Как только Гитлер прибыл в Эссен для участия в торжестве, ему сразу позвонил из Берлина Гиммлер и доложил о новых угрожающих интригах руководства СА. Геринг, стоявший рядом со своим фюрером, тут же подтвердил, что и он располагает аналогичными сведениями. Гитлер так расчувствовался, что даже ушел со свадебного приема и вернулся в отель «Кайзерхоф». По свидетельству Лютце, который был в свите фюрера, в тот день в номере не прекращались телефонные разговоры. Лютце даже заметил: «У меня было чувство, что все это очень устраняет определенные круги, заинтересованные в том, чтобы усугубить и ускорить „дело“, пока фюрер ничего не видит и не слышит, кроме телефона». Тут еще прилетел из Берлина секретарь Геринга Кернер и привез свежие новости: получалось, что по всей Германии части СА явно вооружаются для мятежа. Гитлер взорвался. «Хватит с меня! – воскликнул он. – Я им всем преподам урок!» Он велел Герингу и Кернеру вернуться в Берлин и быть готовыми действовать по получении его особого приказа, причем не только против руководства СА, но и против буржуазной оппозиции. Вернувшись 29 июня в Берлин, Геринг поднял по тревоге «Лейбштандарте СС Адольф Гитлер» и особую часть прусской полиции «Генерал Геринг». Затем также написал секретное письмо, которое было передано через Гейдриха группенфюреру СС Удо фон Воиршу, командующему СС в Юго-Восточном регионе. Геринг сообщал, что фюрер ввел чрезвычайное положение и дал ему особые полномочия в Пруссии, а он сам, Геринг, передает исполнительную власть в Силезии фон Воиршу, в чьи задачи входило арестовать командиров СА и распустить их отряды обороны. Он должен действовать вместе с руководством полиции в Бреслау.
Между тем Гитлер, сидя в Эссене в отеле «Кайзерхоф», раздумывал, как лучше застать руководителей СА врасплох, и в конце концов решил прибегнуть к первоначальному плану: заманить их в Бад-Висзее и там арестовать всех. 28 июня он позвонил Рему и сказал, что штурмовики оскорбили в Рейнланде иностранного дипломата, что этого нельзя так оставить и пусть обергруппенфюреры, группенфюреры и инспекторы СА приедут к 11.00 30 июня на курорт к Рему, чтобы обсудить все с Гитлером. Он хотел проверить реакцию Рема, но тот вел себя совершенно беззаботно: 29 июня он много гулял, радовался предстоящей дискуссии с Гитлером и приветствовал старых друзей, прибывающих к нему в пансион.
А тем временем главнокомандующий армией объявил общую боевую готовность. Штабы СС собрали свои подразделения в казармы и всем раздали оружие. В три часа дня Гитлер, направлявшийся в Бад-Годесберг, передал по рации приказ Дитриху явиться туда же, в отель «Дресзее». В восемь вечера Дитрих застал там группу нацистских руководителей и функционеров, включая Геббельса, Лютце и трех помощников Гитлера. Они совещались. Дитрих вышел в вестибюль выпить кружку пива и столкнулся с фюрером. Гитлер коротко бросил: «Лети в Мюнхен и позвонит мне оттуда». Незадолго до полуночи Дитрих звонит из Коричневого дома и получает новый приказ: следовать на маленькую железнодорожную станцию Кауферинг, рядом с Ландсбергом, взять там две роты гвардейского охранного отряда «Лейбштандарте» и ехать в Бад-Висзее. Примерно в это же время (между полуночью и часом) гвардейцы «Лейбштандарте» были разбужены по тревоге из Минобороны. Дежурный офицер поднял с постели 220 человек, и вскоре две роты уже сидели в поезде, направлявшемся к Кауферинг. Дитрих тоже был в пути, когда два экстренных сообщения привели Гитлера в ярость и заставили его изменить свои планы.
Первая новость поступила из Берлина. Гиммлер сообщал, что берлинские СА готовы начать мятеж завтра, то есть уже сегодня, 30 июня, в пять часов вечера. Гитлер, находясь в Бад-Годесберге, не знал, что большая часть берлинских штурмовиков уже разъехалась по отпускам. Второе известие было ближе к правде. Вагнер, министр внутренних дел Баварии, передал, что в Мюнхене штурмовые отряды вышли на манифестацию с лозунгами против фюрера и рейхсвера.
Действительно, поздно вечером 29 июня штурмовики прошествовали по кварталу Изар с криками: «Гитлер и рейхсвер против нас!» Местных штурмовиков выманили из пивных листовками с предупреждением о мерах готовности, принятых рейхсвером. Командиры баварских соединений СА, узнав об этом, приказали своим подчиненным разойтись. Ни один из руководителей не отдавал приказов выходить на манифестацию. Более того, они напоминали штурмовикам: «Что бы ни случилось, мы всегда за фюрера».
Но Гитлер ничего такого не знал, и эти полуночные сообщения произвели на него самое тяжелое впечатление. В совершеннейшей панике он заключил, что «предатели сбросили маски» и Рем «показал себя в истинном свете».
Теперь он был бесповоротно настроен «истребить это гнездо измены». Фюрер принял решение, поразившее его свиту: немедленно в Мюнхен, немедленно в Бад-Висзее. Одержимый своими видениями, измотанный, дрожащий от возбуждения, в два часа ночи он проковылял по Боннскому аэродрому, влез со своими спутниками в трехмоторный «Юнкерс-52», шлепнулся на сиденье у кабины и молча уставился в темное ночное небо. Постепенно мгла уступала место розовой заре нового дня – самого кровавого дня в довоенной истории Германии. Выйдя из самолета на мюнхенском аэродроме, фюрер как в трансе прошел сквозь толпу встречавших и только на минуту задержался около двух военных; им он сказал: «Сегодня – самый черный день в моей жизни. Но я отправляюсь в Бад-Висзее для сурового суда. Передайте это генералу Адаму».
Прибыв в Баварское министерство внутренних дел, Гитлер срочно потребовал к себе командующих СА. Группенфюрер Шмид был разбужен телефонным звонком в начале пятого. Жена рассказывала потом, что он в отчаянии искал какие-то листки – доказательство, что он невиновен в демонстрации. Но фюрер не дал ему шансов объясниться. Гипнотизируя Шмида взглядом, фюрер обозвал его изменником, сорвал с него знаки различия и закричал: «Вы арестованы и будете расстреляны». Шмида доставили в тюрьму, где уже находился его начальник Шнайдхубер. Гитлер велел министру и гауляйтеру Вагнеру рассылать наряды эсэсовцев за руководителями СА и видными оппозиционерами, после чего с эскортом из двух машин отбыл в Бад-Висзее.
В 6.30 утра командиры СА еще спали в пансионе «Хансельбауэр», куда их вызвали для собеседования с Гитлером. Хозяйка пробормотала что-то типа «ах, какая честь, такой знаменитый гость», но вновь прибывшие, не обращая на нее внимания, ворвались внутрь и заняли позицию у дверей спальни Рема с пистолетами в руках. Лютце видел сцену ареста и записал в своем дневнике: «Детектив постучал в дверь Рема, чтобы вызвать его для важного сообщения. Прошло какое-то время, прежде чем дверь отворилась. Фюрер с пистолетом в руке встал на пороге и закричал на Рема, назвав его предателем. Тот энергично все отрицал, но Гитлер велел ему одеваться, поскольку он арестован». Горя от нетерпения, Гитлер постучал в комнату напротив. Там оказался обергруппенфюрер Хайнес и был виден спящий партнер. При виде национал-социалистического гомосексуализма в особенную ярость впал Геббельс. Он говорил потом, что это была «отвратительная, почти тошнотворная сцена». Гитлер побежал дальше, а Лютце вошел к Хайнесу и обыскал одежду – нет ли оружия. Хайнес кричал: «Лютце, я же ничего не сделал! Помоги мне!» На что Лютце в некотором замешательстве ответил: «Ничего не могу поделать… ничего не могу…» Вскоре «гнездо заговорщиков» было очищено. Арестованных отвели в подвал и заперли под охраной детективов, а затем отправили в ту же тюрьму Штадельхайм, где уже сидели мюнхенцы. Но прежде чем Гитлер уехал, появился грузовик со штурмовиками из отряда охраны штаба Рема, которых кто-то вызвал из Мюнхена. Все вооружены. Ситуация сложилась критическая. Командир Юлиус Уль сидит в подвале, а вокруг угрюмые штурмовики. Тут Гитлер вышел вперед и включил свое обычное обаяние. Они подчинились фюреру, который велел им возвращаться, но, все же подозревая что-то неладное, остановились на выезде из Бад-Висзее.
Гитлер, однако, предпочел окольный путь по южной дороге.
Между тем начальник тюрьмы Кох явился на работу и обнаружил на столе рапорт с сообщением, что в его тюрьму с семи утра непрерывно поступают командиры СА. Эсэсовцы окружили вокзал, а сотрудники политической полиции задерживали всех прибывающих руководителей СА. Некоторых отпускали, но в основном арестовывали и одного за другим отправляли в Штадельхайм: фон Крауссера, фон Киллингера, Георга Деттена и других; в списке арестованных были практически все известные имена верхушки СА.
Тех же, кто ускользнул от политической полиции и, следуя долгу, направлялся в Бад-Висзее, на дороге встречала дико жестикулирующая фигура. Гитлер говорил им, что у них теперь новый шеф – Виктор Лютце, и уже на крике сообщал: «Я только что из Висзее! Я арестовал Рема! Они со Шлейхером замыслили бунт против меня! Все замеченные в этом командиры СА будут расстреляны!»
Каждому из встреченных им вожаков СА Гитлер предлагал следовать в Мюнхен, на конференцию в Коричневый дом. В десять часов утра Гитлер сам туда прибыл (здание уже охраняла армия) и сразу пустил в ход Геббельса; тот бросился к телефону и через Геринга передал условленный пароль: «Колибри». Гиммлер и Гейдрих наконец получили свободу действий. По стране покатилась новая волна террора. Командиры отделений СД вскрыли запечатанные конверты с приказами и разослали куда следует свои «отряды смерти».
Первой жертвой оказалась Бавария. Фон Кар, поставивший в 1923 году Гитлеру шах и мат, был захвачен эсэсовцами; потом на пустоши в Дахау нашли его обезображенное тело. Отец Бернард Штемпфле, знавший слишком много гитлеровских секретов, получил перелом позвоночника и три пули в сердце. Рыскали в поисках доктора Людвига Шмита, который лечил Отто Штрассера – главного врага фюрера. Не нашли – потому что его спрятал в дровяном сарае тюремщик из Штадельхайма. А не найдя кого нужно, схватили другого – доктора Вильгельма Шмида; он жил на другой улице, он по-другому писал свое имя и он был доктором философии, а не медицины, – все равно эсэсовцы его увезли. Семья ничего не знала, пока не получила из Дахау гроб, который родным запрещено было открывать.
С этого момента Гитлер становится самым фанатичным приверженцем политического террора. Когда губернатор Баварии фон Эпп заявил, что Рема следует судить воен но-полевым судом, Гитлер страшно разбушевался, крича, что измена Рема уже доказана и он поплатится жизнью. Эпп настолько был ошарашен кровожадностью Гитлера, что пробормотал: «Сумасшедший».
Уцелевшие руководители СА были в равной степени ошеломлены, когда в 11.30 дверь конференц-зала в Коричневом доме отворилась и перед ними предстал Адольф Гитлер.
Очевидцы рассказывали, что фюрер был в состоянии крайнего возбуждения, на губах пена, слова вырывались изо рта с брызгами слюны. Он объявил, что Рем и его сообщники виновны в вероломстве, неслыханном в истории, что Рем, которому он, фюрер, всегда доверял и защищал его, отплатил ему предательством и пытался убить его, чтобы отдать Германию в руки ее врагов. Главной фигурой заговора с другой стороны, по-видимому, следовало считать французского посла, – по словам Гитлера, он дал Рему, всегда нуждавшемуся в деньгах, взятку в сумме 12 миллионов марок. Поэтому Гитлер приказал примерно наказать всех виновных: расстрелять их. Первая группа – Рем, Шнайдхубер, Шмид. Хайнес, Хаин, Хайдебрек, граф Шпрети – будет расстреляна сегодня же вечером.
Эта информация была несколько преждевременной. Гитлер пока еще не отдавал такого приказа. Он ждал Зеппа Дитриха, которому надлежало осуществить казнь.
Командир особого охранного отряда появился только в 12.30. Гитлер захотел узнать, что он делал все это время. У Дитриха были уважительные причины. Он в подробностях рассказал, что дорога на Бад-Висзее была мокрая, а шины на военных грузовиках, которые им выделил рейхсвер, совсем лысые; к тому же им пришлось заехать на заправку в артиллерийские казармы в Ландсберге. Гитлер велел Дитриху разместить эти две роты в казармах и как можно скорее вернуться в Коричневый дом. Дитрих вернулся через два часа и еще три прождал в фойе, пока Гитлер и его приближенные за закрытыми дверями совещались, решая судьбу главных заговорщиков. Рудольф Гесс и Макс Аман соревновались за право стать палачами. Гесс воскликнул: «Фюрер, это мой долг – расстрелять убийц!» Новый начальник штаба СА Лютце сидел подавленный, онемев от этих речей. Он не представлял себе, что чистка СА будет вот такой. Когда Гитлер спросил его, кого следует расстрелять, он в замешательстве ответил, что не знает, кто в чем обвиняется и кто главные сообщники Рема. Затем он тихо вышел из комнаты. Наконец двери отворились, и Мартин Борман провел Дитриха к фюреру. Тот приказал: «Возвращайтесь в казармы, возьмите офицера и шесть солдат и расстреляйте указанных руководителей СА за государственную измену». Борман вручил Дитриху список заключенных, полученный утром от начальника тюрьмы, где Гитлер своим зеленым карандашом поставил галочки против шести фамилий. Это были все те, кого он назвал утром, но Рема он не отметил. Может быть, все еще не созрел для убийства давнего друга.
Дитрих, чтобы не терять времени зря, послал в тюрьму своего человека – собрать приговоренных, а сам пошел искать хороших стрелков, которые уж точно не промажут.
В шесть часов вечера он предстал перед начальником тюрьмы Кохом и потребовал, чтобы ему передали осужденных. Но Кох был осторожным и опытным чиновником. Он уже успел вызвать баварского министра юстиции Франка и, пока тот был в пути, тянул время. Указав простоватому Дитриху, что под списком нет подписи, начальник уговорил его вернуться в Коричневый дом за новыми инструкциями. Там из высших чиновников оставался только министр внутренних дел Вагнер, который наложил резолюцию:
«По приказу фюрера следует передать группенфюреру СС Дитриху тех лиц, которых он укажет. Министр Э. Вагнер».
Прибывший в тюрьму Франк сделал одну-две слабые и, естественно, неудачные попытки помешать убийству. Он позвонил Гессу, но Гесс заявил, что надо выполнить приказ фюрера. Тогда Франк решил, по крайней мере, соблюсти необходимые формальности и начал с того, что объявил Шнайдхуберу, что он приговорен к смертной казни. Шнайдхубер реагировал так озлобленно и недоверчиво, что министр оставил эту затею. Теперь Дитрих мог выполнять свои обязанности. Лидеров СА по одному выводили в тюремный двор. Завидев Дитриха, Шнайдхубер крикнул: «Зепп, дружище, что, черт возьми, тут творится? Мы же абсолютно невиновны!» На угрюмом крестьянском лице Дитриха не дрогнул ни один мускул. Он вытянулся в струнку, щелкнул каблуками и отчеканил: «Вы приговорены фюрером к смерти. Хайль Гитлер!» Арестованных передавали офицерам СС, которые объявляли каждому: «Фюрер и рейхсканцлер приговорил вас к смертной казни. Приговор будет приведен в исполнение безотлагательно». Эхо выстрелов заметалось между стенами тюремного двора. Под конец даже у Дитриха сдали нервы, и он поспешил удалиться, не дожидаясь завершения казни. Потом он сказал: «Когда настала очередь Шнайдхубера, я ушел. С меня хватило». На следующий день, посадив своих людей в поезд, он вылетел в Берлин, где с утра 30 июня Геринг и Гиммлер осуществляли свою версию «варфоломеевской ночи».
Как только Геббельс передал по телефону кодовое слово «Колибри», началась охота на врагов режима. Полицейские машины и эсэсовские грузовики носились по улицам. Район Тиргартена, где находились наиболее важные штаб-квартиры СА, был окружен. Всех командиров СА, которых удалось найти, немедленно арестовывали. Они даже не возражали. Вице-канцлер Франц фон Папен, которого своевременно не поставили в известность об операции, попробовал протестовать, но Геринг и Гиммлер оставили его слова без внимания, а эсэсовцы блокировали его канцелярию, застрелили пресс-секретаря, а остальных сотрудников арестовали, чтобы проучить этого «реакционера». Гейдрих объявил своим людям директиву: «В связи с путчем Рема привести всех в боевую готовность. Согласно приказу фюрера, действовать немедленно». Агентам гестапо были розданы списки жертв, сформированы группы быстрого действия. Одной из спецкоманд руководил гауптштурмфюрер СС Гильдиш, которому поручили ликвидацию так называемых «врагов государства», а кроме того, Гейдрих приказал ему лично расстрелять Эриха Клаузенера, директора департамента в министерстве транспорта, президента Католического союза действий и бывшего ответственного чиновника прусского министерства внутренних дел. Гильдиш взялся за это, не зная Клаузенера в лицо и не задавшись вопросом, какие преступления он совершил, чтобы заслужить расстрел без суда и следствия. В час дня Гильдиш явился в кабинет Клаузенера и заявил ему, что он арестован. Когда тот повернулся к вешалке, чтобы надеть пиджак, Гильдиш убил его выстрелом в голову и прямо с его же телефона позвонил Гейдриху; получив приказ имитировать самоубийство, положил свой маузер возле правой руки убитого, поставил караул у дверей и удалился. В 1.15 он уже был у Гейдриха и только тут узнал, кого убил – «опасного лидера католиков». После этого его направили в Бремен для ареста Карла Эрнста, начальника берлинских СА. Гильдиш со своей группой из 18 головорезов тогда устранил целый ряд чинов СА, включая Эрвина Виллана, начальника медицинской службы СА.