– Так, простите, как вас зовут?
Или подходит молоденькая Нина к Остапу Оглоедову, почтенному отцу хотя и чужого, но зато многочисленного семейства, и с этакой восхитительной наглецой обращается к нему, как к уличному мальчишке:
– Эй, Остапка, сбегайте-ка к товарищу Чумкину. Фю-ить, живо!
От такого беспардонного обращения Остап, конечно, обижается и ворчит, как медведь в берлоге, а Нине только того и надо. Остап жалуется, что у него опять разболелась язва желудка, а Нина смотрит на него сияющими глазами и улыбается.
Благодаря игривости ума и живости характера у Лизы с Ниной всегда имелся неисчерпаемый запас подобных развлечений. Поэтому они никогда не скучали. Да и другим скучать не давали.
Правда, некоторые ворчуны считали эти веселые проделки просто пакостями, а изобретательных проказниц называли стервами. Так или иначе, все это будировало людей и оживляло сонную атмосферу социалистического реализма на радио «Свобода». Иначе там и мухи позасыпали бы.
Незаметно подошел Новый год. По традиции большинство работников агитпропа встречали Новый год на бале-маскараде в клубе Аэрофлота, что на Ленинградском шоссе. Ну и начались всякие сборы и приготовления.
Монна Нина, как обычно, держала себя с кавалерами подчеркнуто строго. Зато Лиза со своим декольте вела себя как светская львица. Она не дожидалась, пока ее пригласят, а выбирала кавалеров сама. На этот раз она остановила свой выбор на Остапе и пригласила его встречать Новый год в качестве ее кавалера.
В глубине души Остапу хотелось отдохнуть от своей жены, чужих детей и нервных кошек. Кроме того, приглашение французской Лизы льстило его мужскому самолюбию.
– А Нина за нами не увяжется? – осторожно спросил он.
– Не-е-ет, – сладко пропела Лиза. – Мы пойдем вдвоем.
– Ну ладно, – согласился Остап.-Только чтоб без шухеру – В клубе Аэрофлота бал-маскарад был в полном разгаре, и все предвещало приятный вечер. В качестве маскарадного костюма Остап надел свой заветный фрак, символ красивой жизни, намотал на голову тюрбан из полотенца и выглядел как настоящий магараджа. Лиза оказалась настолько деловой, что даже заранее заказала отдельный столик. За соседним столиком сидел Борис Руднев в красной турецкой феске на голове и с какой-то девицей, замаскированной под таитянку с хулахула на шее.
Только Остап с Лизой сели за свой столик, как рядом, словно из-под земли, появилась Нина в бальном платье и с веселой улыбкой на лице. За руку она тащила своего кавалера, хорошенького, как херувимчик, мальчика лет пятнадцати, который испуганно моргал глазами. Не говоря ни слова, Нина уселась рядом с Лизой.
– Просьба занимать места согласно взятым билетам, – напомнил Остап.
– Это наши места, – фыркнула Няна, – Мы их давно заказали.
– Ага, опять ваши трюки, – мрачно сказал Остап.
Но подруги-соперницы уже щебетали, забыв обо всем на свете. Нинин кавалер, не зная, что ему делать, присел на кончик стула, спрятал руки между коленями и испуганно озирался по сторонам, словно ожидая, что сейчас к нему подойдет милиционер и выведет из зала как несовершеннолетнего.
Когда Остап заказал бутылку вина, бедный мальчик сжался и побледнел. Видно, он истратил все деньги на билеты, а о дальнейших расходах не подумал. В душе проклиная и Нину и ее кавалера, Остап, как джентльмен, налил четыре рюмки.
Пока он разливал вино, заиграла музыка, и Нина, забыв о своем кавалере, потащила Лизу танцевать. А Остап остался на положении беби-ситтера. Когда девицы вернулись, Остап надвинул свой тюрбан набекрень и хмуро заявил:
– Нина, вашему беби спать хочется. Да и мне это начинает надоедать…
– А вы станцуйте вдвоем, – посоветовала Нина. Между столами ходил фотограф, и Нина решила сфотографироваться.
– Только вы отодвиньтесь, – попросила она обоих кавалеров. – Чтобы не испортить фотографию.
Внучка сенатора уселась на стуле и сделала соблазнительную улыбку. А дочка синего кирасира стояла сзади, облокотившись о спинку стула и выставив ножку.
– Так снимались наши дедушки за креслом бабушки, – заметил Остап. – Нина, для полноты эффекта вам не хватает только усов и сабли.
Натанцевавшись и нафотографировавшись, веселые и разгоряченные Лиза с Ниной присели наконец отдохнуть. Нинин подкидыш сидел и не знал, зачем его сюда привели. А Остап наклонился к соседнему столику, где сидел Борис Руднев, и попросил:
– Слушай, Боря, можешь ты меня выручить? Подбрось меня с Лизой на твоей машине в клуб ДКА.
Получив согласие, Остап повернулся к Лизе, как недовольный магараджа:
– Вы тут, вижу, так склещились, что вас и водой не разольешь. Думаете, что вы хитрее всех? Но я все ваши трюки вижу насквозь – и даже глубже. Взяли меня на маскарад для собственной маскировки? Хотите на бал даром проканать? И выпить на халтуру?
Остап допил свою рюмку и кивнул на Нининого кавалера:
– И даже этого молокососа употребили. Да он, чтобы купить билеты, может, у отца последние деньги украл. Это называется растление малолетних.
– Что за хамство? – обиделась дочка кирасира. – Он выражается, как на воровском шалмане.
Магараджа нахлобучил свой тюрбан на глаза:
– Я в лагере таких, как вы, тысячи бачил. Вы что, меня за фрайера считаете? Третесь тут на сухую. Я за Лизу пенензы платил, так я ее и танцую. Из принципа! Поняли?
Магараджа встал и взял внучку сенатора за руку:
– Пошли!
– Куда?
– Туда, где нет Нины. – И он повел Лизу к выходу. Внучка сенатора попробовала было сопротивляться, но ее рука была зажата, как в медвежьем капкане. В отчаянии Лиза оглянулась за помощью к Нине. Дочка кирасира ухватила ее за другую руку и потащила в обратную сторону. У бедной Лизы захватило дух. Ей казалось, что вот-вот ее раздерут пополам.
– Этот уркаган сидел в лагере с проститутками! – в ярости кричала дщерь кирасира. – Так он теперь и с нами так обращается!
– Да вы хуже всяких проституток, – пыхтел магараджа. – Деньги берущие – и ничего не дающие.
Люди за соседними столиками с интересом наблюдали, как по залу шагает огромный детина в тюрбане и фраке и, как бурлак, волочит за собой растрепанную белокурую девицу, в которую, как рак в утопленника, вцепилась вторая девица.
– Гляньте, из-за Остапа две бабы подрались! – с завистью сказал Люся Шелапутин. – Эх, везет же людям.
Около гардероба Нина подняла крик, что Остап не имеет на Лизу никакого права. Остап вытащил из кармана билет и тряс им в воздухе. Нина кричала, что он шаромыжник, нахал, майданщик и жулик. Остап возмущенно распахнул свой фрак и, как горилла, стучал себя кулаком в грудь. Кругом начала собираться толпа любопытных. Не одеваясь, Остап взял Лизу на буксир и потащил ее к выходу.
Нина опять вцепилась в свою подругу-соперницу, пытаясь оторвать ее от Остапа. Так, в пылу сражения, все трое и вывалились на улицу в маскарадных костюмах. Но даже и морозный зимний воздух не охладил воинственный дух дщери кирасира.
– Я милицию позову! – кричала она.
Остап молча впихнул внучку сенатора на заднее сиденье белого ЗИЛа, за рулем которого сидел Борис Руднев, уселся сам и облегченно вздохнул:
– Фу-у-ух, поехали поскорей, а то Нина еще на крышу вскочит.
Однако, как только машина тронулась, Нина на ходу распахнула дверцу и вскочила рядом с Лизой. Обстановка была такая, что в машине вот-вот разгорится драка. Борис свернул с Ленинградского шоссе, и теперь они ехали по пустынному Петровскому парку. Дщерь кирасира неистовствовала и требовала:
– Борис, сейчас же остановите машину! Магараджа на всякий случай отодвинулся от Нины подальше и советовал:
– Борис, поезжай в милицию. Сдадим Нину в вытрезвитель.
– Остановите машину, – злобно шипела дщерь кирасира. – В последний раз говорю. А то…
Она яростно рванула ручку и приоткрыла дверцу машины. Дверца загребала воздух, и ехать так было нельзя.
– Знакомый номер, – пробасил магараджа. – Так делают все уличные девки, когда нужно драпануть из машины.
Видя, что Нина вот-вот или вцепится кому-нибудь в глаза, или вывалится из машины. Борис притормозил и сказал:
– Эй, закройте дверь.
Но Нина распахнула дверцу еще больше. Вслед за этим раздался треск стекла и металла. Дверца зацепилась за фонарный столб и беспомощно повисла на сорванных петлях. Борис съехал в сторону и остановил машину.
– А за такое вредительство уже бьют по мордасам, – мрачно сказал Остап.
– Так вам, хулиганам, и надо, прошипела Нина. – Чтобы знали, как обращаться с приличными барышнями. Ух, шпана подзаборная!
Пока Борис чертыхался и осматривал развороченный бок машины, она быстро выскочила и вытащила за собой Лизу. Опасаясь, что их действительно могут побить, подруги-соперницы бросились бежать. Магараджа высунулся из машины и плюнул им вслед:
– Тьфу, таких стервей нужно убивать при рождении! Вот как весело встречали Новый год некоторые сотрудники радио «Свобода». Потом Остап Оглоедов сидел и устало вздыхал:
– Эх, так вот и вся наша жизнь – маскарад, маскировка, маски…
Глава 10
Искушение святого Варфоломея
…Подлежите вы… страшному проклятию потомства в жизни настоящей – земной.
Из анафемы патриарха Тихона
Поскольку грешников всегда больше, чем святых, то и в доме чудес, где помещался спецпроект «Профсоюз святых и грешников», грешников тоже было больше, чем святых. Говорят, что одним из таких святых был Варфоломей Яковлевич Кукарача. Сам же он уверял, что он еще и великомученик, страстотерпец.
Днем Варфоломей исполнял в доме чудес обязанности художника-карикатуриста. И надо сказать, что художником он был талантливым, а жизнь его была довольно карикатурной. Ночи Варфоломей обычно посвящал алкоголю и напивался так, что, подражая зеленому змию, начинал ползать на четвереньках. В доме чудес так и говорили – варфоломеевские ночи.
Пил Варфоломей только водку. Нередко он выпивал и в рабочее время, уверяя, что водка дезинфицирует организм и помогает творческому процессу. И ему она действительно не мешала, а даже наоборот – карикатуры получались еще карикатурнее.
Когда от Варфоломея требовали сверхурочную или спешную работу, иногда всю ночь напролет, он ставил только одно условие – литр водки за казенный счет. Утром находили честно выполненную работу, пустую литровку и спящего Варфоломея. Вместо подписи он изображал на своих карикатурах в уголке маленькую бутылочку с надписью 40° и обгрызенный хвост селедки.
Хотя дом чудес и считался одним из объектов психологической войны, хотя и говорят, что это война психов, но чудики из дома чудес жили довольно тихо и мирно. А иногда даже и весело.
Этому веселью, конечно, значительно помогали всякие веселящие напитки. Поэтому, чтобы иметь выпивку под рукой, президент дома чудес Борис Руднев всегда держал у себя в столе две бутылки.
Одна бутылка была диковинной формы, похожая на противотанковую гранату, и с заманчивыми заграничными этикетками, где были изображены всякие благородные люди и где сообщалось, что в этом сосуде содержится настоящее старое шотландское виски, которое в свое время пил сам король Георг. Вторая же бутылка была из простого пузырчатого зеленого стекла и без всякой рекламы.
Президент не скрывал, что во второй бутылке самый обычный отечественный самогон. Первую бутылку этого самогона преподнес в подарок начальству бывший повар Васьки Сталина и похвастался этим в Недодёлкино. С тех пор каждый недоделок из Недодёлкино, приходя к своему начальнику, тащил за пазухой бутылку самогона, который в Недодёлкино варили под каждой крышей.
Однажды президент вынул обе бутылки, дал Варфоломею полюбоваться их видом, потом предложил понюхать содержимое:
– Выбирай, из какой налить.
– Ну, конечно, виски, – решил Варфоломей. – Сразу видно, что королевский налиток.
– Это только для хороших друзей, – сказал президент, щедро наливая из пузатой бутылки полный чайный стакан. Надо сказать, что другой посуды Варфоломей просто не знавал. Потом Борис нацедил себе маленькую рюмочку из плебейской бутылки.
– А ты что же это, самогон сосешь? – спросил художник.
– Из патриотических соображений, – объяснил президент. – Поскольку я лицо официальное, сам понимаешь… Варфоломей опрокинул свое виски в горло и крякнул:
– Ух, чистый огонь! Красота!
– Это виски еще крестоносцы пили, – сказал президент. – В одной руке меч, а в другой – фляжка с виски.
– Ну-ка, подлей еще немножко, – попросил Варфоломей.
– У тебя вкус как у короля Гейрга, – похвалил президент, подливая художнику виски и потихоньку потягивая свой самогон.
– А здорово ты самогон цедишь, – удивился Варфоломей.-Так даже я не могу. Его, проклятого, нужно пить так: закрыть глаза, зажать нос – и скорей в глотку. Да потом надо еще водой завить.
– Это у меня такая политика, – объяснил президент, – Чтобы не терять авторитета перед массами.
– Да, кто такую отраву пьет и не морщится, тот далеко пойдет, – сказал Варфоломей.
Сначала Борис хотел просто пошутить над Варфоломеем – и поменял содержимое бутылок. Но скоро слава о президентском виски разнеслась по всему дому чудес и дошла до ушей Сосия Исаевича Гильруда. Комиссар дома чудес пришел к своему президенту и тоже захотел попробовать виски короля Георга.
– М-м-м… поставщик двора Его Величества, – читал Сося по этикетке, нюхая шотландскую бутылку с русским самогоном, – М-м… а букет-то какой! И дымком припахивает. Все как полагается.
Хотя Сося считался знатоком тонких напитков, но и он стал жертвой формалистической рекламы. Попробовав рюмочку, он облизнулся и прищелкнул языком:
– М-да, королевский напиток! Для знатоков. Знаешь, как этот виски делается?
– Немножко, – сказал президент.
– Его варят из специального овса, – комиссар сделал губы бантиком. – В специальных глиняных горшках. А потом выдерживают в специальных дубовых бочках. Ну и всякие там секретики производства.
Но президент дома чудес прекрасно знал, что весь секрет этого самогона заключается в том, что его варят из отрубей и всяких отбросов, пользуясь вместо перегонного куба ржавыми бочками из-под бензина.
Эти эксперименты навели президента на счастливую мысль. Если нужно было избавиться от засидевшегося посетителя, Борис предлагал ему волшебный напиток короля Георга. Никто не мог отказаться от заманчивой бутылки. И никто не задерживался потом в кабинете больше пяти минут. Все бежали полоскать рот в уборную. Исключение составлял только один Варфоломей, который безболезненно переносил все, вплоть до денатурата и древесного спирта.
В доме чудес так привыкли ко всяким чудесам, что никто ничему не удивлялся и никто ничему не верил. Так, Варфоломей Яковлевич Кукарача уверял, что он родственник знаменитого графа Витте и что во время немецкой оккупации, когда он был в Киеве, немцы его за это чуть не повесили. А другие киевляне говорили, что они сами выручили его из гестапо, куда его посадили как полуеврея. Варфоломей же категорически отрицал свою еврейскую половину, говоря, что это злостная клевета.
– Ведь так, как я, пьют только русские! – говорил он. После окончания войны Варфоломей взял себе приемного ребенка-еврея, родителей которого гитлеровцы расстреляли в Бабьем Яру. Ну и говорили, что это голос крови. А Варфоломей говорил, что это из жалости. Так или иначе, все считали Варфоломея хорошим парнем.
В наказание за то, что он был под немецкой оккупацией, Варфоломея в Москве не прописывали. И вместо того чтобы жить вместе с Пастернаком в Переделкино, ему приходилось жить в Недоделкино. Вместе с другими неудачниками из московской богемы, которых так и называли – недоделки из Недоделкино.
Маленький и толстенький, с курчавыми рыжеватыми волосами и орлиным носом, Варфоломей уверял, что в молодости он брал призы по боксу и за прыжки в высоту. Кроме того, выпив, он любил прихвастнуть своим успехом у женщин. Но дома у него была жена Манечка и трое детей. Манечка была такая маленькая, тощая и замученная, словно она вечно голодает. А детишки были такие грязные и оборванные, словно у них нет ни отца ни матери.