самообороны арестовали и отправили в полицию". (Бернштейн-Коган. Книга о погроме, стр. 127-128.).
Отсюда видно, что самооборона не принесла пользы, и ее участникам не удалось ничего сделать для {137} предотвращения погрома и отпора громилам. Жертвами погрома стали бедняки.
Богатые евреи готовились к грядущему заблаговременно, обеспечивая безопасность себе и своему имуществу, задабривая крупными суммами полицию, которая заранее знала о погроме. И действительно, за трое суток бесчинств не пострадал никто из кишиневских богачей-евреев; к их домам и квартирам была приставлена охрана из войск и полиции. Среди пятидесяти человек, погибших от погрома, не было ни единого представителя еврейской буржуазии. Об этом свидетельствует в своих мемуарах известный общественный деятель еврей, примыкавший к кругу русских либералов, Г. Б. Слиозберг.
Бурю негодования, охватившую молодое еврейское поколение, восстающее против пассивной покорности судьбе и привычки подставлять, по словам пророка, "спину под палки и щеку под пощечины" (Исайя, 50:6 - "Я предал хребет мой бьющим и ланиты мои - поражающим"), с огромной художественной силой отобразил Хаим Нахман Бялик в поэме "Сказание о погроме".
После погрома Бялик провел несколько месяцев в Кишиневе в качестве посланца группы еврейских общественных деятелей и собрал большой материал, свидетельствовавший о том, что, защищаясь, евреи показали немало примеров выдержки и геройства. Оборона не принесла никакой пользы из-за отсутствия предпосылок для ее успеха. Тем не менее, Кишиневский погром послужил поворотным пунктом в деле создания еврейской самообороны, зачатки которой возникли уже в дни погрома.
3. Становление самообороны
Призывы к самообороне, раздававшиеся в еврейских кругах России после Кишиневского погрома, {138} исходили, в основном, от сионистов. Нахман Сыркин, основоположник социалистического сионизма, писал в сборнике "Дер Хамон" (Берлин, 1903 г.) следующее:
"Полиция, чиновники и войсковые караулы тащили и грабили заодно с толпой. Но как только они замечали евреев, готовых постоять за себя и свою жизнь, - сразу бросались наводить порядок и разгонять собравшихся. Когда же появлялись громилы и начинали резать евреев и грабить их жилье, "блюстители порядка" исчезали или сами входили в долю с грабителями...
Кишиневский погром, словно указующий перст истории, снова засвидетельствовал, что нет и не может быть другого решения еврейского вопроса, кроме еврейской территории, свободы и политической независимости. Кишиневский погром учит нас и тому, что евреям не на что полагаться, кроме своих собственных сил... Долг евреев оказывать сопротивление всюду, вооружаться и с оружием в руках встречать погромщиков.
От убийства нет другой защиты, кроме оружия, и раз уж суждено пролиться крови, то лучше пролить ее в открытой борьбе, чем подставлять горло под нож, сидя в подвалах. Пусть богачи суют деньги жандармским и войсковым начальникам за охрану своих персон и отсиживаются в гостиницах, а массы и молодежь должны объединиться в союзы и выходить на улицы навстречу врагу с оружием в руках.
Хватит евреям кланяться каждому власть имущему и просить милости у каждого чиновника. Пришел час перестать гнуть спину перед притеснителями. Пришел час притеснению противопоставить силу, а убийству - оружие. И хотя евреи стремятся уйти из диаспоры, чтобы построить новое общество и обрести самостоятельность, они обязаны и в диаспоре держаться с полным достоинством. Пока они здесь, пусть их сила не уступает силе других, и они вправе пользоваться всеми благами свободы. Так что в этот час, когда ненавистники наши перешли к открытому кровопролитию, мы должны воззвать во весь голос: объединяйтесь и выходите на улицы с оружием в руках, с пистолетами и ножами! Таково {139} веление самой нашей жизни, нашего человеческого и национального достоинства".
Однако самый энергичный, ясный и подробный призыв к самообороне содержался в воззвании, выпущенном через две недели после Кишиневского погрома от имени "Союза еврейских писателей". Его инициаторами, составителями и распространителями были Ахад-Гаам, Х. Н. Бялик, М.Бен-Ами, С. Дубнов (историк, см. ldn-knigi),
И. Х. Равницкий.
Таким образом, кроме Дубнова, все - сионисты. Текст воззвания написал Ахад-Гаам. В дни 25-ой годовщины Кишиневского погрома, через год после смерти Ахад-Гаама, историк Дубнов поместил этот текст в журнале "Хаткуфа" ("Эпоха") под заглавием "Тайное послание Ахад-Гаама". Воззвание вышло в свое время (т. е. после погрома) тиражом всего около 100 экземпляров и поэтому содержало в конце обращение к читателям: