И всё же я надеялся обнаружить свои родные носочки… Не только постиранные вчера собственноручно и, видимо, уже успевшие высохнуть на перекладинке табурета… Куда я их повесил перед отбоем… Моё вчерашнее легкомыслие теперь выглядело ужасающе самонадеянной ошибкой. Поскольку накануне боевого выхода во всём нашем подразделении возникает крайне ажиотажный спрос не только на добротную обувь, но и на хорошие носки… А ведь их мне подарила моя мама… Перед самой отправкой в Афган. И я берёг этот подарок почти что как зеницу ока… И в первый раз надел мамины носки только неделю назад… И вдруг произошла такая неприятность…
А во дворике меня уже заждался мой напарник. Володя каким-то невероятным образом умудрился перетащить наши рюкзаки из ружпарка к месту построения. Тогда как я мучался с портянками-обмотками. А сейчас солдат Агапеев стоял около наших двух рюкзаков, которые сиротливо торчали посреди освободившегося пространства. Ведь остальная военная поклажа уже была растащена хозяевами по столам для чистки оружия, где сейчас происходило самое настоящее столпотворение. Солдаты с оханьем взваливали на себя тяжеленный груз… Но, отойдя на несколько метров от спасительного стола, всё же возвращались к нему же… Чтобы хоть немного, но всё-таки ослабить многокилограммовую тяжесть.
-Ну, где ты ходишь? – напустился на меня мой друг Вова. –Все уже экипировались! Только мы остались!
-Да у меня носки украли! –оправдывался я на ходу. –Нигде нету! Обыскал всё! А носков нет! Найду эту тварюгу!.. Убью!.. С-суку!
-Пошли! – проворчал мой товарищ по войне. –Вон туда!
Тем временем вторая группа стала покидать внутренний дворик нашей роты, и на длинных столах появилось много свободного места. Мы с Володей подняли с двух сторон мой тяжеленный рюкзак и с трудом отнесли его на стол.
-Обалдеть! –вздохнул я. –И как мы их там будем таскать?!.. С-суки!
-Пошли быстрей! – не отвечая на мой вопрос, заявил солдат Агапеев. –Уже Ермак ругается!
Володин рюкзак оказался таким же неподъёмным… Как и мой. Но вдвоём мы справились и с агапеевским грузом. И оба наших рюкзака теперь ожидали своих хозяев… Третья группа уже выстраивалась в одну шеренгу, и мы с Вовкой явно запаздывали…
Я осторожно пропустил под неширокую лямку рюкзака свою правую руку. Затем та же заведомо печальная участь постигла и левую мою руку. Военный рюкзак сейчас вроде бы находился у меня за спиной, но я не спешил и его огромная тяжесть по-прежнему давила на доски стола. Но вот я слегка присел и подтянул руками обе лямки, чтобы моя поклажа подалась вперёд. И вот!.. Вся масса оказалась на моих плечах и спине…
-Хэк! – произнёс я на трудном выдохе и сделал шаг вперёд.
Там на расстоянии в полтора метра находился мой пулемёт. Я осторожно пригнулся и взялся за его ручку. Теперь можно было двигаться дальше. И я пошёл на своё место в строю…
А сзади надрывался мой напарник Вовка Агапеев. Его рюкзачина тоже обладал чрезмерной тяжестью… И усть-каменогорский паренёк шёл за мной на подгибающихся ногах… И покачиваясь из стороны в сторону… Как и я…
Мы успели вовремя занять свои места в строю. Спустя минуту командирская проверка дошла и до наших двух персон. Старший лейтенант Веселков лично убедился в наличии у меня пулемёта ПКМ на плече, поискового приёмника Р-255пп на груди, противогазной сумки на боку и огромного рюкзака за спиной… Мои необычные обмотки он так и не заметил. Вот командир сделал шаг в сторону, чтобы оказаться лицом к лицу со своим земляком… Но и у солдата Агапеева всё оказалось в порядке.
И вот прозвучала неизбежная команда:
-Напра-ВО! Шагом – марш!
К моей большущей радости наша разведгруппа не пошла на инструктаж к дежурному по ЦБУ, как это бывало частенько перед вылетом. Чтобы не терять драгоценного времени и не менее дорогих людских сил, командир группы повёл нас прямиком на взлётно-посадочную полосу. Там уже гудели авиационные двигатели… Это боевые и военно-транспортные вертолёты готовились к предстоящему полёту. Чтобы доставить наши три группы в самые отдалённые районы пустыни Регистан.
Но мне сейчас уже было плевать на всё! То есть мне оказалось безразлично практически всё то, что окружало нас. Как это говорится, стало не до таких бытовых мелочей… Поскольку уже через сто метров я начал обливаться потом самым натуральным образом. Мой страшно перегруженный рюкзак давил на плечи всё сильнее и сильнее. Его вес увеличивался с каждым пройденным метром. В плечах заболело резко и очень неприятно. И с каждым сделанным шагом груз становился всё тяжелее и тяжелее.
Но отставать было нельзя, и я прилагал все свои усилия, чтобы держаться отведённого мне места в колонне. Идти было трудно. Когда-то тяжёлый пулемёт теперь болтался передо мной словно легчайшая пушинка. Поисковый приёмник и противогаз о себе почти не напоминали. Только вот сумка неудобно так сбилась на живот. Но это уже были досадные нюансики. Поскольку надо было идти вперёд, не останавливаясь и не отставая. Сейчас от меня требовалось только одно – во что бы то ни стало шагать вперёд! И это с восьмидесятикилограммовым грузом! Который вдвоём было тяжело тащить!.. А тут надо одному управиться…
И всё же метр за метром наша группа приближалась к заветному аэродрому. Мы уже миновали гаубичный дивизион. Который медленно проплыл справа. Медленно прошли мы солдатскую баню, полевую прачечную и невысокие мазанки агитационно-пропагандистского отряда. Все эти глинобитные стены долго маячили с левой стороны. Но вот всё исчезло, и наша разведгруппа наконец-то вышла на открытое пространство взлётки. И теперь вокруг нас была иная картина… Впереди в полумраке возвышались тёмные корпуса вертолётов… А на отдалённой стоянке слабеньким огнём горели габариты аэродромных спецавтомобилей. Туда нам и было нужно…
Все эти мелочи: что КПП дивизиона гаубиц «Гиацинт», что баню-прачку-АПО, я успевал фиксировать краешком глаза… Да и то… Взгляд у меня был замутнённый и равнодушный… Всё моё внимание сейчас сконцентрировалось на дороге, по которой мы шли. Чтобы не наступить ненароком на случайный камень или же не оступиться на крайне неподходящей ямке с грязью. Поскольку падать мне сейчас было нельзя категорически. Ведь в этом препротивнейшем случае мне придётся самому выкручиваться из нового несчастья. А этого не хотелось очень даже сильно.
Но вот под мой блуждающий взор попала металлическая решётка аэродромного покрытия, и я вступил на твёрдую её поверхность. Но и она оказалась с подковыркой. То есть неприятно скользкой… То ли от утреннего инея, или же ночной изморози, а может и вчерашнего дождичка. Но всё же идти по взлётке было гораздо легче, нежели по грязной ночной дороге. Здесь уже вовсю ощущался близкий рассвет. Где-то далеко-далеко на горизонте алела узенькая-преузенькая полоска утренней зари, но и этот слабенький проблеск грядущего дня вселял в мою душу некоторый оптимизм. Да и свет автомобильных фар тоже меня радовал… Значит, мы уже почти у цели. И скоро наша группа поднимется на борта двух Ми-8. Где я смогу наконец-то освободиться от этого тяжеленного рюкзака.
Да… Именно это ожидание и грело сейчас мою душу. Что скоро я скину с себя тяжеленный рюкзак, и мне станет очень легко. Однако ж… Нам пришлось подождать несколько долгих и томительных минут. Пока вертолётный борттехник не закончит свои подготовительные дела в салоне вертушки. А может быть, пока аэродромный топливозаправщик не зальёт в «восьмёрку» необходимое количество горючего.
И вот настал первый финал моих мучений. Прозвучала долгожданная команда: «Вперёд!» Наша первая подгруппа стала осторожно подниматься в салон по маленькой лесенке. Вскоре пришла и моя очередь наступить сначала на нижнюю ступеньку, а затем на две другие… Придерживаясь правой рукой за срез дверного проёма, я медленно вошёл внутрь вертолётного салона и занял своё законное место. Как и прежде я расположился по правому борту и вторым по счёту. Справа от меня разместился товарищ сержант Ермаков. Он вообще-то предпочёл бы усесться на откидное сиденье у самого входа, но это место нынче предназначалось самому командиру группы. И Ермак теперь сидел первым по правому борту.
А вот по левому вертолётному борту сидений не было абсолютно. Ну, разве что у самого хвоста. Там со своим «рюкзачком» смог разместиться разведчик-автоматчик Лёха Шпетный. И всё!.. Поскольку остальное место по левому борту занимал огромный дополнительный топливный бак, полностью окрашенный в ярко жёлтый цвет. Нас уже заранее предупредили о том, что эта авиационно-керосиновая ёмкость имеет тонкие алюминиевые стенки, и поэтому с ней следует обращаться очень деликатно. Вернее, вообще к ней не прикасаться ни руками, ни выступающими частями военной своей амуниции, ни тем паче оружием. Чтобы невзначай не произошло чего-нибудь непоправимого… Ведь пролившийся в полёте авиационный керосин имеет такое досадное обыкновение, как способность вспыхивать ярким пламенем при любой возможности… Ну, или же неярким пламенем… Слава Богу, быть невольным свидетелем столь досадных недоразумений мне не приходилось. Военная судьба как-то миловала… Чему я, в общем-то, был несказанно рад.
Слева от меня сидел всё тот же солдат Вова Агапеев. С его распаренного лица уже перестал стекать пот. Вернее, почти перестал стекать… Зажатая в руке шапка уже обтёрла всё его лицо. Но следы струек возле уха всё же оставались… Наверное, и у меня сейчас был точно такой же вид. Если не хуже… И что ни говори в данной ситуации, но солдатский наш хлебушек нынче давался всем разведчикам РГ №613 очень уж тяжко.
Рядом с нашей вертушкой остановился ещё один аэродромный спецавтомобиль. Солдат-водитель быстро размотал длинные шланги-кабели и присоединил их наконечники-клеммы к продолговатым гнёздам в борту Ми-восьмого. Вскоре сверху послышался лёгкий шелест… Это от поданного спецавтомобилем электричества начал запускаться дополнительный двигатель «АИшка», который уже в свою очередь нагнал столько сжатого воздуха, что от этого постепенно стали запускаться две основные авиационные турбины вертолёта. Шелестящий свист плавно перешёл в нарастающий гул и вот обе турбины Ми-восьмого набрали высокие обороты… Спецавтомобиль уже отъехал от вертолёта, и теперь лётчикам следовало хорошенько проверить работоспособность обоих тяговых двигателей, «погоняв» их в достаточной мере на всех скоростных режимах… Насколько это можно было сделать здесь, то есть ещё на земле…
И вот… Настал прощальный миг… Пожилой борттехник поднял лесенку и закрыл дверь. Вертолёт, слегка дрогнув, медленно двинулся вперёд. Вот винтокрылая машина доехала до края взлётно-посадочной полосы, развернулась в нужном направлении и по-самолётному пошла на взлёт. Скорость росла и росла… В зависимости от этого снижалась вибрация колёс шасси… И вот они оторвались от неровной поверхности взлётки. Наш вертолёт оказался в воздухе…
Я в этот миг выглянул в окошко и увидел красное солнце, которое только-только поднялось над далёким горизонтом. Рассвет уже наступил, и мне очень хорошо было видно всё, что творилось внизу. Сейчас наш вертолёт пролетал над самой окраиной афганского города Лашкаргах, по узеньким улочкам которого шли люди и ехали небольшие повозки, запряжённые осликами. Пешеходы даже не обращали внимания на пролетающие над ними вертушки… Словно в воздухе ничего такого сейчас не происходило… Или будто местные афганцы уже привыкли к этим постоянным авиаперелётам…
Вот под нами в крайний раз промелькнули маленькие домики с плоскими крышами и пустые дворы… Затем вертолёт резко развернулся влево и помчался к пустыне Регистан. Слева по борту показалось и пропало наше стрельбище, затем точно также мелькнула полоска реки Аргандаб… Но вот пропала и она…
«Вот и всё! –подумал я. –Дай-то Бог… Чтобы мы только неделю там пробыли… Не раньше и не позже!»
Теперь наш полёт проходил над пустынными и бескрайними пространствами юга Афганистана. Словом, проплывающая внизу картина была точно такая же как и вчера, когда мы летали на рекогносцировку. Но теперь мы мчались туда с более серьёзными намерениями. В наши военные планы сейчас входили сначала перелёт до места назначения, затем десантирование и следующим этапом являлось забазирование… А уж там… Как Бог пошлёт…
Дальнейший полёт над пустыней проходил нормально, и спустя полчаса наше командование разрешило бойцам перекусить. Мы с Володей съели одну большую банку тушёнки на двоих, после чего запили этот завтрак холодной водой. Оставшуюся у меня краюху хлеба я убрал в карман бушлата. Ведь нам ещё целую неделю предстоит шастать вдали от родного гарнизона, рассчитывая исключительно на свои собственные силы, а также на имеющееся оружие, продовольственно-питьевые запасы, носимый боекомплект и на военное везение.
Так прошло полтора часа… По мере приближения к району высадки нарастало внутреннее напряжение. Мы уже вроде бы попривыкали к постоянному чувству ожидания новых испытаний, но всё-таки с каждым разом переживаемые нами эмоции повторялись именно таким образом, как будто всё происходящее случалось с нами впервые. Та же встревоженность во взглядах, хоть и старательно скрываемая… Всё то же чувство «мандража», так мерзко вибрирующее где-то в самом нутре твоего тела… Такие же напряжённые лица с застывшими в полуулыбках МОНа Лизы скулами… Словом, ожидание неизвестности повторялось вновь и вновь…
Но, видно, такова уж была наша солдатская доля… Всё время терпеть и переносить эти трудности… Чтобы всё-таки выстоять и победить. Несмотря ни на что! А победить – для нас означало вернуться на базу живыми и невредимыми. Это батальонному нашему командованию страсть как нужны боевые результаты: трофейное оружие или захваченные боеприпасы, иностранные средства связи или минирования, китайская амуниция или хотя бы уничтоженные моджахеды… А для рядового солдата самое главное – это остаться живым и невредимым… Но при этом ещё и выполнить поставленную боевую задачу. Ни больше и не меньше! Вот такой-то военный компромисс.
Вертолёт пошёл вниз так резко и слишком уж внезапно, что я даже приподнялся над своим местом. Создалось такое впечатление, что летуны решили плюхнуться в афганский песочек со всего размаха… Или со всей, так сказать, военной дури… Но наш борт действительно шёл на экстренную посадку… И лишь перед самой землёй скорость снижения заметно так изменилась… И на площадку вертушка опустилась очень даже неплохо…
Однако дверь нам не открывали, и командир группы не выдал ни одной команды. Все мы продолжали сидеть на своих местах, ловя взглядами любое движение Веселкова. Правда, личное оружие мы всё-таки взяли в руки… а за окном бушевала самая настоящая песчаная буря… Бешено вращающиеся винты-лопасти взметали в воздух такое количество песка, что он становился неплохой пыльной завесой… Но сквозь эту пелену всё же было видно другую военно-транспортную вертушку, на которой находилась вторая половина нашей группы. Эта «восьмёрка» тоже «сидела» на земле…
Через две-три минуты наш борт резко взлетел в небо, и полёт продолжился… Недавний манёвр с приземлением означал то, что мы уже находимся в нашем районе десантирования… И только что обе наши вертушки совершили ложную посадку. Такое предпринимается для того, чтобы сбить с толку возможно находящихся в данной местности духов. Если приземление вертолёта будет только одно и борт действительно высадит разведгруппу, то наш противник выдвинется к тому месту, где он и увидел садящийся советский геликоптер. И враги неминуемо обнаружат спецназовцев… Или по оставленным на песке следам, или же элементарно увидят
их издали, когда разведгруппа будет в срочном порядке уходить из района десантирования… А всякий контакт с духами почти всегда означает неминуемое преследование нашего подразделения… С далеко идущими последствиями.
Минут через пять полёта наши вертушки совершили ещё одну псевдо-высадку. Оба борта вновь постояли на земле, усиленно работая лопастями… Затем полёт продолжился…
И вдруг…
-Приготовиться! – прокричал всем нам Веселков. –Оружие – к бою!
Командир уже стоял около двери, за ручку которой взялся борттехник. Вертолёт опять шёл на снижение, но теперь это было реальное приземление… С последующей высадкой нашей подгруппы… Вот резко влево отодвинулась дверь, и в открывшийся проём хлынул сильный поток воздуха с мельчайшими песчинками…