Но, естественно, желающие заработать пятьсот рублей нашлись. На эти деньги в то время можно было месяц приглашать любимую девушку в «Коктейль-холл».
Им действительно ничего не надо было делать.
Мишкин приятель, художник, нарисовал тушью на руках устрашающие картинки, и в назначенное время они вошли в общественный туалет на Белорусском вокзале.
Там стоял Мишка с каким-то пижоном в светлом костюме. Тот внимательно оглядел татуированных, а потом ушел вместе с Мишкой. Ребята получили по полтыщи, и мы гадали, что же это за жульничество.
Узнал я об этом через несколько лет в МУРе, когда Мишку заловили на аферах с прокатными холодильниками.
Он опять создал простую систему. В те годы бытовая техника была чудовищным дефицитом, поэтому в Москве открывались прокатные пункты. За вполне умеренную плату любой гражданин, имеющий паспорт со столичной пропиской, мог получить в свое распоряжение холодильник, телевизор, стиральную машину, радиоприемник и даже автомобиль «Москвич».
Друг наш Миша имел узкую специализацию: он помогал соотечественникам приобретать холодильники. Утром он с товарищами обходил московские пивные точки, искал похмельных безденежных алкашей, брал у них за пару бутылок паспорт на время. Получал в пункте проката холодильник, продавал, а паспорт возвращал владельцу.
Все было просто до слез.
Но вернемся к нашим татуированным друзьям. Оперативник нарисовал мне эту леденящую душу картину.
Жил да был в Москве директор мебельного магазина. Перевыполнял план, висел в торге на Доске почета и, конечно, не забывал себя. Торговля мебелью всегда считалась у торгашей Клондайком. Однажды он узнал, что его зам прокручивает дела и не отстегивает ему долю. Более того, негодяй зам начал спать с женой шефа. И она бросила мужа, ушла к разрушителю семейных устоев со всеми бриллиантами и шубами.
Днем в душной подсобке, пахнущей мебельным лаком, и ночами в опустевшей квартире директор вынашивал кровавые планы мести. И однажды грузчик из магазина вывел его на нужного человека – нашего знакомца Мишу.
Миша сказал:
– Есть люди, замочат твоего фраерка, но стоить это будет пятнадцать тысяч.
Клиент согласился, однако потребовал предъявить ему «мокрушников».
Встреча состоялась в сортире на Белорусском. Клиент остался доволен: руки, исписанные «армавирами» – так на «фене» именовались татуировки, – его убедили.
Мишка получил деньги. И коварный зам исчез. Надо сказать, что всю операцию Миша подгадал под отъезд обидчика в Сочи.
Директор наслаждался чувством удовлетворенной мести. А через месяц он встретил своего отдохнувшего и загоревшего врага в Столешниковом.
Он бросился к Мишке. Тот сидел дома и пил дефицитное чешское пиво. Дав мстителю-неудачнику вдоволь накричаться, он сказал:
– Олень, кто в наши дни убивает за такие деньги? Можешь жаловаться на меня в милицию.
* * *
Первым подразделением МУРа, куда отправил меня Иван Васильевич Парфентьев, был отдел по борьбе с мошенничеством.
– Иди туда, – сказал комиссар, – там работает хороший опер Эдик Айрапетов, вы ровесники, так что найдете общий язык.
В кабинете Айрапетова находился, как мне показалось, заявитель – в роскошном, рижского пошива, голубом костюме, модном галстуке. Он сидел, положив руки на трость с серебряным набалдашником. На среднем пальце правой руки поблескивал перстень. Был он похож на тогдашнюю звезду эстрады куплетиста Илью Набатова. Когда я вошел, он с недоумением посмотрел на меня.
– Это наш сотрудник, – сказал Эдик.
Заявитель приподнялся и барственно кивнул мне. И тут я услышал:
– Итак, Борис Аркадьевич, продолжим нашу милую беседу. Зачем вы втюхали этим грузинам стекляшки вместо бриллиантов?
– Бога побойтесь, Эдуард Еремеевич, – прекрасно поставленным баритоном сказал «артист».
– Бог здесь ни при чем, Грач, – тебя по фотографии потерпевшие опознали.
– Начальник, давай очняк; признают – расколюсь, а так, на голое постановление, не возьмешь.
– Будет очняк, все будет. А пока отдыхай в камере.
Конвойный милиционер вывел «артиста» из кабинета.
Выходя, он положил трость на стол Айрапетова и сказал:
– Сберегите.
– Конечно, только года два она у меня пролежит.
– Ну, это мы посмотрим, – усмехнулся Борис Аркадьевич.
– Лазарев – мошенник высшего класса. – Айрапетов вышел из-за стола и сел рядом со мной.
Мы очень подружились с Эдиком Айрапетовым, встречались не только в МУРе, но и на «воле». Мы были молодыми, веселыми, верили в свою счастливую звезду.
Однажды познакомились с двумя милыми барышнями. У одной была собственная машина «Победа». Как-то они пригласили нас повеселиться на даче. Я зашел за Эдиком и увидел, как он что-то вынул из сейфа и положил в портфель.
Тогда я не придал этому значения.
Мы приехали на дачу, но туда, к нашему огорчению, нагрянули родители, и мы, прихватив тюфяки и одеяла, решили повеселиться прямо на природе.
Утром меня разбудило не пение птиц и не легкий лесной ветерок. Разбудил меня грохот. Я открыл глаза и увидел здоровенный будильник, подпрыгивающий на капоте «Победы».
Эдик вскочил и скомандовал:
– Шесть часов. Пора на службу.
Работа для него была единственным смыслом жизни. Поэтому начальник МУРа Парфентьев поручал ему необычные дела.
* * *
Однажды комиссар вызвал его рано утром.
Ровно в семь Эдик появился в приемной.
Секретарь Парфентьева Антонина еще не пришла на работу, поэтому вход в кабинет был свободен.
– Разрешите, товарищ комиссар?
– А, Эдик… Заходи, заходи. – Голос начальника был притворно ласков. – Чайку хочешь?
– Спасибо, товарищ комиссар, я позавтракал.
– Тогда начнем, помолясь. Тебе поручается секретная разработка по делу, связанному с одним из членов Президиума ЦК КПСС.
Айрапетов напрягся.
– Грабанули?
– Нет.
– Туфтовое золото или сверкалки втюхали?
– Ну что ты несешь! Это же Председатель Президиума Верховного Совета СССР, а не твои фармазонщики.
– Брежнев! – ахнул капитан.
– Он самый. Ему позвонили по прямому телефону на работу, и человек сказал: «Ты сука, Брежнев». Дальше еще хлеще.
– А что же КГБ?
– Да их… – Комиссар сдержался, но Эдик понял, какие слова проглотил начальник. – Семичастный, комсомолец… Объявил, что здесь чистая 206-я УК, поэтому подследственно это дело МУРу. Вот тебе телефон помощника Леонида Ильича. И помни…
Что он должен помнить, Айрапетов знал точно, и радости ему это не прибавило.
Помощник Брежнева, весьма строгий чиновник, поведал капитану «страшную историю» о том, как Председатель Президиума сам взял трубку городского телефона и его обложили матом. С тех пор, хотя номер менялся дважды, по нему звонит некто и несет Леонида Ильича по кочкам.
– Леонид Ильич, – вздохнул помощник, – уже сам трубку этого телефона не поднимает.
– А что, звонит по этому номеру одно и то же лицо?
– Матерится один и тот же, но есть и много других звонков. Скажем, просителей, которые приезжают в Москву. Как они достают закрытый номер, ума не приложу!
В тот же день на городской телефонной станции появился новый телефонист. Девушки, работавшие на коммутаторе, бегали смотреть на симпатичного сыщика, сидевшего с наушниками у отдельного коммутаторного блока. Через три дня капитан Айрапетов вычислил, что все звонки идут из автоматов Дзержинского района, рядом с Грохольским переулком. Там постоянно дежурили три машины сыщиков. Трижды по рации капитан отдавал приказ на захват, и трижды группа приезжала к пустому автомату. Наконец у Эдика созрел план…
Звонок раздался в четырнадцать часов. Женский голос ответил:
– Аппарат товарища Брежнева.
– Брежнев… – прошипела трубка.
– Минуточку, сейчас соединим…
А капитан уже в это время давал по рации команду на захват.
– Да, – ответил в трубке густой бас.
– Ты сука, Брежнев. Ты…
Договорить он не успел, оперативники скрутили хулигана.
На Петровку Айрапетов приехал злой: пять дней – на телефонном узле. От чая с бутербродом и уличных пирожков с капустой его мутило. Прежде чем приступить к допросу, он пошел в столовую и съел две солянки.
Задержанный был настолько перепуган, что рассказал все сразу. С Брежневым у него счеты еще с войны, а номер телефона он купил за сотню на площади трех вокзалов.
Два дня задержанный ходил с Айрапетовым по площади, пока наконец не появился продавец. Капитан огляделся. На остановке такси красовалась группа кавказцев в серых кепках модели «аэродром». Эдик подошел к ним.
– Откуда, ребята?
– Из Баку.
– Земляки, одолжите кепку на пять минут.
– На, дорогой, – засмеялись «земляки». Эдик надел на голову чуть великоватую кепку, подошел к продавцу.
– Скажи, друг, – с нарочито сильным акцентом сказал он, – как проехать в приемную Верховного Совета?
– А тебе зачем?
– За брата хлопотать хочу. Сидит брат.
– Деньги есть?
– Есть.
– Хочешь, продам тебе прямой телефон самого Брежнева?
– Век не забуду, дорогой. Сколько?
– Стольник.
– Держи. – Капитан достал деньги. Продавец протянул бумажку с номером. – Спасибо, дорогой! У тебя брат есть?
– Нет.
– Жаль, некому будет хлопотать за тебя! Я из МУРа. Стой и не дергайся!
На допросе задержанный показал, что каждый вечер в шесть большую часть полученных денег он передает некоему Борису в кафе сада «Эрмитаж».
– Вот и хорошо, все рядом, на Петровке, далеко ехать не надо, – засмеялся Айрапетов. – Мы вместе пойдем, ты ему деньги передай, а уж дальше – наша забота.
Борис ждал сообщника за столиком в кафе. Одет он был в красивый светлый костюм. При передаче денег его арестовали с поличным.
А потом выяснилось, что Борис журналист, что встречался с женщиной, которая убирала квартиру у одного крупного государственного деятеля. Она часто рассказывала Борису о том, что видела в квартире. Однажды поведала, что на столе в кабинете лежит справочник прямых телефонов всех тогдашних вождей. Борис сразу сообразил, что на этом можно сделать деньги, и попросил ее по возможности регулярно переписывать номера телефонов. Сначала он продавал их в Доме журналиста, номера жадно раскупали многие репортеры, а потом решил поставить дело на солидную ногу.
* * *
Вот так мы жили в эпоху развитого социализма.
Говорят: новые времена – новые песни.
Конечно, песни новые, а «Таганка» все равно осталась как памятник той эпохе, когда жулики свято блюли свой «закон», а сыщики были популярны, как эстрадные звезды.
Память – странно устроенный механизм, почему-то в ней особенно ярко отпечатываются редкие радости, которые выпадали на нашу долю.
Конечно, мы помним свои неудачи, горести и разочарования. Но, мысленно возвращаясь в прошлое, мы хотим видеть его радостным и добрым, как телевизионная сказка «Покровские ворота».
«Музыка народная, слова КГБ…»
В 1979 году произошло событие, на которое не обратили внимания широкие массы советских людей. Это был не космический полет и не ввод в Афганистан ограниченного контингента советских войск.
Это была обычная кадровая перестановка в МВД. С должности начальника Главного управления уголовного розыска сняли генерал-лейтенанта, доктора юридических наук, профессора Игоря Ивановича Карпеца – человека, побившего все рекорды пребывания на этой должности. Одиннадцать лет Игорь Карпец возглавлял эту неблагодарную службу. До него только комиссар Овчинников продержался на этом посту шесть лет.
Генерала Карпеца перевели начальником ВНИИ МВД СССР. Все вроде бы закономерно: известный юрист – а Карпец был ученым с мировым именем – должен заниматься наукой. Но истинная причина заключалась совершенно в другом. Слишком близко подошли сыщики, возглавляемые генералом, к так называемой бриллиантовой элите.
Слишком часто в оперативных материалах стали мелькать фамилии людей, получивших в стране развитого социализма статус неприкасаемых.
Генерал Карпец, талантливый сыщик и прекрасный организатор, если начинал разработку по делу, то всегда доводил ее до конца. А это не устраивало прежде всего самого могущественного министра внутренних дел – Николая Щелокова.
Кабинеты директоров магазинов, металлоремонта и всевозможных ателье были связаны незримой нитью с домами на улице Толстого и Грановского, где проживала партийно-советская элита.
Как бы это ни показалось странным, у «деловых» из Столешникова и номенклатурных семей был один бог – камень, булыжник, розочка. Так, на тогдашнем сленге, именовались алмазы, бриллианты, сапфиры, изумруды.
Люди генерала Карпеца попытались сломать эту сложившуюся годами систему и осуществить на деле принцип литературного героя Глеба Жеглова: «Вор должен сидеть в тюрьме». Но из этого ничего не вышло. Отстранение генерала Карпеца от работы стало крупной победой бриллиантовой мафии.
И хотя службы экономической контрразведки КГБ и соответствующие подразделения ОБХСС постоянно «лечили» деловых от «золотухи», правление Брежнева, которое нынче называют застоем или модным словом «стагнация», стало самым сладким временем для крутых дельцов.
Если при Никите Хрущеве они еще по инерции побаивались, то в те годы все полезло наружу.
Деловые стали основой московского светского общества. Они кутили в лучших кабаках, ездили на редких в те времена иномарках, обставляли антиквариатом шикарные квартиры.
Наступило их время. Появилось даже специальное определение новой социальной прослойки: деловые люди. Именно ими, как сервелат жиром, была нашпигована вся московская жизнь.
После сталинского аскетизма и хрущевской воздержанности брежневское время выкинуло лозунг: «Гуляй!» Произошли определенные социальные сдвиги, и оказавшись в новой компании, ты уже не знал, кому пожимаешь руку – крупному ученому или дельцу, кому даешь свой телефон – коллеге-журналисту или наводчику из банды Монгола.
Жизнь стала похожа на тщательно перетасованную колоду карт.
Утром по радио, днем по телевидению нам рассказывали о высоком моральном облике советского человека, а ночью дрожали в разгуле загородные кабаки «Сосновый бор», «Сказка», «Старый замок», «Иверия», «Русь», «Архангельское».
О последнем ресторане разговор особый.
Начну с одной забавной истории.
Недалеко от ресторана обосновался дачный поселок, где жили высшие чины Министерства обороны. А в те годы, о которых идет мой неспешный рассказ, в нем жили многие наши маршалы.
Однажды один доблестный военачальник, закончив свои дела в «Арбатском военном округе», приехал на дачу и решил прогуляться по ночной прохладе. Он надел не самую новую синюю куртку из болоньи, старые тренировочные штаны и вышел «в мир, открытый бешенству ветров». Светящийся квадрат ресторана «Архангельское» привлек внимание маршала. Он подошел поближе и вдруг услышал из открытого окна печальную историю поручика Голицына.
Такого бывший боец РККА вынести не мог. Он решительно направился к дверям ресторана.
Но войти туда и дать волю праведному гневу он не смог.
На его пути встал специально обученный швейцар. Он был не просто человек, открывающий и закрывающий дверь. Нет! Тонкий психолог и стратег стоял у входа в ресторан. Он выбирал из толпы посетителей людей, которые могут войти в этот храм чувственных удовольствий. И, надо сказать, никогда не ошибался.
– Тебе чего, мужик? – спросил он разгневанного маршала.
– Я-маршал…
– Ты, – не дал ему договорить изумленный страж, – вон отсюда, ханыга. Я тебя, алкаша, давно приметил, когда ты по утрам бутылки собираешь.
И военачальник, штурмовавший глубокоэшелонированную оборону вермахта, был остановлен доверенным лицом местного КГБ.
Разгневанный маршал вернулся на дачу и бросился к вертушке. С кем он говорил из начальства могущественной спецслужбы, рассказывают по-разному. Ночной собеседник заверил маршала, что он разберется и примет меры. А поутру в кабинет маршала пришли люди, которые с печалью в голосе объяснили необходимость существования этого притона разврата. Не простой это был ресторан, совсем не простой.