Гатакр был человеком, который добился своего места в армии не благодаря чьему-то покровительству, но исключительно тяжким трудом и хорошей службой. Где бы он ни служил, он оставлял по себе хорошую память. На индийской границе он завоевал доверие такого отличного солдата, как Сэр Биндон Блад, и его дальнейшее продвижение во многом определялось той отличной репутацией, какую он заслужил во время читральской экспедиции. В 1897 году ему было поручено бороться в Бомбее с чумой, тогда впервые зажавшей город в своих смертоносных пальцах.
Об участии Гатакра в суданской экспедиции подробно написано в другом месте. Его храбрость никогда не подвергалась [462] сомнению, поскольку его дикие критики не хотели портить дело очевидными нелепостями. Если мы начнем обсуждать его тактику в войне с бурами, то скоро окажемся в области, в которую я запретил себе влезать. Достаточно заметить, что Гатакр пользовался доверием и расположением солдат в самых неблагоприятных обстоятельствах. Когда измотанные рядовые добрались до лагеря после катастрофы при Стормберге, все они были согласны в одном: «Никто не смог бы вытащить нас оттуда, кроме него». За два дня до того, как его уволили в отставку, через Бетани проходили Камеронские горцы. Эти люди узнали страстного вождя атаки при Атбаре. Зная, что для него наступили черные дни, они приветствовали его с благородством простых людей. Несчастный генерал был очень тронут этим стихийным приветствием.
Но генерал Гатакр уходит со сцены, и я слышу то там, то здесь триумфальные ноты. Но среди них я позволю себе одну ноту предупреждения. Если военное министерство слишком часто станет увольнять генералов не за отсутствие способностей, а за отсутствие успехов, оно не найдет людей, которые будут сражаться за них в бригадах и дивизионных командах. Всякий, кто знаком с переменчивым счастьем войны, чувствует себя неуверенно. Инициатива, которую жесткая дисциплина уже убила или почти убила в младших офицерах, угаснет и умрет и в их начальниках. Генералы по-прежнему будут, но они не будут охотно рисковать плодами долгих лет службы в разных проклятых странах среди всяких опасностей. Они будут смотреть на вражеские позиции. Они будут стараться разделить ответственность. Они будут требовать приказов и инструкций. Но сражаться они не будут, пока останется такая возможность, а если и будут, то только в согласии с принципом ограниченной ответственности, что означает большое кровопролитие безо всякого результата.
Блумфонтейн, 16 апреля 1900 г.
После небольшого перерыва занавес поднимается для следующего акта. Сцена и большинство персонажей другие, но это та же самая пьеса. Город, город из кирпича и кровельного железа, стоит на краю широкой равнины, покрытой жухлой травой, [463] от негостеприимного вида которой он старается отвернуться, прижимаясь в поисках защиты к покрытым кустарником холмам на севере. В толпе одноэтажных жилых домов выделяются более внушительные постройки — административные и коммерческие здания, которые возвышаются над прочими — привлекают внимание и наводят на мысль о преимуществах более высокой цивилизации. Темные холмы — их неровные контуры в одном месте разорваны симметричным силуэтом форта — служат фоном этой картины: Блумфонтейн, апрель 1900 года.
Пять часов вечера. Рыночная площадь заполнена офицерами и солдатами, которые слушают оркестр «Буйволов». Каждый полк, каждая колония Империи представлены здесь; все в униформе цвета хаки, но различаются невероятным количеством разнообразных значков.
Местные жители, бородатые бюргеры, которые заключили мир, горожане, которые никогда не хотели лезть в драку, стоят вокруг и почтительно смотрят. В конце концов, есть гораздо худшие вещи, чем быть побежденным. Спрос большой, армия богата, цены высоки. Торговля быстро последовала за флагом, который развивается на каждом здании; и будь то промышленные товары или сельскохозяйственная продукция, все сейчас пользуется спросом.
Офицеры собрались у претенциозного здания клуба, и здесь я вижу знакомых со всех постов Империи.
Разговоры неожиданно прерываются. Все оглядываются. Посреди площади в полном одиночестве вышагивает небольшого роста седовласый джентльмен с очень широкими плечами и несгибаемой спиной. На нем форменная фуражка с широким красным околышем и тяжелым козырьком с золотой тесьмой, коричневые сапоги для верховой езды, туго затянутый ремень, но никаких медалей, орденов и прочих знаков отличия. Однако ни у кого не было ни минуты сомнения в том, кто это, и я знаю, что смотрю на величайшего поданного Королевы, командира, который за несколько коротких месяцев перевернул весь ход войны и превратил нечто, близкое к полному отчаянию, в почти чрезмерный триумф. Такова была сцена в день моего прибытия в Блумфонтейн. Какова же была ситуация? [464]
Быстрое вторжение на их территорию, ошеломляющие удары, полученные ими при Кимберли, Паардеберге, Тополиной Роще и Драйфонтейне, а также плохие вести из Наталя деморализовали буров в Свободной Республике. Если бы мы могли давить на них непрерывно, вся страна до реки Вааль могла быть завоевана. Поощряемые прокламацией лорда Робертса и поверившие в то, что сопротивление в Южной Республике окончательно подавлено, очень многие жители Свободной Республики вернулись домой, принесли клятву сохранять нейтралитет и приготовились принять неизбежное.
Но пока армия ждала, поскольку ей совершенно необходимо было время, чтобы получить припасы, достать лошадей, тысячи лошадей, выдать пехоте новые башмаки и дать всем войскам небольшую передышку, буры оправились от паники, собрались с силами и в настоящий момент храбро перехватили инициативу.
Они получили большие, хотя, вероятно, и временные преимущества. Вера в то, что война в Свободной Республике окончена, — что и заставило многих бюргеров разойтись по домам — в какой-то мере разделялась и британским командованием, к тому же это громко провозглашалось его колониальными советниками. Чтобы защитить фермеров, которые заключили мир, войска Империи рассредоточили свои силы на широком пространстве. Через Свободную Республику была проведена линия, тянувшаяся от Четырнадцати Ручьев через Бошоф, Блумфонтейн и Табанчу, к югу от нее страна считалась завоеванной и усмиренной.
Тем временем Оливер и южные командос, отозванные с их операций в Капской Колонии, предприняли поспешный и, как казалось, отчаянный марш, чтобы присоединиться к основным бурским силам. Они ожидали атаки той самой ужасной армии, которая уже поглотила Кронье; но дойдя до Ледибранда, нашли там только Пильхера с несколькими сотнями солдат, которые пустились наутек. Тогда до них дошло, что основная часть британских войск в настоящее время практически обездвижена в Блумфонтейне. Тут они повернули. Пильхер осторожно бежал впереди них и наткнулся на бригаду Бродвуда около Табанчу. Снова собравшись с духом, получив сильные подкрепления от своих сторонников к северу от линии оккупации, буры продолжали [465] наступать. Бродвуду пришлось отойти к девятой дивизии, которая стояла лагерем к западу от гидротехнических сооружений. Он проделал двадцатимильный ночной переход и ранним утром встал лагерем, думая, как думают многие, что на сей раз он оторвался от преследования. Наступило утро, а с ним началась бурская канонада.
Я не хочу давать здесь детального описания последовавшего за этим сражения. По многим причинам оно достойно отдельного, более подробного рассмотрения, главным образом потому, что оно показывает бура с его лучших сторон: искусного в войне и прежде всего убийственно хладнокровного. Короче говоря, произошло следующее: снаряды стали рваться в лагере. Каждый говорил: «Уберите чертовы вагоны подальше от огня. Мы прикроем их отступление». Это было проделано наилучшим образом. Вышеупомянутые вагоны поспешили убраться из-под обстрела, но попали в засаду. Пушки, пленные, много припасов — все попало в руки буров. Девятая дивизия неожиданно отступила к Блумфонтейну — слишком неожиданно, сказали в армии, помимо прочих высказываний, повторять которые не мое дело, и все шишки посыпались на Гатакра.
У Гатакра был пост в Девецдорпе — три роты Королевских ирландских стрелков, две роты конной пехоты. Как только он узнал об отступлении девятой дивизии, он послал приказы по нескольким дорогам этому посту, чтобы они тоже отступали. Они стали отходить, но у Реддерсбурга ловушка захлопнулась. Не будем судить кого-либо слишком сурово или не зная фактов. Последовал бой. Потеряв восьмерых убитыми и тридцать одного ранеными, отступающие войска сдались, когда шедшее на помощь подкрепление было всего в пяти милях. Все свернулось назад к Блумфонтейну и железнодорожной линии, которую было жизненно важно удержать. Подкрепления были выдвинуты вперед на случай крайней необходимости: Рандл с английской дивизией был отозван из Кимберли в Спрингфонтейн; Хантер с десятой дивизией (наши старые друзья, Ирландская бригада и фузилеры) вышли из Наталя, тем самым обрекая Буллера на чисто оборонительные действия, а буры тем временем устремились на юг. [466]
В соответствии с условиями прокламации лорда Робертса, многие фермеры Свободной Республики, так сказать, боевики бурской армии, которые думали, что все кончено, а иными словами — дезертиры, явились на британские посты, изъявили покорность, дали клятву и вернулись на фермы. Буры были очень сердиты на этих людей. Какую защиту мы могли им дать? Некоторые, как говорят, хотя, может, это и ложь, были расстреляны врагом. Многие же, из страха или по собственному желанию, присоединились к своим командос.
Весь правый нижний угол Свободной Республики был наводнен врагами. Другие буры подошли к мятежным районам Капской Колонии. Недавно раскаявшиеся повстанцы зашевелились, пришли в движение.
Перед Девецдорпом, 21 апреля 1900 г
Когда стало известно о вторжении буров в недавно усмиренные районы, восьмая дивизия (Рандл) была отозвана с дороги на Кимберли, куда она следовала, и сконцентрирована в Спрингфонтейне. Третья дивизия (Чермсайд, который сменил Гатакра) сосредоточилась в Бетани. Однако требовалось еще больше войск, чтобы охранять линию и очистить страну.
Сэра Редверса Буллера спросили, может ли он посодействовать, форсировав перевал Ван Реенена и поставив под угрозу пути отступления противника. Однако его позиция в центре треугольника в Натале была неудобной. Стратегические преимущества, которые имели буры на этом театре военных действий, были отмечены уже давно. Все же, возможно, стоит еще раз сказать о них.
Враг имел преимущество охватывающей границы. Если Сэр Редверс Буллер двинется на запад через перевал Ван Реенена, чтобы совершить обходной маневр, который требовали от него в Свободной Республике, буры спустятся из Биггарсберга на его коммуникации и вторгнутся в южный Наталь. Если он двинется на север, чтобы атаковать позиции у Биггарсберга и очистить Наталь, он отрежет буров на своем левом фланге.
Согласно имеющейся информации, на перевалах Дракенсберга находятся 3000 буров, а 10 000 — на позициях у Биггарсберга. Поэтому Буллер в данном случае предпочел бы маскировать [467] перевал Ван Реенена дивизией Ледисмита (Фурт, Литтлтон), которая уже восстановила свои силы, и двинуться на север со второй, пятой и десятой дивизиями. Он считал, что пока северный Наталь не будет очищен, он не сможет спокойно идти на запад. С другой стороны, он был крайне необходим в Свободной Республике, поэтому было решено, что десятая дивизия (Хантер) отправится морем в Ист-Лондон: одна бригада, чтобы заменить дивизию, отозванную из Кимберли, другая — в Бетулие, а остальная армия Наталя останется в оборонительной позиции до тех пор, пока ситуация существенно не изменится.
Таким образом, реально для операций в нижнем правом углу имелись пять бригад: Харт с бригадой дивизии Хантера в Бетулие, третья и восьмая дивизии под командованием Чермсайда и Рандла в Спрингфонтейне и Бетани. Кроме этих мощных соединений, вполне независимых от охранявших коммуникации войск и от армии в Блумфонтейне, было еще 1400 иоменов и конных пехотинцев под командованием генерала Брабазона и колониальная бригада Брабанта, около 2500 человек.
Таково было положение дел, когда я покинул Блумфонтейн утром 17 апреля. Поездом я добрался до Эдинбурга, оттуда поехал верхом под проливными дождями, что очень необычно для этого времени года, и, проведя ночь в Реддерсбурге, застал колонну на марше в ее лагере, около одиннадцати миль от Девецдорпа, в ночь на 19 апреля.
Позиции различных войск были тогда следующие: Ранда с восемью батальонами, четырьмя батареями и 1500 конницы был в Оорлогс Поорт в двенадцати милях от Девецдорпа; Кемпбелл с двумя батальонами и батареей был у Розендаля и двигался на соединение с ним; гвардия гренадер шла форсированным маршем через Реддерсбург, чтобы соединиться с основными силами; Харт с четырьмя батальонами был в Руксвилле; Брабант с 1000 кавалерии — в восьми милях от Руксвилля; Делджети с гарнизоном в 1500 человек удерживал Вепенер.
Насколько можно было узнать, у противника было около 7000 солдат и двенадцать пушек к югу от линии Бюмфонтейн-Табанчу, под командованием Оливера и Де Вета, и с этими силами, которые предприимчивостью и активностью возмещали нехватку в людях и припасах, они пытались блокировать и атаковать [468] Вепенер, перекрыть колонне Рандла дорогу на Девецдорп и задержать Брабанта и Харта в Смитфилде. Кроме проведения этой обширной программы, буры разослали повсюду патрули, под страхом смерти забирая в армию всех усмиренных голландских фермеров.
Мы совершили очень приятную поездку из Реддерсбурга, и уже вечерело, когда мы обогнули подножье круглого холма и увидели перед собой лагерь основных британских сил. Он раскинулся у основания большого бугра, поднимавшегося над плоской равниной, контрастирующей с гористой местностью Наталя, что должно давать существенное преимущество регулярной армии. Я представился Сэру Лезли Рандлу, который любезно меня принял и вкратце объяснил ситуацию. Мы прибыли в самое время. Все силы должны были выступить на рассвете. Разведчики вступали в перестрелку в течение дня. Кафрские шпионы сообщают, что враг собирается вступить в бой утром. Что может быть лучше? С большим удовлетворением я отправился спать.
Было страшно холодно, когда занялись первые лучи рассвета. Приближалась южноафриканская зима. Но вскоре взошло солнце, и мы перестали дрожать. Кавалерия была уже на ногах, и в половине шестого мы двинулись с места. Я отправился чуть попозже, но вскоре нагнал их.
Мы двигались вперед развернутым строем, что должно было гарантировать от неожиданного нападения, но тут я заметил, что разведчики впереди остановились.
— «Та-та, та-та», — два выстрела с высокого плато справа. Когда стреляют в вас, следует заметить, вы слышите двойное эхо, когда выстрел направлен в другую сторону — одинарное.
Мы наткнулись на один из вражеских аванпостов. Подъехав поближе, я мог видеть их фигуры, всего семь человек, на фоне неба. Значит, это действительно аванпост, но они хотели заставить нас поверить, что их больше. Когда буров много, их обычно не видно. Но все-таки позиция у них была сильная, к тому же всегда есть возможность, и это надо учитывать, что бур может предугадать ход ваших мыслей и сделать еще один шаг вперед, от противного. Поэтому генерал Брабазон остановил центральные эскадроны и отправил три роты иоменов направо, для обхода. [469]
Мы ждали, глядя, как разведчики обмениваются выстрелами с бурским пикетом — очень симпатичное зрелище, и как иомены разворачиваются и скачут на фланг, как свора собак, каждый сам по себе, но все, как единое целое. Через четверть часа они вскарабкались на крутые склоны плато почти в тылу у вставшего на нашем пути пикета, который спешно ретировался, пока было время. Затем центр качнулся вперед, и вся кавалерия продолжила наступление, большая часть ее вышла на плато, где завязалась перестрелка с голландскими аванпостами на дальней дистанции. Примерно через час мы овладели всем плато, которое оказалось довольно протяженным.
За ним был крутой скалистый холм, господствовавший над плато, — неотъемлемый от него, но и не связанный с ним. Быстрое наступление и необходимость теснить противника оставили пехоту далеко позади. Генерал чувствовал, однако, что этот пункт следует захватить. Макнейл рванулся туда с разведчиками. Иомены опять понеслись галопом вправо, делая вид, что они окружают, и буры позволили выбить себя с этой сильной и важной позиции и отошли на ровный зеленый холм в миле за ней. Брабазон поспешил занять захваченный холм и укрепиться на нем, и успел вовремя, ибо как только иомены и конная пехота, делая разворот, приблизились к зеленому холму, отдельные выстрелы перешли в непрерывный треск и раздался грохот выстрела полевой пушки. Мы нашли основную позицию буров, и кавалерия остановилась.