Впрочем, просто рубить оппонентам конечности — для подлинного рыцаря этого было мало. Благородный воин должен был следовать детально разработанному кодексу куртуазных правил.
Ярче всего рыцарский идеал был воплощен в жизнь английским королем Ричардом I, получившим от современников прозвище Львиное Сердце.
Заслышав о прибытии Ричарда, в ужасе бежали бретонцы, греки, сарацины, немцы и французы. Непреклонный в вопросах чести, он предпочел год провести в плену, но «не запятнать совесть изменой друзьям».
Где именно держали пленного монарха, долгое время не было известно. Легенда гласит, что место его заточения обнаружил трубадур Блондель. Спев под окнами замка первый куплет песни, сочиненной Ричардом, в ответ из окна он услышал второй куплет.
Король с сердцем льва считается английским монархом. Однако на Британских островах Ричард побывал всего три раза в жизни.
В тот период политическая элита еще не была связана с определенными территориями. Яркий пример этого — история первых русских Рюриковичей.
Рюрик «с братьями и дружиной» сел неподалеку от Скандинавии. Его наследник Олег перенес резиденцию в Киев — в самое сердце Восточной Европы. А внук Рюрика Святослав пытался закрепиться уже на Балканах.
Однако чем дальше, тем больше МЕСТНЫХ черт проявляется у правителей недолговечных королевских, графских, епископских, княжеских дворов.
Несмотря на все войны и разделения, прежде Европа воспринималась как нечто монолитно-единое. Тем, что цементировало континент, был латинский язык богослужения, да и всей культуры.
Начиная с XI века ситуация меняется. Сперва на окраинах, а затем и в самом сердце Европы начинает твориться невиданное: авторы пишут книги на НАЦИОНАЛЬНЫХ языках.
В Исландии записываются песни «Эдды». В Уэльсе — сказания «Мабиногион». Во Франции — героические песни-«жесты» и первые рыцарские романы.
Если «Слово о полку Игореве» не является поздней фальшивкой, то записано оно было, скорее всего, тоже в это время.
Отказ от латинского языка, освященного авторитетом религии и традиции, требовал от автора немалого личного мужества. Чтобы как-то обозначить наступивший период «более личной» культуры, современные историки даже изобрели специальный термин «Возрождение XII века».
Всего за несколько десятилетий этого века было создано такое количество философских, поэтических, юридических, исторических текстов, что далеко не каждый специалист в состоянии прочесть их все — даже на протяжении долгой научной карьеры.
Английский исследователь Кристофер Брук писал:
С конца XI века в Европе резко возрастает количество библиотек. Крупнейшей из них стала библиотека Реймского собора, однако собственными собраниями тогда же стремился обзавестись каждый епископ, каждый кафедральный собор.
Вокруг библиотек собирались те, кто, в отличие от крестоносцев, желал приключений не тела, но духа. Здесь практиковалось вольное обсуждение проблем, вопросы с мест, публичные диспуты.
Именно из таких кружков постепенно выросли первые европейские университеты.
Средневековые грамотеи отказываются от попыток объять ВСЮ культуру. На смену энциклопедизму приходит более или менее узкая специализация. В этом тоже были свои плюсы: ученые начинают лучше понимать, чем же именно они занимаются.
В культуре предыдущей эпохи не существовало четких границ между отдельными областями знания. Теперь мы видим очень важный процесс: единая сакральная традиция разделяется на религию и естествознание. Религия, в свою очередь, распадается на мистику и религиозную философию.
В политической жизни описываемый период стал временем тотальной раздробленности. Обособление всех от всех можно наблюдать и в культурной жизни.
Множество независимых центров учености несет европейцам множество не сводимых к единству точек зрения. Историкам известны имена сотен авторов и названия тысяч произведений.
Однако параллельно с детальной разработкой каждой области знания шел и процесс систематизации накопленных знаний.
Уже в работах первого самостоятельного европейского философа Абеляра (1079—1142) можно видеть попытки обобщить ВСЕ известное человеку того времени… все, вплоть до количества ангелов, помещающихся на конце иглы.
Этот процесс достиг апогея в творчестве св. Фомы Аквинского (1225—1276). Две его основные работы назывались «Сумма теологии» и «Сумма против язычников». Св. Фома действительно СУММИРОВАЛ то, что европейская культура могла сказать о Боге… о человеке… о мире.
Не случайно именно взгляды св. Фомы были признаны церковью «философией на все времена».
Философы средневековья не были чудаками не от мира сего. И доминиканский монах св. Фома, и францисканец св. Бонавентура не просто размышляли о Боге — они слагали Ему прекрасные гимны, до сих пор используемые в католических богослужениях.
Русский медиевист Лев Карсавин писал:
Главное, что можно сказать о религии XI—XIII веков, — это то, что она более личностна, задушевна, интимна, нежели религиозность предшествующих эпох.
Автор рыцарских романов Вольфрам фон Эшенбах писал: «Верую в Тебя, ибо приняв человеческое обличье, Ты подтвердил связь с людьми — даже такими людьми, как я!»
Открывая человека в себе, европеец открывал человеческую сторону и в Божественном. На место страха перед Ним приходит любовное горение. Богословов интересует человеческая сторона Личности Христа, расцветает поклонение Деве Марии.
С начала XI века по всей Европе неожиданно начинаются разговоры о том, что церковь-де обмирщилась и нуждается в обновлении.
В 931 году Папа Иоанн XI разрешает главе Клюнийского аббатства принимать под свою власть другие монастыри. Делалось это с целью их реформирования.
Сперва клюнийских монастырей было 37. Через тридцать лет — 65. В начале XII века — уже более 200. По образцу Клюнийского движения по всей Франции и Италии возникает огромное множество более мелких центров борьбы за чистоту и обновление религии.
От монахов не желают отставать священники. Устав, по которому они живут, изменяется в сторону ужесточения и теперь почти не отличается от монашеского.
Вообще-то никто не требовал от священников безбрачия. Однако в XII веке католическое белое духовенство начало повсеместно приносить три монашеских обета (бедности, целомудрия и послушания).
Вскоре вслед за монахами и священниками потянулись миряне. Те, кто мог, — шли умирать за идеалы религии. В XII—XIII веках появляются все самые известные рыцарские ордена: Иоанниты (сейчас — Мальтийский орден), Тамплиеры, Тевтонский и Ливонский ордена.
Кто не мог — занимался благотворительностью. Кто не мог даже этого, просто зарабатывал на хлеб, но — ради Господа, сопровождая труд молитвой и пением псалмов.
По всей Европе горожане объединяются в общины, члены которых обязались хоронить умирающих братьев и позже всю жизнь молиться за их душу.
Скорее всего, обмирщение было здесь ни при чем. Просто у нового поколения европейцев были более высокие и бескомпромиссные требования к религиозной жизни.
Все большее количество европейцев желало оставить след в истории. Все меньшее — след в след шагать за отцами.
Св. Франциск Ассизский, самый известный святой Европы, отдал отцу, желавшему видеть его за прилавком фамильной лавочки, даже нижнее белье и голым ушел искать Царствия Божьего.
И для него, и для его учеников жизнь по Христу была результатом радикального ЛИЧНОГО выбора.
Ученики святого, монахи-францисканцы, проповедовали Евангелие даже сарацинам и птичкам. Однако по одним дорогам с ними бродили и основатели первых массовых европейских ересей.
Один из современных медиевистов писал:
Переход от стремления очистить церковь к критике церкви свершился быстро.
Те, кто в XII веке уходил в монастырь бороться с собственной греховностью, в XIII сделал следующий шаг и начал бороться с грешниками, врагами своей доктрины.
Средневековые европейцы острили: «Всеведущий Бог знает, конечно же, все на свете, кроме того, сколько существует монашеских орденов».
Количество ересей, возникших в XII—XIII веках, почти столь же огромно, как и количество новых орденов.
Кто-то из еретиков до смерти морил себя голодом и истязал плоть веригами. Другие, наоборот, практиковали половую распущенность и отрицали моральные нормы.
Движение еретиков-катаров было столь могущественным, что они на полном серьезе надеялись одолеть Ватикан — «апокалиптическую блудницу».
В свое время Фридрих Энгельс писал:
История Средних веков, как пограничными столбами, ограничена двумя событиями, связанными с Константинополем. Начавшись с основания города, эта история заканчивается взятием Константинополя крестоносцами в 1204 году.
XI—XII столетия стали периодом расцвета средневековой культуры. Благородные рыцари свершали подвиги во имя целомудренных дам. Трубадуры в стихах на провансском наречии славили и тех и других.
Спустя еще век все изменилось. По дорогам южной Франции вместо трубадуров бродили толпы еретиков-альбигойцев. Вместо того чтобы сложить голову в Иерусалиме, крестоносцы грабили столицу христианской Византии.
Эпоха, начавшаяся в IX веке, закончилась в XIII.
2
На протяжении XI—XII веков процесс распадения некогда единого Халифата набирал обороты. К XIII веку этот процесс достиг своего пика.
За несколько веков до этого от Атлантики до Гиндукуша лишь один повелитель мог носить верховный мусульманский титул халифа. В Х веке священных владык было уже трое. А в описываемый период халифом именовал себя даже князек крошечного государства Саджлимаса в Африке.
Вместо централизованной теократической империи мы видим множество самых различных социальных форм. По Переднему Востоку бродили орды тюрков. Собственные теократии основывали еретические секты. Города не желали подчиняться вообще никому.
Номинально главой халифата продолжал считаться Аббасидский халиф. Никто не оспаривал религиозного значения его фигуры. Реально власть у него, невластного даже над собственным дворцом, отобрали совсем иные люди.
Прежде региональные элиты формировались за счет чиновников — эмиссаров центрального правительства. Теперь власть на местах берут силой.
Желающих посидеть на троне… пусть хоть недолго, но посидеть… появилось слишком много. Как следствие жизнь мусульман проходила на фоне непрекращающихся усобиц. До 80 % бюджета уходило на военные нужды.
Идеал правителя теперь это не освященный происхождением от Пророка халиф, а любящий и умеющий воевать эмир или султан.
На востоке Халифата усиливается тюркская держава со столицей в Газне. Вырезав всех правителей-соседей, третий монарх местной династии Махмуд Газневи отправился с походом в Индию.
У индийских раджей был обычай отрезать себе палец в знак принятия вассальной зависимости. По слухам, у Махмуда скопился здоровенный сундук с такими пальцами. Именно со времени его правления берет начало история индийского ислама.
В Малой Азии почти тогда же усиливается государство турок-сельджуков. В Северной Африке — берберские империи Альморавидов и Альмохадов.
Основным занятием всех этих правителей был джихад — священная война. Под их знамена со всех концов исламского мира стекаются те, кто желал заслужить загробное блаженство гибелью за веру.
Отважные правители-воины, ценители дорогого оружия и лошадей, производили на современников неизгладимое впечатление.
Захватив в плен предводителей вражеских армий, они, вместо того чтобы мстить, предоставляли им собственные шатры и лошадей, сажали на пиру рядом с собой и, чтобы у тех не появлялось опасений быть отравленными, первыми отхлебывали из чаш с шербетом.
Первое время политическая элита еще не была связана с определенными территориями. Типичный пример — история династии Фатимидов.
Приблизительно в 860 году потомки Пророка по линии его дочери Фатимы перенесли свою ставку из Ирака в Сирию. Затем они обосновались в Йемене. Из Аравии Фатимиды перебрались в Северную Африку. А между 914 и 973 годом подчинили своей власти Египет.
Ничего эволюция?
Чтобы прославить деяния блистательных покровителей, к их дворам съезжаются поэты, ученые и ораторы. В изысканной куртуазной культуре, создаваемой ими, чем дальше, тем отчетливее видны неповторимые МЕСТНЫЕ черты.
Даже распадающийся на части Халифат в предыдущие эпохи представлялся единым целым. Его цементировал арабский язык Корана, да, собственно, и всей письменной культуры.
Начиная с XI века ситуация меняется. «Темный» период отсутствия письменных памятников на национальных языках заканчивается. Даже комментарии к Священному Писанию ислама отныне создаются, например, по-персидски.
Расцвет национальных литератур можно видеть у персов, коптов, абиссинцев, берберов. За написание книг берутся христиане-монофизиты и непонятным образом выжившие зиндики (манихеи).
Именно тогда в иудаизме зарождается неповторимая мистическая доктрина, из которой со временем вырастет Каббала. Тогда же иранские и индийские зороастрийцы переписывают остатки своих древних священных писаний.
Арабский язык теряет позиции повсеместно. Даже сами арабы теперь не желают разговаривать на классическом, грамматически правильном языке. Образованные люди увлеченно изучают простонародные выражения. Кое-кто доходит до того, что берется за составление словарей воровского сленга.
Швейцарский арабист Адам Мец писал:
Классическая арабская поэзия вырождается и уступает позиции прозе. Бесчисленные авторы создают и переводят на все языки ойкумены истории о морских путешествиях, о любви людей и демонов, о людях племени Узра, «которые умирают, когда полюбят», и рыцарские романы об отважных и непобедимых вождях бедуинов.
Стиль этих первых книг наивен и многословен. Однако это-то и нравилось тогдашним читателям. Они воспринимали такой стиль как освобождение от безраздельного господства прежней педантичной литературной традиции.
Первое время образованных людей в Халифате было немного. Однако число их стремительно растет.
Путешественник ал-Мукаддаси вспоминал, что как-то зашел в мечеть, где стоило ему подойти к одному кружку беседующих, как сзади тут же кричали: «Не стой спиной к собранию!» Кружков поэтов, философов и чтецов Корана в мечети было больше 120. Встать лицом к каждому из них было просто невозможно.
В XI—XII веках повсеместно расцветают библиотеки. Доступ к книгам в них зачастую был открыт для всех желающих. Неимущим выдавались бумага и чернильницы.
Знать имела обыкновение завещать часть денег на выплату стипендий тем, кто не мог сам оплатить свое образование. В Египте визир ибн Киллис тратил на содержание студентов фантастическую сумму — 1000 динаров в год.
Первые века существования ислама обучение происходило непосредственно в мечетях. Ученики собирались вокруг преподавателя и под диктовку записывали то, что он мог им сообщить.
Теперь в Халифате зарождается принципиально иная система образования — медресе. Первое из них возникло приблизительно в 1027 году. Вместо диктовки здесь практиковалось вольное обсуждение проблем, вопросы с мест и публичные диспуты.
Культуры настолько много, что в одиночку впитать все ее богатства уже невозможно. Энциклопедизм предшествующей эпохи сменяется узкой специализацией.
В политической жизни описываемый период стал временем тотальной раздробленности. Обособление всех от всех можно наблюдать и в культурной жизни.
Один из современных исследователей ислама писал:
В XI—XIII веках мусульманская культура переживала процесс исключительной важности.
Единая до того времени сакральная традиция распалась на множество отраслей знания. Право, священная юриспруденция (фикх) отделилась от собственно богословия. То, в свою очередь, распалось на религиозную философию и мистику.
Не остановившись на этом, каждая из областей мысли продолжала дробиться и дальше. В области фикха уже в XI веке появилось до 500 самостоятельных школ. В области мистики новые направления появляются каждое десятилетие.