Пурга всю ночь. Якутск сообщил, что якобы дважды слышал «РЛ»: позывные Н-209 на 48 и 55 метрах. Что это, мистификация? Или они живы?
23 сентября. Пурга стихла. Мы на аэродроме с утра, освобождаем самолеты от снега. Температура — 16°, внизу — 12°.
24 сентября. Мороз — 15°. Опять чистим самолеты от снега и льда.
25 сентября. Купол открыт, но кругом туман. Все время дежурим в машине для полета на север. Мороз — 14°, вероятна поземка.
26 сентября. Купол с утра открыт, но к 9 часам затянуло. Ночь была хорошей, но темнота и плохая погода на севере помешали старту. Туман и обледенение. Пытались с Мазуруком на Н-128 взлететь, но машина не смогла стартовать из–за рыхлого снега. Вечером Н-128 трауром спустили вниз. Ночью Водопьянов, Мазурук и я долго говорили и спорили о тактике поиска Н-209, а на душе гнетущее состояние от бессилия перед ледяной стихией.
27 сентября. Метель, туман. В разрезе облачности наблюдалось великолепное небесное представление: радужные круги и целых четыре солнца!
При спуске с купола на лыжах в тумане чуть не сорвался с сорокаметрового ледника в море. Ушел, резко свернув. Вечером на общем собрании обсуждали план спасательных работ, Я вновь поставил вопрос о посадке одного из самолетов на полюсе с целью обеспечения погодой. Шевелев ответил, что нельзя слишком рисковать людьми, такая установка дана в Москве. Но мне кажется, что принятый план — лететь одной машине за полюс — не менее рискованное предприятие.
28 сентября. В 05.00 побудка. Я дежурю на разведке погоды на Н-128. Остальные экипажи занимаются перестановкой Н-170 на лыжные шасси. В случае полета Н-170, я после разведки на Н-169 вылетаю с Мазуруком на Греэм — Бэлл и Землю Александры, чтобы изыскать там запасные аэродромы, обеспечивающие возвращение с полюса Н-170, если остров Рудольфа будет закрыт по погоде. Две другие машины сядут в районах, обследованных нами.
Туман, ветер юго–западный. Боремся с гололедом, скоблим, отбиваем лед с самолетов. Н-170 переставили на лыжи. Ночью устроили баню. Романа Кармена купали, как впервые попавшего в Арктику.
29 сентября. Мазурук заболел. Похоже на грипп. Эту болезнь завезли к нам из Москвы. Сейчас больных тринадцать человек. Все планы меняются. В 15 часов получил приказ лететь на Н-128 с Георгием Орловым и Дзердзеевским на разведку погоды. При взлете лыжа провалилась в засыпанную снегом трещину ледника. Шасси снесены, разбит винт, радиатор и правое нижнее крыло. Экипаж отделался испугом. Опять туман, туман и туман!
30 сентября. Мороз 22°. Ясно, но метет. Всю ночь не спали, грели моторы. Новый план. Идем с Мазуруком на Н-169 на Землю Александры, Алексеев на Греэм — Бэлл, Водопьянов на поиски Н-209. Масло в баках замерзло. Электроподогрев не действует, а на нашей машине его и совсем нет, не установили в Москве. После 6 часов подогрева и запуска моторы пришлось остановить, так как масло в баках не разогрелось. Купол открыт, ясно, температура‑24°.
1 октября. Пурга. Купол закрыт. Температура — 12°, ветер северо–восточный 7–8 баллов. Льды от острова угоняет, образовались большие разводья.
2 октября. Ночью получили приказ — лететь на Н-169 на разведку погоды. Пока добрались до купола, началась метель и снегопад.
Получена радиограмма из Москвы о предстоящем вылете 6 октября второго спасательного отряда — на четырех четырехмоторных самолетах, специально оборудованных для поисков ночью, — под командованием Бориса Григорьевича Чухновского ((Самолет СССР-Н-210 Б. Г. Чухновского, СССР-Н-211 М. С. Бабушкина, СССР-Н-212 Я. Д. Мошковского, СССР-Н-213 Ф. Б. Фариха). В добрый час, скоро ли встретимся?
В последних известиях сообщалось о поисковых полетах Уилкинса на самолете, закупленном нашим правительством. Жаль, что в составе его экипажа нет советских летчиков.
Вскоре Уилкинс из–за наступления полярной ночи полеты прекратил и вернулся в Нью — Йорк.
3 октября. Температура — 19°, ветер северный. Опять с утра на куполе. В 14.00 моторы на Н-169 уже крутились, но навалился туман.
4 октября. Пурга. Ночью готовили самолеты, но пурга не позволила вылететь.
5 октября. Пурга, туман. Дзердзеевский начинает ошибаться в прогнозах. Вчера предсказывал хорошую погоду, но всю ночь и день была пурга.
6 октября. Дежурим. К высоким широтам на поиск Леваневского вылетает Н-170. Мы их подстраховываем и летим на Землю Александры. С нашего корабля на Н-170 забрали все световые ракеты, домкрат, взлетную кувалду (тяжелый деревянный молот для сбивания с места самолета на лыжах). Прогноз Дзердзеевского не из блестящих, но лететь решено. Отряд Чухновского в 9 утра вылетел из Москвы и через шесть часов сел в Архангельске.
7 октября. Ночь на куполе. Ясно, звезды, мороз — 16°. Готовим машины. Горят прожектора. В 04.15 стартовал Н-170, а в 07.23 — наш, Н-169.
Н-170 ушел на север. Мы идем к Тихой, но остров весь закрыт туманом. Переговорив с островом по радио, взяли курс на Землю Александры. Всюду 9–10-балльный лед с небольшими разводьями. Земля Александры тоже закрыта туманом. Изменили курс и пошли на остров Артура. Этот район моря Королевы Виктории — место наименее исследованное в географическом отношении. Опять сдала радиостанция, а ведь радист Борис Ануфриев — бог своего дела. Видимо, устарела.
Сесть на куполе острова Артура не решились, ибо туман уже подкрадывался к нему с севера. Посадить машину на южной косе не удалось из–за малых ее размеров. Идем на Землю Георга. По пути веду аэросъемку. Выбрали место и сели на полуострове северной части Земли Георга, между заливом Географов и Маркхам. Сидим. Высота купола острова 350 метров. Наш пес Куцый — отличный медвежатник, он так рад впервые увиденной земле, что неистово катается по гальке косы. Ваня Кистанов — инженер–автопилотчик варит кофе. Ануфриев, Шекуров и я чиним рацию. Остальные подкапывают снег под лыжами самолета, ибо оторваться от земли без кувалды и домкрата при таком глубоком снеге — задача не из простых. Просидели около полутора часов и решили взлетать. Туман ползет и сюда, он может запереть нас надолго. Все, за исключением Мазурука и Шекурова, на хвосте самолета, помогают сдвинуть машину. Полный газ, вихри снега, мы толкаем самолет, и он, наконец, срывается, уходит от нас, разворачивается и теперь бежит уже на нас. Наша задача вскочить в него на ходу, по спущенному трапу. Ветер сбивает с ног, снег лезет в глаза, уши. Но, наконец, все в самолете, последнего втаскивают за ворот. Это Ваня Кистанов. Полный газ — и мы в воздухе. Рация исправлена, держим связь с Н-171, стоящим на Рудольфе. Получаем радиограмму, что Н-170 идет обратно и находится уже на широте 84°. Наше задание выполнено. Нам дают приказ немедленно возвращаться на остров Рудольфа, пока туман не закрыл его. Идем морем Королевы Виктории, в воздухе уже 5 часов 15 минут. Обнаруживаем, что островов Эдуарда и Гармсуорта в действительности не существует, хотя на всех картах они есть. Радуемся, что помогли седовласым академикам. Островов нет! Делаю аэрофотосъемку и зачеркиваю их на карте.
Море Королевы Виктории обследовали в течение трех с половиной часов, пройдя далеко на северо–запад и север от острова Артура. Идем домой, задание выполнено. К северу исключительно ясная погода. Виден остров Рудольфа, хотя до него более 130 километров. Под нами торосистые поля льда. За штурвалом я. Мазурук тренирует меня по пилотажу тяжелого корабля. Самолет очень послушен. Мазурук улыбается и показывает большой палец. Садимся на Рудольфе. Н-170 Водопьянова уже стоит рядом с другими самолетами, он пробыл в воздухе 10 часов.
Леваневского не обнаружили. Полет Н-170 замечателен' Это был первый в истории полет в условиях полярной ночи. Но одна ласточка не делает весны! Самолет Алексеева на колесах так и не взлетел. По заданию он должен был идти на Греэм — Бэлл, в 150 километрах от Рудольфа.
Дзердзеевский мрачен, его угрожающий прогноз не подтвердился. Но как можно предугадать погоду Арктики, когда на тысячи километров ни одной метеостанции. В погоде Дзердзеевский — бог. Недаром летчики в день его рождения подарили ему его собственный портрет, вставленный в оклад от Николы Чудотворца.
8–9 октября. Отдыхаем впервые за месяц. Пурга. 10 октября. Пурга. Отряд Шевелева готовится к уходу на Большую землю. На смену ему идет отряд Чухновского.
Так развертывалась первая часть эпопеи поисков экипажа Сигизмунда Леваневского.
Экипажи спасательной экспедиции обладали высоким летным мастерством и были полны решимости выполнить возложенное на них задание. Но время поисков было упущено. Долгая полярная ночь встала неодолимой преградой на пути поисков. И даже прилетевший в ноябре специальный отряд Чухновского смог приступить к поискам только с наступлением полярного дня с весны 1938 года.
Не знаю, всегда ли справедлива известная поговорка, что время лучший судья? Я до сих пор невольно вспоминаю нашу с Козловым радиограмму с планом организации поисков Н-209. Был он прост и реален. Тогда отряд Водопьянова еще готовился к вылету из Москвы на остров Рудольфа. Но, увы, этот план остался незамеченным, хотя потом, когда уже велись поиски, явно ощущалась нехватка опорной базы в районе исчезновения самолета Леваневского.
4 апреля в ясный, солнечный полярный день экипаж Якова Мошковского, учитывая дрейф льдов, совершил полет в район предполагаемой посадки Н-209, но никаких следов самолета не обнаружил.
В этот же период летчик Илья Котов на одномоторном самолете конструкции Поликарпова, Р-5, переоборудованном для дальних арктических полетов, выполнил второй полет в более южный район, куда дрейф мог перемести гь льды из района предполагаемой посадки Леваневского, но также никаких признаков Н-209 не обнаружил.
Экипажи самоотверженно совершали полеты в сложных погодных условиях. При посадке на купол острова Рудольфа попадает в аварию Чухновский, а самолет Бабушкина терпит аварию на острове Гукера. Возвращаясь на Большую землю, раненый Бабушкин и часть его экипажа погибают в катастрофе. Самолет Мошковского разбивается под Архангельском.
Безуспешно искали Н-209 с Земли Франца — Иосифа и с Аляски…
В мае 1939 года Правительственная комиссия, после совещания с видными полярными летчиками и известными арктическими исследователями, приняла решение — прекратить поиски ввиду их безрезультатности.
Вот на какие воспоминания навел меня профессор Зубов, напомнив о Яше Либине, начальнике полярной станции острова Рудольфа.
С кандидатурами профессора Зубова мы согласились.
— Прошу вас, молодые люди, особое внимание обратите на мощность и возраст льдов в зоне между семьдесят пятым и восьмидесятым градусами северной широты. Предполагаю, что в этом районе льды очень тяжелые, старых ледовых полей.
— Более мощных, чем на Северном полюсе? — переспросил я Николая Николаевича.
— Вот именно! Потому что они должны быть старше льдов полюса!
Черевичный не удержался и присвистнул.
— Как же так? — растерялся и я — Ведь льды центра Арктического бассейна движутся против часовой стрелки, циклонически, как вы нас учили, как трактует вся литература. Значит, льды Восточного сектора Арктики, дрейфуя к полюсу, по пути стареют и на полюсе поэтому будут мощнее и старше. Ведь так, Николай Николаевич?
— По циклонической теории именно так. Но я предполагаю, что в Восточном секторе, где–то между полюсом и Аляской, дрейф подчиняется антициклоническому влиянию, и льды движутся по часовой стрелке. Тогда какая–то часть льдов задерживается в центре Арктического бассейна на три — пять лет, а потому их возраст и мощность будет больше обычных льдов. Вот это и нужно проверить. Что, неинтересно? Вам бы все новые земли открывать. Земля Гарриса!
— Да нет! Интересно. И мы это обязательно сделаем. И Земля Гарриса тоже интересно! Проблемы равноценны, — отозвался Черевичный.
— Более того, взаимоопределяющие, — подтвердил профессор. — Ведь на южной границе белого пятна Уилкинс измерил океан — пять тысяч четыреста сорок метров! Вряд ли при таких глубинах возможны выходы суши на поверхность океана!
— Но это же единичное измерение, да еще эхолотом' Могла быть и ошибка?
— Вот и это проверьте. У вас на борту будет глубинная лебедка?
— Будет, да еще с мотором. Вместо троса используем шестикилометровую струну от рояля. Без единого узла. А на моторе настоял наш Валентин, — кивнул Черевичный на меня — Говорит, наслушался я от Ширшова и Кренкеля, как изматывала их лебедка с ручным приводом. В кровь стирали руки, а спина разламывалась от многочасовых кручений рукояток. Вот только длина струны смущает. Не маловато ли? — с чувством сожаления закончил он.
— Куда еще! Этак вы всех музыкантов оставите без струн, а заменить тросом — вашу лебедку и самолет не поднимет. Уверен, глубины более четырех тысяч метров не обнаружите.
До глубокой ночи продолжалась беседа Профессор Зубов тщательно расспрашивал об экспедиционном снаряжении Давал ценнейшие указания о способах предохранения глаз от снежной слепоты, а лица от обмораживания, о строительстве снежных хижин типа эскимосских «иглу» и многом другом. Прощаясь с нами, Николай Николаевич посоветовал обязательно встретиться с профессором Владимиром Юльевичем Визе.
— Это один из крупнейших ученых и знатоков Арктики, хотя на высокие широты у нас с ним разные взгляды Вы услышите от него много ценных сведений и полезных указаний. Он, несомненно, поддержит ваши смелые замыслы. Кстати, поговорите и о Земле Гарриса Методы Визе и Гарриса теоретического предвидения неоткрытых земель различны. И тем не менее открытый им остров в Карском море, названный в его честь островом Визе, — блестящее подтверждение его гипотезы. Ну, а вам, если удастся, желаю подтвердить и гипотезу Гарриса.
— О, если бы так! Найти хотя бы самую захудалую землицу! — вырвалось у Черевичного, и он от смущения виновато заулыбался.
— Не найдете — не расстраивайтесь. Тем самым вы подтвердите наличие антициклонического дрейфа, а тогда легче будет управлять Северным морским путем. Ценность этого открытия была бы куда большей, нежели открытие реальной какой земли. Стране, как воздух, нужна кратчайшая морская магистраль, связывающая Запад с Дальним Востоком. Это задание партии, правительства, всего народа. Это путь к освоению неисчислимых богатств огромного, но еще спящего побережья Сибири!
Приходили и уходили дни и ночи. Отпуск кончился. Экспедиция начерно была подготовлена. Но как во всякой экспедиции, в ней чего–нибудь да не хватало, и так до последнего часа перед отходом. Высокая комиссия продолжала молчать. С ленинградскими учеными из Арктического института встретиться не удавалось, так как мы начали летать: работы накопилось так много, что на другое просто не хватало времени. Помня слова известного полярного исследователя Фритьофа Нансена: «Величайшая добродетель в Арктике — это умение ждать», — мы ждали терпеливо, более уверенно, нежели сам Нансен, так как последний не мог рассчитывать на пятилетний план развития своей капиталистической страны. А у нас таковой был, и потому мы были совершенно уверены, что экспедиция состоится!
Перед Октябрьскими праздниками, списавшись с Либиным, мы в один из своих прилетов из Арктики решили выехать в Ленинград. Зная, что командование было категорически против такой поездки, мы, воспользовавшись тем, что наш самолет требовал смены моторов, отправились в наш вояж по личному делу, точнее, без разрешения.
«Красная стрела» (тогда воздушного пассажирского сообщения с Ленинградом не было), оправдывая свое название, быстро и с комфортом доставила нас в город Ленина вместе с нашим бесценным багажом — свертком карт и проектом экспедиции.
Выспавшись за ночь, свежие и побритые, благоухая «тройным» одеколоном на весь Невский проспект (тогда 25‑го Октября), забыв о нелегальности своей поездки, мы бодро шагали на Фонтанку, где в бывшем дворце графа Шереметева размещался Арктический институт.
— Здорово, орлы! — громовым рокотом прозвучал бас.
И мы, как вкопанные, замерли на месте. В моих глазах тихо качнулся золотой шпиль Адмиралтейства, а широкий проспект сузился до тесной тропинки. Прямо перед нами, во всей своей грозной красе, как гора, высилась фигура командира нашего Московского авиаотряда особого назначения — инженер–полковника Кузичкина.