К тому же на фоне динозавра К.М. Ворошилова, бездарного Ф.И. Кузнецова или настоящего кретина Е.Е. Соколова — Жуков и Конев действительно выглядели подлинными корифеями военной мысли.
«…И покоренья Крыма»
Армия баранов, предводительствуемая львом, сильнее, чем армия львов, предводительствуемая бараном.
Сдача Крыма
Руководство Красной Армии хорошо понимало стратегическое значение полуострова. Для защиты Крыма от возникшей после разгрома Южного фронта угрозы вторжения с материка Ставка 14 августа 1941 года приняла решение о создании Отдельной 51-й армии с правами фронта и оперативным подчинением ей Черноморского флота. Командующим этой армией назначили небезызвестного генерал-полковника Ф.И. Кузнецова, за неполных 2 месяца уже успевшего «порулить» Северо-Западным и Центральным фронтами. В состав армии вошли 106,156, 271 и 276-я стрелковые, 32, 40, 42 и 48-я кавалерийские дивизии. Еще 4 дивизии были в срочном порядке сформированы из местных призывников и ополченцев. Задачей 51-й армии являлось: не допустить вторжения в Крым на суше через Перекопский перешеек и Сиваш, а также воспрепятствовать высадке морских и воздушных десантов — войск для этого у командующего было вполне достаточно. Оставалось только с толком ими распорядиться.
Однако вместо того чтобы определить направление наиболее вероятного наступления противника — а даже на глобусе видно, что это в первую очередь Перекопский перешеек — и соответственно распределить свои силы, генерал Кузнецов принялся строить круговую оборону Крыма. Кавалерийские дивизии были разбросаны по всему полуострову для борьбы с возможными воздушными десантами, 271-я стрелковая дивизия сосредоточилась в Симферополе как резерв командующего. Четыре крымские дивизии — 172, 184, 320 и 321-я — должны были оборонять побережье Черного моря у Евпатории, Судака, Алушты — на случай морского десанта, и все это при абсолютном господстве советских сил «на земле, в небесах и на море».
Адмирал флота Советского Союза И.С. Исаков писал по этому поводу:
«У немцев не было воможностей для высадки (тоннаж, прикрытие, поддержка с моря), даже если бы они смогли выделить в десант 2-3 дивизии… [133] Но, как видно, все были заражены психозом десанта, причем морского».
Этот «психоз» привел, например, к тому, что весь период боев за перешейки 321-я стрелковая дивизия простояла без дела под Евпаторией, а 184-я — в такой же позиции на берегу в районе Балаклава — Судак. По этой же причине, в ожидании могучих вражеских эскадр, флотские товарищи в первые недели войны завалили прибрежные воды минами заграждения, на которых впоследствии из-за штурманских и судоводительских ошибок умудрились подорваться 4 собственных эсминца.
В итоге для защиты Крыма с севера были выделены 3 стрелковые дивизии под общим командованием генерала П.И. Батова. Причем 276-я должна была оборонять Чонгарский полуостров и Арабатскую стрелку — направление для наступающей стороны малоперспективное, 106-я растянулась на 70 км вдоль южного берега Сиваша, а на Перекопе оказались лишь 5 батальонов 156-й дивизии генерала П.В. Черняева.
Таким образом, командующий 51-й армией действовал в лучших традициях кордонной стратегии ХVШ века, рассредоточив свои соединения по всей территории и не подумав концентрировать силы на наиболее вероятном направлении вражеского удара — Перекопском. Из почти 100 тыс. имевшихся у него штыков Крым со стороны материка обороняли 30 тыс., из них на Перекопе находилось 7000 человек. В голове генерала Кузнецова прочно засели опасения, что противник устроит ему новый Крит или Норвегию.
В начале сентября немцы совершенно беспрепятственно форсировали Днепр в его нижнем течении, к 12 сентября они полностью блокировали полуостров, и угроза вторжения в Крым с суши стала абсолютной реальностью.
Германский генштаб для решения этой задачи выделил 11-ю армию, командование которой 17 сентября принял генерал-полковник Эрих фон Манштейн. [134] Ему же подчинялась 3-я румынская армия генерал-полковника Думитреску. Большая часть этих сил продолжала наступление на восток в направлении Мелитополь-Ростов. На Крым был повернут лишь 54-й армейский корпус генерала Ганзена в составе 46-й и 73-й пехотных дивизий.
Перекопские позиции считались советскими военачальниками почти неприступными, и Манштейн понимал всю сложность поставленной его войскам задачи. Единственный пригодный для наступления перешеек имеет в северной части всего 8 км в ширину и длину 30 км. Наступление по нему могло вестись только фронтально, к тому же местность совершенно открытая — в хорошую погоду видимость достигает 15-20 км, что и не позволяет скрытно накапливать войска. Фланговый маневр исключался, так как с обеих сторон находится море.
Перешеек был подготовлен к обороне сооружениями полевого типа, которые начали возводить в конце июля, после оставления Южным фронтом Днестровского рубежа. На строительстве работало более 40 тыс. человек. Кроме имевшегося старинного Татарского вала и рва перед ним глубиной 10-20 м, были отрыты еще 2 противотанковых рва, окопы, ложные позиции, установлены противотанковые надолбы и долговременные огневые точки. Поскольку ни противотанковых, ни противопехотных мин на вооружении «самой наступающей изо всех армий» не имелось, по предложению флотских специалистов в предполье установили морские мины заграждения и артиллерийские фугасы, взрываемые по проводам (многие из них не сработали, и эти «сюрпризы» приходится обезвреживать по сей день). Несколько южнее располагался поселок Армянск, превращенный в опорный пункт.
Но даже после прорыва через Перекоп наступающий оказывался еще на одном перешейке — Ишуньском. Он достигает в ширину 15 км, но ввиду наличия пяти довольно крупных соленых озер, реальная полоса наступления сужалась в этом районе до 3-4 км. [135] Южнее ишуньских позиций с востока на запад протекала река Чатырлык, заболоченное русло которой представляло собой еще одну естественную преграду.
Артиллерийскую поддержку советской пехоте должны были оказывать 8 флотских береговых батарей — 31 орудие, которые располагались на северо-западном побережье Крыма и южном берегу Сиваша, и бронепоезд «Орджоникидзе».
Примечательно, что воспоминания о битве за Крым оставили оба непосредственных ее руководителя — немецкий фельдмаршал Манштейн и советский генерал-полковник П.И. Батов. Последний буквально со второй страницы своего сочинения честит противника «крайне необъективным и нечистоплотным мемуаристом», приводящим «анекдотические сведения» вкупе с «непристойной ложью».
Затем наш полководец перечисляет все соединения 11-й германской армии — 10 дивизий, в том числе и те, которые, как например дивизия СС «Викинг», никогда в нее не входили, и сообщает, что кроме всего этого Манштейн имел 40 полков артиллерии, абсолютное превосходство в воздухе и тьму танков.
То есть видно, что враг был невероятно силен. «Как же мог наш командарм организовать успешную борьбу с этой огромной силой, если у него не было артгрупп ни в 9-м корпусе, ни в армейском масштабе?» — спрашиваету пытливого читателя генерал Батов. И сам же отвечает:
«Единственная возможность — взять артиллерию у рассыпанных по всей территории полуострова и потомуобреченных на бездействие (курсив наш. — Авт. ] дивизий… но на такой риск командарм не решился».
Оказывается, убедить генерала Кузнецова в том, что «гроза идет на Перекоп и сюда надо стягивать все силы было невозможно». И разве Манштейн виноват, что авиация Черноморского флота — 626 самолетов, в том числе 346 истребителей и 136 бомбардировщиков — была в основном занята поиском «морских сил противника»? [136]
24 сентября, подтянув всю армейскую тяжелую артиллерию и инженерные части, немцы силами 46-й и 73-й пехотных дивизий начали штурм Перекопа. Советские войска оказывали упорное сопротивление, защищая каждую траншею и опорный пункт, но 26 сентября, действуя вдоль Перекопского залива, корпус Гашена прорвался через вал и захватил Армянск. В этот же день Батов нанес контрудар силами измотанной 156-й и подошедших 172-й, 271-й стрелковых и 42-й кавалерийской дивизий. Еще трое суток длил ось единоборство, перекопские позиции четыре раза переходили из рук в руки.
Как водится, у первых же взятых в плен немецких солдат карманы оказались набиты «гнусными фотографиями: один насилует девушку, другие с пьяными рожами ждут очереди». Вновь парадокс: с одной стороны, каждый второй советский генерал пытается представить вермахт как банду маньяков-туристов с фотоаппаратами (истории о «гнусных фотографиях» кочуют из мемуаров в мемуары с уставным единоообразием), с другой — непонятно, как они умудрялись столь профессионально бить красных командиров, вооруженных самой передовой военной наукой? Советским воинам до концаXXстолетия фотоаппараты иметь запрещалось (см. Устав внутренней службы ВС СССР), не то и они бы чего-нибудь наснимали в тот период, когда, ворвавшись в «логово фашистского зверя», брали «трофеи» и по призыву И. Эренбурга «ломали гордость надменного германского народа».
В труднейших боях германский корпус разбил советские части на Перекопе и заставил их отступить к Ишуню. Манштейн сообщает о захвате 10 тыс. пленных, 135 орудий и 112 танков. Однако победа досталась дорогой ценой, корпус Ганзена потерял убитыми и ранеными около 3 тыс. человек. Для прорыва ишуньских позиций сил уже не было.
Известие о сдаче Перкопа, по воспоминаниям всех участников событий, произвела ошеломляющее впечатление. [137] Не удивляется только генерал Батов: ведь нашей 156-й дивизии пришлось вступить «в единоборство с врагом, имевшим тройное превосходство в живой силе и артиллерии иабсолютное — в танках и авиации» (курсив наш. — Авт.]. Вот это как раз и есть «заведомая ложь». В то время как советская сторона на третий день боев довела свои силы на перешейке до четырех дивизий, со стороны противника действовали все те же две пехотные дивизии из 54-го корпуса. Остальные соединения 11-й армии отбивали начавшееся 26 сентября советское наступление между Днепром и Азовским морем, и Манштейн не имел возможности передать Ганзену ни одного дополнительного полка. Но самый главный фокус состоит в том, что немцы при этом практически не имели авиационной поддержки и не было у них ни одного танка.
Между тем генерал-полковник Батов с красочными подробностями описывает трудности противотанковой борьбы, оперируя десятками вражеских машин:
«В 7.30 показались немецкие танки, за ними густые цепи пехоты, над ними целые стаи истребителей прикрытия… В первом эшелоне у немцев шли Т — 4 (на всем советско-германском фронте танков Т-4 имелось всего чуть более 200 штук и, конечно, большую их часть бросили против генерала Батова; подумаешь, где-то под Москвой разворачивается операция „Тайфун“!—Авт.). Сначала их было 12-15 на километр фронта, затем это количество возросло до 20-22 (да это уже целая танковая дивизия, никак не меньше!—Авт.).
…танки утюжили НП батареи…
Семь цепей шли на позиции 417-го полка на расстоянии 200-300 м одна от другой. Впереди 15 танков Т-4… Немецкие танки пытались пробить проходы в проволочных заграждениях и надолбах… Немцы бросили в бой на сравнительно узком участке до четырех пехотных полков с 50 танками… Все спрашивают, где же наши танки, когда у фашистов их пропасть…»
А танков становится все больше:
«Против каждой нашей части действовало от 20 до 30 вражеских танков, поддерживавших рывок своей пехоты… В контратаках участвуют подошедшие средние танки противника… Немцы сосредоточивают до 70 танков…» [138]
Если считать вслед за Батовым, то у противника имелось не менее 150 танков. При этом ни один из советских источников не сообщает нам номер танковой дивизии, которая действовала в составе армии Манштейна. И не могут этого сделать по простой причине: во всей группе армий «Юг» имелись только 5 танковых дивизий, все они в это время входили в танковую группу Клейста и рвались к Ростову. Туда же Манштейну пришлось отдать свое единственное моторизованное соединение — лейбштандарт «АдольфГитлер», который, впрочем, тоже танков не имел.
Вот у защитников Перекопа танки как раз имелись, не много, по советским меркам, но все же более сотни. Например, в составе 172-й стрелковой дивизии полковника И.Е Торопцева действовал 5-й танковый полк — 56 плавающих танков и 10 «тридцатьчетверок», а в 156-й — штатный танковый разведбат.
Ну и кто у нас здесь «нечистоплотный мемуарист»?
Лишь в начале октября 11-я армия вновь смогла взяться за выполнение своей основной задачи — занятие Крыма. В ее составе на этот раз имелись 30-й и 54-й армейские корпуса — 6 пехотных дивизий. Армия Ду-митреску была выведена из ее подчинения, но Манштейну удалось выпросить горную и кавалерийскую румынские бригады для охраны своих тылов.
Количество советских войск в Крыму к этому времени тоже увеличилось. В период с 7 по 16 октября из Одессы в Севастополь была эвакуирована Приморская армия генерал-майора И.Е. Петрова — 5 дивизий, 86 тыс. бойцов и командиров, 462 орудия, 24 танка и 20 тыс. тонн боеприпасов. Таким образом, под командованием Кузнецова оказалось уже 12 стрелковых и 4 кавалерийские дивизии — 235600 человек. Добавим сюда абсолютное количественное превосходство советского флота на море и советской авиации в воздухе. [139]
Между тем Манштейн готовился к штурму ишуньских позиций:
«Командование не имело… никаких возможностей облегчить войскам тяжелую задачу наступления какими-либо тактическими мероприятиями. О внезапном нападении на противника не могло быть и речи. Противник ожидал наступления на хорошо оборудованных оборонительных позициях. Как и под Перекопом, всякая возможность охвата или хотя бы ведения фланкирующего огня была исключена, так как фронт упирался с одной стороны в Сиваш, а с другой — в море. Наступление должно было вестись фронтально, как бы по трем узким каналам, на которые перешеек был разделен расположенными здесь озерами».
Ширина этих полос допускала введение в бой в первом эшелоне только трех дивизий 54-го корпуса — 73, 46 и 22-й. То есть 30-й корпус генерала Зальмута — 50, 72 и 170-я пехотные дивизии — мог вступить в бой только после занятия территории южнее перешейков. Местность представляла собой совершенно плоскую солончаковую степь без малейших укрытий. Вот и генерал Батов признает: