- Занимаются собой тe, кому больше нечего делать!
Ей-то было чем заняться. Помимо государственных дел, королеву по-прежнему занимали научные проблемы, причем в наставники себе она избрала одного из величайших ученых того времени - Декарта. Занятия начинались ежедневно в пять часов утра и длились два часа, после чего королева почти столько же времени посвящала изучению греческих и латинских классиков. Но место скоропостижно скончавшегося Декарта занял доктор Бурдело - человек, безусловно, талантливый, однако с темным прошлым и склонный к интригам. Именно его молва называла первым любовником Христины Шведской, которой к тому времени исполнилось двадцать семь лет.
Доктора Бурдело сменил французский посланник Шаню, его, в свою очередь, испанский посланник Пимантель. Последнего королева без затей поселила в собственном дворце и проводила в его обществе целые дни, к крайнему негодованию шведской аристократии. Ему удалось невозможное: склонить убежденную лютеранку Христину к принятию католицизма.
Страна возроптала, а королева внезапно осознала, что роль самодержицы ею уже отыграна и пора переходить к роли обыкновенной женщины. В 1654 году она написала французскому посланнику Шаню следующие строки:
"Я уже говорила вам пять лет тому назад. почему я так настойчива в своем стремлении отречься от престола. Решение я это обдумывала долгих восемь лет. В первый раз, по любви и участию ко мне, вы старались отклонить меня от моего намерения. Теперь, что бы вы ни говорили мне, я останусь непреклонна. Благосклонно судить обо мне будут немногие, но я уверена, что вы будете в их числе. Остальным неведомы ни мои побуждения, ни мой характер. Только вам и ещё одному человеку (по-видимому, Пимантелю. - С. Б.), который, будучи одарен великой и прекрасной душой, судит обо мне правильно:
"Довольствуюсь похвалою одного и ничьею похвалой". Мнение прочих людей презираю и даже смехом не удостою. Будучи царицей, я не увлекалась тщеславием, и потому мне легко сложить с себя мою власть. Что бы ни было я счастлива".
Счастливица объявила о своем решении сенату, который, оправясь от первоначального шока, принял отречение королевы от престола, оговорив, что в случае её замужества дети от этого брака не будут иметь никаких прав на шведский трон.
Летом 1654 года Христина в короне, со скипетром и державой в руках в последний раз заняла место на серебрянном троне, имея по правую руку от себя своего преемника - принца Карла-Густава. Один из сенаторов прочел акт отречения и разрешил шведский народ от присяги, принесенной им Христине. Королева тотчас же сложила на стоявший подле трона стол скипетр и державу, собственноручно сняла корону... Порфиру на куски изорвали придворные, намереваясь хранить эти клочки как святыню в память о бывшей королеве. В простом белом платье Христина обратилась к присутствующим с трогательной речью, не преминув отметить, что жертвует собой для блага подданных. В очередной, замечу, раз.
В тот же день короновался Карл-Густав, а Христина навсегда покинула родину и начала новую жизнь со словами:
- Наконец-то я на свободе! Наконец-то я вне той страны, в которую, надеюсь, никогда не возвращусь!
Благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад, и этот случай не оказался исключением из общего правила.
Замечательно, что доселе равнодушная к почестям после своего отречения Христина стала до смешного тщеславной и страшно обижалась, если при въезде в тот или иной город ей не оказывали королевских почестей. Достигнув Брюсселя, Христина официально перешла в католичество: акт об этом был отослан в Рим. Католики ликовали, а покойный Густав-Адольф, отец Христины, наверняка перевернулся в гробу, ибо в буквальном смысле слова отдал свою жизнь за торжество лютеранства. К тому же бывшая королева из строгой и воздержанной женщины превратилась в искательницу удовольствий, эпикурейку, и во всеуслышание заявляла:
- Не слушаю проповедей, презираю проповедников. Прав Соломон: все суета сует. Ешь, пей, веселись и живи в свое удовольствие!
Вряд ли подобное кредо привело в восторг её новых духовных пастырей, но, как говорится, что выросло, то выросло. Впрочем, новое мировоззрение не помешало ей совершить торжественный въезд в Рим и преклонить колено перед папой Александром VII. И духовенство, и римские простолюдины смотрели на Христину как на чудо своего времени, восхищались её благочестием, превозносили её ум и любезность, удивлялись глубоким познаниям.
Восхищение это, однако, длилось месяца два, после чего Рим совершенно охладел к Христине, а она - к Риму. Экс-королева отправилась во Францию и появилась при дворе изнеженного Людовика XIV, "Короля-Солнца", который выглядел более женщиной, нежели его эксцентричная гостья. Тем не менее при французском дворе какое-то время ходили смутные слухи о браке между Людовиком и Христиной, оказавшиеся, разумеется, абсолютным мифом. Впрочем, Парижу Христина надоела так же быстро, как и Риму, тем более что во время своего пребывания во Франции совершила поступок, навсегда погубивший её репутацию: чуть ли не собственноручно зарезала своего приближенного и любимца маркиза Мондалески, уличенного ею в измене, причем непонятно какой - то ли любовной, то ли государственной. Во всяком случае несчастный был убит в присутствии Христины двумя её придворными, и не просто убит, а буквально искромсан шпагами и добит кинжалом в шею.
Христианнейшего короля Людовика особенно возмутило то, что убийство произошло в его собственном дворце в Фонтенбло, где он так любезно принял свою гостью. Христине прозрачно намекнули о нежелательности её дальнейшего пребывания при французском дворе, и ей поишлось возвратиться в Рим, где бывшую королеву приняли любезно, но достаточно прохладно. Тем не менее, она прожила в Вечном городе два года, в основном, потому, что испытывала крайнюю нужду в деньгах и не могла больше путешествовать.
В 1660 году в Швеции скончался король Карл Х Густав, оставив преемником своего четырехлетнего сына, а его опекуном и регентом - своего брата Адольфа Иоанна. Если бы Христина была верна той программе, которую начертала себе при отречении, она не обратила бы на события в Швеции ни малейшего внимания. Но в её сознании произошел новый переворот, и она захотела вернуться на родительский престол. С этим намерением она и отпpaвилacь в Швецию, уведомив сенат о том, что приезжает якобы для устройства личных дел.
В Стокгольме ей был оказан подобающий прием и уважение, и вдруг разорвалась бомба. Христина заявила о том, что желала бы стать королевой в случае кончины нынешнего короля. В ответ сенат потребовал от неё вторичного отречения от престола: католичка, замешанная в убийстве, единожды отрекшаяся от трона, эта женщина стала для шведов не дочерью некогда любимого короля и мудрой, любимой правительницей, а просто исчадием ада.
Подписав вторичное отречение, озлобленная и слегка помешанная, Христина вновь вернулась в Рим, где относительно спокойно прожила пять лет, беседуя с учеными, посещая академии и прилежно следя за успехами наук. Но затем её вновь обуяла жажда авантюр, и она... выставила свою кандидатуру на только что освободившийся польский трон. Паны отказали ей вежливо, но бесповоротно.
Это была последняя попытка Христины вернуть себе королевский венец и в очередной раз круто изменить образ жизни. Оставшиеся двадцать два года своей жизни она довольно мирно прожила в Риме, не вмешиваясь в политические дела и не компрометируя себя новыми любовными связями. Скончалась Христина на шестьдесят четвертом году своей жизни и была удостоена пышного погребения в церкви Святого Петра, в которой по повелению папы Иннокентия XII была воздвигнута великолепная гробница.
После Христины осталось несколько рукописных сочинений на французском языке, из которых особо примечательно одно под названием "Досужий труд". Из афоризмов, помещенных в этой рукописи, которые могут послужить дополнением к характеристике этой необыкновенной женщины, особенно интересны следующие:
"Добро и зло скоротечны, как молния, и до того непродолжительны, что первому не стоит радоваться, а вторым не стоит огорчаться".
"Почести и величие как духи: их едва обоняет тот, кто ими опрыскан".
"Не всегда любят то, что уважают, не всегда уважают то, что любят".
"Добрые дела придают мужества и отваги, злые их отнимают".
"Можно быть честным человеком, не будучи великим, но истинно великим невозможно быть, не будучи честным".
"Как бы ни трудилась лесть, она никогда не даст истинной славы".
"Ханжи не столько сокрушаются о собственных грехах, сколько об удовольствиях других людей".
Каждый из этих афоризмов написан, по-видимому, под влиянием минуты, и как часто за свою долгую жизнь Христина отступала от этих правил, как часто доказывала, что слово не всегда согласно с делом! Прожив двадцать восемь лет своей жизни мудрым мужчиной в женском теле, она прожила ещё тридцать шесть лет сумасбродной женщиной с мужскими замашками: интриги, убийство, попытки вернуть утраченный трон...
И все-таки другую такую женщину в истории Европы найти почти невозможно.
КНЯГИНЯ ДАШКОВА
КНЯГИНЯ ДАШКОВА
Восемнадцатый век в России - "бабий век", век женской власти. Пять императриц одна за другой держали в руках скипетр Российской державы. Но при них всегда были мужчины - фавориты, советники, куртизаны. И лишь одна женщина того времени оставила след в истории, не будучи коронованной особой. Это Екатерина Романовна Дашкова, урожденная графиня Воронцова.
Она появилась на свет под одним из самых противоречивых и ускользающих знаком Зодиака: Рыбы. А значит, была натурой меланхоличной и холодной, склонной к комфорту и одновременно к нему равнодушной, избегающей потрясений, ускользающей, меняющейся, загадочной, непредсказуемой, но безумно талантливой.
Екатерина Романовна родилась в марте 1744 года в Санкт-Петербурге, где упивалась долгожданной императорской властью "дщерь Петрова" - Елизавета. Именно она стала крестной матерью маленькой графини Воронцовой, а крестным отцом малютки был племянник императрицы - будущий император Петр III, неудачливый супруг Екатерины Великой.
В два года Екатерина Воронцова лишилась матери и воспитывалась в доме своего дяди, графа Михаила Илларионовича Воронцова. Воспитывалась вместе со своей двоюродной сестрой - будущей графиней Строгановой, наделенной поистине неземной красотой. Юная же графиня Екатерина Романовна была, мягко говоря, неказиста - невысокого роста, плохо сложенная, с маленькими, глубоко посаженными глазами, преждевременно обвисшими щеками. Такие не похожие друг на друга девочки жили в одной комнате. Их одевали в одинаковые платья, с ними занимались одни и те же учителя.
К тому времени, когда Дашкова села писать свои мемуары, она, по-видимому, забыла, что "отлично воспитанной девицей" считалась лишь её кузина. Сама же она едва ли нс с колыбели приобрела репутацию странной, экстравагантной особы с мужским складом ума и чрезмерной жаждой власти. Черты, мало способствовавшие тому, чтобы вызывать симпатию окружающих. К тому же в графине рано проснулось гордое сознание своего духовного превосходства над окружающими. В её мемуарах можно прочесть правдивые, но очень горькие строки:
"С раннего детства я жаждала любви окружающих меня людей и хотела заинтересовать собой своих близких. Но отзыва на свои чувства не находила... Да и что было сделано для развития моего ума и сердца? Ровным счетом ничего".
Вот вам и прекрасное образование, полученное в доме богатого дядюшки!
В тринадцать лет графиня заболела корью, и её спешно отправили в деревню, за шестьдесят верст от столицы, на попечение равнодушной прислуги. Там окончательно сложился характер будущей наперсницы Екатерины Великой: книги она предпочитала живому общению, совершенно не интересовалась нарядами и светскими выездами и вообще мало походила на своих сверстниц.
Тем не менее судьба Екатерины Воронцовой поначалу складывалась более чем традиционно: в пятнадцать лет её обвенчали с князем Михаилом Ивановичем Дашковым, которого она едва знала. И тут, вспоминая свое замужество, княгиня осталась верна себе: "Мы не были знакомы друг с другом, и, казалось, брак между нами не мог бы никогда состояться, но небо решило иначе. Не было той силы, которая помешала бы нам отдать друг другу наши сердца", - написала на склоне лет Екатерина Романовна в свойственной ей патетической манере.
Какое небо? Какие сердца? Графиню Воронцову выдали замуж за князя Дашкова: светский, благопристойныи, выгодный брак, каких заключалось сотни. О любви никто и не помышлял, кроме... пятнадцатилетней новобрачной, которая, скорее всего, убедила себя в том, что безумно любит мужа. Что же касается князя Дашкова, офицера Преображенского полка, то он так и не смог понять порывы своей экзальтированной супруги. Да и времени у него на это не было: после шести лет брака князь Дашков умер от лихорадки, оставив вдову двадцати одного года от роду, четырехлетнего сына и двухлетнюю дочь.
И при жизни мужа княгиня мало заботилась о своей внешности - никогда не румянилась и не белилась, что было тогда обязательным для светской женщины. Овдовев, она оделась в черный цвет и никогда больше с ним не расставалась. Злые языки поговаривали, что княгиня при этом не в последнюю очередь руководствами экономии: не надо было тратиться на модные наряды. Но Екатерину Дашкову не беспокоили сллетни: к ним она была так же равнодушна, как к нарядам и украшениям.
Настоящую любовь Дашкова питала к книгам и философским разговорам. Летом 1761 года, за год до смерти императрицы Елизаветы, Дашкова каждую неделю встречалась с великой княгиней Екатериной, проводила с ней целые дни в беседах об истории, литературе, философии и тому подобных высоких материях. Веселыми эти разговоры было трудно назвать: великая княгиня переживала тогда слишком тревожные дни, а у княгини Дашковой всегда был угрюмый характер. Впоследствии она будет утверждать, что именно во время этих бесед и возник план возведения на престол Екатерины в обход её супруга Петра Федоровича и малолетнего сына Павла. Дашкова будет утверждать также, что именно ей принадлежала решающая роль в осуществлении этого плана. Но факты упрямо утверждают обратное: да, Дашкова была практически все время рядом с Екатериной, но не сделала ничего конкретного. "Муха на рогах вола", - иронично охарактеризовала впоследствии её действия Екатерина в одном из писем к знаменитому французскому философу Вольтеру. Простить этого замечания своей бывшей подруге княгиня не могла до самой смерти.
Впрочем, всему свое время. За год до смерти Елизаветы, как уже было сказано, обе Екатерины были неразлучны. Будущая императрица сознательно вела почти затворнический образ жизни и для этого лучшей подруги, чем княгиня Дашкова, она найти не могла. А когда Елизавета скончалась, положение Екатерины стало вообще очень тяжелым. С подчеркнутым презрением относился к ней муж, высокомерно игнорировала его фаворитка - графиня Елизавета Воронцова. Последняя была теперь назначена начальницей над фрейлинами, поселилась в отведенных ей дворцовых апартаментах рядом с императором и была награждена целым рядом отличий. Император же, не скрываясь, выражал желание развестись с нелюбимой женой и жениться на любовнице. Это желание стало одной из причин возмущения против него высшей аристократии России, да и всего дворянства вообще. То, что мог позволить себе Петр Великий, не могло сойти с рук его слабому, не слишком умному, откровенно презирающему всех русских внуку.
Через полгода после смерти Елизаветы, в ночь на 26 июня 1762 года, Екатерина со своей придворной дамой и Григорием Орловым, её тогдашним любовником, тайно отправилась из Петергофа в столицу, чтобы захватить престол или погибнуть. Единственным козырем Екатерины было то, что её безоговорочно поддерживала гвардия, в которой общими любимцами были Григорий Орлов и четыре его брата. Больше ей надеяться было не на кого.
Княгиня Дашкова в эту ночь была у себя дома. Торжество, неудачу, арест, эшафот - все это она многократно воображала себе в ту страшную ночь. Княгиня не была руководительницей заговора, как она впоследствии пыталась изобразить в своих мемуарах. "Шесть месяцев я была в сношениях со всеми вождями заговора, - пишет Екатерина польскому аристократу Понятовскому, который был её возлюбленным до Григория Орлова, - прежде чем Дашкова узила хоть одно имя". Но во всяком случае Екатерина дорожила такой союзницей, как княгиня, чья преданность доставила ей много друзей среди высшей российской знати.