Нонна Мордюкова
НОКТЮРН
Я родилась грузчиком и до поры до времени была как мальчишка: широкоплечая, мускулистая, порывистая.
Маму любила и жалела до слез; провинюсь, бывало, накажет, не говорит со мной больно было, стерпеть невозможно. По бедности взрослые трудились до упаду и неминуемо вынуждены были звать детей на помощь. Безоговорочно я подхватывала мамины-мамочкины поручения, но постоянным было желание выгадать минутку, чтоб прыгнуть в речку, поскакать по поляне и сделать вид, что не слышала ее зова.
Пошли братики и сестрички рождаться… Хорошенькие, беспомощные.
Стала и их на закорках таскать, и хворост, и кукурузные початки только поспевай.
Я делила трудности со взрослыми. И не я одна все мои сверстники.
От работы уйти было некуда, как от своего имени и места рождения.
Таскала и помогала…
А мама ругалась. Возле мамы чего не сделаешь! А ей надо было больше заботитьс о маленьких.
"Ты, кобыла здоровая, зачем надкусила пряник?" "Это не я…"
"Брешешь зубы твои отпечатались".
Крыть нечем.
Однажды вдруг рассмотрела я свою руку и увидела, что некрасива она, уже натруженная.
Школу я воспринимала, как курорт: училась неважно, так как главным моим стремлением было по звонку сигануть из окна, кричать, чудить, прогулять урок…
По русскому и литературе тем не менее сыпались хорошие отметки.
Это было для меня легко сочинение написать, словно прыгнуть в палисадник.
Такие "математики", как я, как-то раз собрались и написали письмо Сталину, чтобы отменил этот предмет. А пока Ольга
Пастухова из года в год выручала. И как у нее все быстро решалось!..
Однако и я в передовых была, когда надо было полы мыть или парты таскать. Только и слышишь: "Мордюковочка!" Бригаду в момент организуешь и работа закипела.
Перетаскав парты, босиком мчусь по пустому коридору, аж в ушах свистит.
От меня постоянно ждали хулиганских выходок, хотели, чтобы отмочила что-нибудь. Один раз чуть не утопилась в Азовском море.
В уборной кто-то написал слово на букву "х". Вызвали меня в учительскую и стали пытать. Сколько слез пролила, молила поверить, что это не я. Не выдержала и побежала к маме.
Мама! Я в море утоплюсь!
Мама заплакала. Пошла в школу. Завуч "подбодрила":
Мы верим, что не она писала, но на нее подумать вполне можно.
Собирай книжки, и пойдем отсюда!тихо приказала мама.
Стала учиться я в другой школе, надеялась начать новую жизнь.
Посадили меня за первую парту. Только учительница повернулась к доске, как я с силой кинула галошу назад. Она полетела, ударилась с хлопком о заднюю стену. Я, как памятник, не шелохнусь. Общий смех. Вот тебе и новая жизнь!
Когда много лет спустя затеяли обо мне фильм снимать, классная руководительница сказала: отзывчивая и компанейская, но школу не любила и все…
Кончилась война. В товарном вагоне ехать в Москву да еще без билета хорошо! Делились хлебом, песни пели. Колеса крутятся по назначению едем. Чего еще надо?
В институте уцепилась мертвой хваткой за специальные предметы.
Хвалили, а потом раз и собрание о моем исключении из института.
Общеобразовательные предметы путались у меня в ногах, мне не хотелось даже входить в ту аудиторию, где чернявая тетка показывала слайды с камнями, поросшими мохом и травой,это предмет "история искусства". Шесть двоек нахватала, хлебной карточки лишилась и чуть не сдохла с голоду. Принудили пересдать, выдали карточку, и жизнь потекла дальше.
Мы считали, что и война нашим мечтам не помеха, а она и после того, как кончилась, прихватила сильно. "Владимир Ильич с кусочком сухаря пил чай, а пост свой не оставил!"писала мама, когда я позволила пожаловатьс в письме на невыносимую жизнь.
По сценическому движению "норму перевыполняла", и однажды преподаватель Иван Иванович сказал: "Переходи к нам в физкультурный, из тебя получится хорошая спортсменка". Куда там!
Моя душа уже принадлежала Катюше Масловой, Катерине в "Грозе",
Берте Кузьминичне из спектакля Михаила Светлова "Двадцать лет спустя"…
В общежитии минус три, есть хотелось беспрестанно. А шуры-муры все равно крутили. Я рано вышла замуж. Дали нам комнату шесть квадратных метров в институтском общежитии в Лосинке. Стал расти у меня живот, муж недоволен, на курсе смятение. Начали подсчитывать: разрожусь ли к защите диплома? Женька Ташков принес книгу, где сказано: месяцы берутся во внимание не обычные, а "лунные", то есть 24 дня.
Но роль в пьесе Гейерманса "Гибель надежды" репетирую и езжу в
Лосинку в общежитие. Раньше автобус не ходил, и сорок минут надо было топать до электрички. Муж оставался в институте, играл в шахматы. Иногда и ночевал там.
Родилс ребенок точь-в-точь, как Женька посчитал: еще полтора месяца оставалось до защиты диплома.
Сыночек в медпункте лежал. Нянчили кто придется. Пеленок за весь день накапливалось много. Вечером темень непроглядная, плетусь, держу дорогого и любимого мальчика и узел с пеленками. Войду в наш чуланчик, истоплю печку, постираю пеленочки. Тепло станет, ребенок загукает, завизжит. Толстенький. Неизвестно, откуда молоко у меня набиралось. Правда, хлеб и сахар с чаем тогда уже были доступны.
Попали мы с сыночком как-то в больницу. У него диспепсия, то есть летний понос. Меня с ним тоже положили как кормящую мать.
Дети умирали, потому что единственный способ спасения это кормить ребенка грудным молоком. А где его взять? Мамы голодные и худые. А я, поди ж ты, молочной оказалась. Вызвала меня главврач и беседу провела, чтоб я излишки молока отцеживала или кормила чужого ребенка. Ну, я стала сцеживать. Больше полстакана набиралось после кормления.
И однажды парень приходит незнакомый и преподносит мне отрез на платье. Я не взяла. А банку меда взяла. Муж пару раз приходил, и, помню, выставлю в окошко повыше личико сына: смотри, мол, какой букетик. А сынок в поддержку мамы улыбнется. Отец таял…
Думала, после больницы станет хвалить меня, больше любить… Но нет. Сухарь сухарем, молчун молчуном.
Опять иду ночью со станции по колдобинам. Угодила обеими ногами в яму, выкопанную для столба, провалилась. Извернулась кулек с ребенком держу на вытянутой руке выше ямы. Положила я его на край, вылезла вся испачканная. Ничего не поделаешь: надо идти дальше. Однако впервые за долгое время заплакала, горько-горько… К приходу мужа слезы высохли, а иначе и быть не могло. Есть такие слова, которые не забываются: "Родила на свою, а не на мою голову поняла?" Потом, правда, полюбил сыночка.
Играл с ним. Сын смеялся громко и радостно, тянул ручки к нему.
Отец носил его по комнате, и на лице его появлялась сдержанная улыбка…
Стали актеры потихонечку ездить от общества "Знание" с творческими вечерами. Ну и я тоже. Сестре велела вести подробный дневник о каждом мгновении жизни сына…
Потом дали нам комнату в коммуналке. Внимания ко мне у мужа от этого не прибавилось. Но куда денешься, раньше ведь считали: ребенок это связь навек.
Как-то разболелась я, крутилась на тахте, стонала в подушку. Муж с моей подругой играл в шахматы. Я старалась давить в себе боль, видя его назидательную спину. Он никогда не верил, что у мен что-то болит; смотрел всегда с иронией: дескать, тебя и дрыном не добьешь.
А что, если стонать, легче становится?не повернув лица, спро сил он.
Зойка!закричала я не в силах терпеть.Скорей "Скорую"! Вызывай
"Скорую"!
Подруга кинулась к телефону, а муж смотрел на меня с раздражением… Я поняла, что так и должно быть,не любил он меня никогда. И все же, как в палату поместили, думала, что он тут где-то, в больнице, переживает, бедный. Куда там! Не было его.
Один раз только и пришел, но я не обижалась привыкла…
К выписке из больницы передала мужу листок список, что надо принести из одежды: ведь увезли меня на "Скорой" в одной ночной рубашке. Больные всегда глазеют: кто приехал забирать, в чем одета "на гражданке". Приехал он за мной на такси, но одежду не привез. Снял с себя болоньевый плащ и надел на меня. Зато алюминиевый двухлитровый бидон не забыл, чтоб на обратном пути колхозного молока купить на базаре,он без него жить не мог. Сам остался сидеть в такси, а мне протянул бидон как само собой разумеющееся. Утренняя прохлада прошлась по моему животу и голым ногам. К вечеру у меня поднялась температура 39,5. Я испугалась, позвонила в больницу. Я всех там знала и полюбила. Мы там дружили и врачи, и нянечки, и медсестры. Не скоро взяли трубку.
Саша, ты? Позови дежурного врача. Кто сегодня?
Дорофеева. Здравствуй, ты чего?..
Ниночка Иосифовна!подавилась я слезами. У меня температура высокая!
Сейчас Галка подъедет. Не плачь…
Завидую тем женщинам, которые умеют напугать так, что все близкие сокрушаются из-за любого твоего недомогания, даже самого незначительного. Я же проморгалась, выпрямилась и вперед!
Никогда ни от кого не ждала помощи ни в чем. Всегда досадовала на любопытство людей. Они не понимали, изумлялись, как это я живу без мужика и без "мерседеса". Никогда не придавала значения отсутствию чьей-нибудь заботы обо мне…
Муж мой за врем нашей совместной жизни ни разу не ездил на подработки считал, что это принижает духовное начало актера. Но потом для другой женщины и дл другой семьи стал-таки ездить, и очень ретиво.
Помню, поехала я в Прибалтику с творческими вечерами от общества
"Знание". Нарва. Шесть утра. Выхожу на перрон никто мной не интересуется. Значит, не встречают. Выплывает макушка оранжевого солнышка наладилось выглянуть из-за горизонта: как мы тут и можно ли к нам?.. Прохладно, пар идет изо рта, но стелющийся туман предвещает теплый и ясный день. Ничего, пойду и найду местное общество "Знание"… Господи! Свят, свят! со свистом и скрежетом тормозит легковушка с широкой полосой на капоте. Из машины выходит здоровенный бугай и смеется. Красивый такой, синяя рубашка, синие джинсы и плетеный ремень на тонкой талии.
Лет ему не больше тридцати. Приветливый, но улыбается как-то не по-нашему половину приветливости оставляет у себя.
Испугались?спросил, целуя мне руку.
Да нет. Нашла бы как-нибудь ваше общество "Знание".
Но оно в Таллинне… Впереди хотите сесть или сзади?Он подцепил мои вещи и в багажник.
Тембр голоса не дается мужику просто так. Тембр характеризует мужское начало. А если еще и говорит с легким акцентом просто праздник души.
Я так думаю: очень мужественны американские пастухи ковбои и северные богатыри скандинавы, прибалты, этакие супермены.
Недаром же, когда в фильме нужен образ мужчины "мужчинистого", то приглашают актера оттуда, из Прибалтики.
Поехали, красавица?заигрывая, обратился он ко мне.
Поехали…
Бывают мужчины настолько обаятельные, обходительные, что женщина воспринимает знаки внимания с их стороны как оказанные исключительно ей одной. Я уже знала таких и любезность встречающего отнесла на счет хорошего воспитания. Смотрю на окне сзади лежат соломенная шляпа, теннисная ракетка и красные яблоки.
С места в карьер скорость сразу сто. Тут дороги, как в
Германии,гладкие, просторные, с яблонями по сторонам. Яблони обсыпаны яблоками. Они вроде бы ничьи, но думаю, и здесь, как в
Германии, закон: "Яблоки могут рвать без разрешения только солдаты и беременные женщины".
Когда в лифте застревают два незнакомых человека, между ними возникает контакт, одинаковые мысли: "Где застряли?" "Почему погас свет?" "Не вижу вас, не интересуюсь"… Появляетс принудительное общение оба объединены одним и тем же происшествием. Стук, возгласы о помощи, страх и в конце концов доброжелательный финал. Если потерпевшие мужчина и женщина примерно одного возраста, на них печать нового знакомства.
Случилась "лифтовая", "аварийная" близость…
В машине тоже принудительное уединение.
Не холодно, красавица?И прибавил скорость. Стрелка спидометра задрожала между ста тридцатью и ста сорока.
Ой, не надо, не надо! взмолилась я.
Упрямая широкая спина не отреагировала. Я положила голову на спинку его сиденья. Сердце рвалось из ушей, душила обида. Слышу тормозит. Я вышла наружу и направилась в обратную сторону, чтоб не показать слез. Он подошел сзади, положил руки мне на плечи. Я молча вернулась к машине. Усевшись на сиденье, в сердцах хлопнула дверцей и едва не отрубила мизинец. Заойкала, заплакала, замахала окровавленной рукой и дала волю слезам.
Сквозь слезы вижу бинт, йод и его необычайной красоты кисти рук.
Забинтовал мой мизинец.
Перелома нет.
Ой! Жжет!
Ничего. Скоро пройдет.
Дал выпить валерианки, чмокнул в щеку и сел за руль. Постояли немного, и машина поплыла на скорости семьдесят восемьдесят километров. Долго ехали молча. Потом он откупорил минералку и протянул мне.
С удовольствием выпила полбутылки. Остальное вернула. Видать, валерианка подействовала я подобрела: я обычно быстро перехожу от слез к веселью, и наоборот.
Успокоились?
Я взглянула на его улыбающееся лицо, а "досматривала", глядя вперед, на дорогу.
Что у вас за полоска на капоте?
Участник ралли… Это спортивные соревнования на автомобилях.
Представляю себе…
Смотрю, останавливается.
Выходи, красавица, обедать будем.
В дремучем лесу стоит маленькая закусочная всего четыре столика.
Брынза, миноги, зелень и вино; потом взбитые сливки и кофе.
Всего понемногу и очень вкусно. Почему он перешел на "ты"?
Садись со мной… ласково говорит он.
Я, как под гипнозом, повинуюсь и сажусь. Теперь уже вижу подробнее синюю парусиновую рубашку только что из-под утюга.
Вижу кулак, регулирующий скорость, и слышу запах не то хорошего мыла, не то еще чего-то… Хоть и рядом едем, но я уже завоевала право быть спокойной и независимой. Подумаешь красавец! Что ж теперь, не жить на свете, что ли?.. Ничего прорвемся.
Опять тормозит возле какого-то теремка. Там я увидела бусы, кофейные чашечки, косынки с эстонской эмблемой. Он купил косынку, и мы пошли к машине.
Надень,попросил, включая газ.
Я накинула косынку на голову, концы подвязала под подбородком.
Так идет мне. Взглянул оценивающе, провел пальцем по щеке, убирая прядь волос, и нажал на скорость.
Это по протоколу?
Не обратил внимания, а на спидометр показал взглядом.
Семьдесят видишь?
Вижу…
Вот и пионерский лагерь. Сегодня праздничный костер. Маршрут моих выступлений начинался с хуторов, районов и заканчивалс
Таллинном. Визг детей, букеты полевых цветов, приветствия на русском и эстонском языках. Меня облепили дети, цитируют фразы из фильмов. А моего "водителя" схватили в объятия хорошенькие пионервожатые. Хлопали его по плечам, тараторили. Он возвышался над этой группкой довольный, но со всеми одинаково любезный, значит, ничей.
В лесу раковина для выступлений артистов, лекторов и кого надо.
Все подтянулись к сцене. Смотрю в белых халатах нянечки, поварихи, официантки. В это мгновение мы с ним увидели друг друга. Мне показалось невидимая нить между нами натянулась… А может быть, я ошиблась.
Мне от мамы досталс талант рассказчицы кого хочешь увлеку выступлением, любую аудиторию. Распалилась, вдохновилась.
Аплодисментов, смеха от всей души и понимани долго ждать не пришлось. "Синяя рубашка" расположилась "на галерке": сел на землю, сложил ноги по-турецки и слушал меня с любопытством, изумлением и настороженностью, смотрел, как смотрят на циркачку, идущую по проволоке. Потом посыпались вопросы. И тут я не ударила лицом в грязь. Девушки-пионервожатые кинулись обнимать меня, когда я спрыгнула со сцены на траву. Загалдели довольные.