Вчера приходит Даша, весёлая. Говорит, у нас ещё один дачник въехал. Финансовый аналитик. У него «Мазерати Гибли» и дом на Коста-дель-Соль, там сейчас жарко. Он будет жить в восьмой квартире, а осенью вернётся в Испанию. Приглашал в гости. Даша с аналитиком купались в море, разговорились, потом вместе шли домой.
Даша ужасно доверчивая. Не понимает, что соседи – это чужие, опасные люди. Среди них полно аферистов, жуликов, убийц и откровенных бухгалтеров. Некоторые не то что Борхеса, дядю Стёпу не читали. О чём с ними яичницу жарить? Встречу эту, из БМВ, скажу: послушайте, Жоржетта, дуйте в восьмую квартиру, там мазератти, версаче, аликанте и другие кодовые слова. Уезжайте, нам из-за вас лягушек не слышно.
Ограбление по-латышски
Оля живёт на тихой улице. У неё муж и дочка, хлопот с ними примерно одинаково. Есть также старая «тойота», символ скромности и простоты.
Однажды Оля не закрыла окно в машине. Подумала – пусть мужу будет прохладно, когда он куда-нибудь поедет. Ещё Оля оставила поющее радио и ключи в замке. Позаботилась. Муж аккуратно шнуровал кроссовки, потом долго выбирал сумочку. Копуха со значительным лицом собирался ехать по своим незначительным делам. Потом Оля видит в окно – он ходит, матерится в телефон. Машины нет. Как в песне – она его не дождалась.
Конечно, это был угон на извращённой сексуальной почве. Какой-то геронтофил позарился на Олино корыто. Затащил в кусты, сорвал скотч, скреплявший кузовные панели, и как-нибудь да надругался. Теперь угадайте, кого назначили виноватым. Долгое шнурование оказалось ни при чём. Виноват всегда тот, кто самый заботливый и… женщина.
* * *
Муж уехал на парадном «мерседесе», который раньше только в театр ездил. Оля пошла в магазин, представляя вечерние объяснения. Она скажет, что близких надо любить, а вещи использовать. И сделает пару замечаний насчёт шнурков и сумок. Супруг отметит её мудрость и преобразится.
* * *
Слегка сердитый муж тем временем ехал по делам. Видит – навстречу мчится их семейное корыто. За рулём чужая баба. Муж ловко развернулся, одной рукой погнался за преступницей, второй стал звонить в полицию. Дескать, преследую женскую банду, пришлите вертолёт. «Тойота» и «мерседес» как весёлые стрижи носились по району. Потом сразу пять полицейских машин окружили их, прижали к обочине. Весть о симпатичной преступной банде разнеслась по отделу угонов, все прибежали охранять закон.
Меж тем Оля дошла до магазина. А там настоящее кино – сирены, мигалки, движение перекрыто, спецназ тревожно смотрит вдаль. Молодая красивая дрянь висит на муже со словами:
– Да он мой знакомый! Попросил машину перегнать!
В других условиях Олю заинтересовал бы следователь. Его закатанные рукава, загар и пистолет просто толкали на преступление. Угнать что попало, потом сдаться – чем не сценарий выходного дня для женщины с активной жизненной позицией?
– Как зовут знакомого? – строго спросила Оля у девицы.
– Оскар! – ответила та и проиграла. Нельзя судить о человеке по шнуркам. Он на самом деле Саша.
Мошенница стала выкручиваться, назвалась сиротой. Машину, говорит, угнала от голода. Хотела купить еды, а на сдачу открыть какой-нибудь бизнес.
Тут прибежали папа угонщицы и мама. Как положено родителям, совершенно не вовремя. Вспотевшие, несчастные, с бутербродом. Много лет они старались, выращивали из милого ангелочка себе инфаркт. Говорят, хорошая девочка. Отбирая у отца сигареты, никогда не нагрубит и не ударит. В волейбол играет, учится в выпускном классе. Шла домой пьяная и угнала машину, немножко. Если можно, посадите её на трое суток. Родителям нужно время для побега. Полицейские отвечают – так нельзя. Трое суток для профилактики – слишком жестоко. Другое дело – пять лет за угон и пьяную езду без прав.
Пять лет – хороший срок. Выпускница полюбила бы образование, папа бы накурился, мама съездила в Египет.
Но Оля возмутилась. Сказала, никто никуда не сядет, отдайте заявление! При всей любви к корыту волейболистку жаль. Она же дура молодая – и всё.
Тут следователь с загорелым пистолетом бросает вскользь, обращаясь как бы к забору – если ущерб меньше трёхсот евро, тюрьма заменяется штрафом и несмываемым позором.
Оля посмотрела на «тойоту». И все посмотрели на «тойоту». Как скажешь другу, что он стоит двести девяносто девять? Человек умеет вдохнуть душу в любую железяку или тряпочку. Так же Бог когда-то помял кусок глины, дунул – получились мы. И хоть не за что нас любить, он всё равно любит. Так подумали все, кроме угонщицы. У неё от несмываемого позора голова разболелась.
Туфли непонятные
Маша дарит Ляле свою старую обувь. Ляля ворчит неблагодарно. Ей нравятся открытые, яркие фасоны «D’orsey» и «T-Strap». А Маша носит унылые, простоватые «Mary Janes» с тяжёлыми носами. Её пальцы, видите ли, недостаточно округлы и не параллельно уложены. Маша ботаник, у неё внутри компот из морали и правил приличия. Ей стыдно за формы некоторых фруктов, собственные волосы кажутся слишком белыми для математической олимпиады. И ещё она краснеет от слова «задница».
Мы пошли в обувной магазин исполнять любые прихоти. Маша выбрала ближайший к выходу ботинок. Он полностью её устроил. От босоножек отказалась, потому что пальцы. У Ляли другие ценности. Она нашла свадебный отдел и мгновенно его полюбила. Там всё в бриллиантах, перьях, всё воздушное, но не как десант, а как лебеди. Там можно стать принцессой без использования принцев. Сто евро – и ты в сказке.
Но реальный мир полон свинства. В этом отделе всё пошито на огромных каких-то кобыл. Кобылы не просто правят миром. Они угрожают сапожникам расправой или даже сексом. Поэтому свадебных туфель тридцать четвёртого размера не бывает. А на вырост не купят. Разве что Маше, которая вряд ли сносит, потому что ботаник. Ляля выбрала жемчужную туфлю с тонким ремешком и огромной кондитерской розой. Сестра только ресницами хлопала. Пришлось объяснять, насколько актуален этот цвет, а розы в принципе рулят. Если бы Маша повелась, туфли перешли бы по наследству к кому надо уже через пару лет. Как раз бы и ступня растопталась до свадебных пропорций. Но Маша назвала Лялю сумасшедшей и покраснела. Девочки поговорили о дизайне, закончив беседу словами «корова» и «дурра».
* * *
Элегантно вращая туфлю над головой, Ляля пошла прочь. Нет лучшего способа скрыть досаду, чем размахивать дорогой обувью. По небрежной походке и вертолётному свисту было понятно: никто вообще не расстроился. Мне представилось, как рвётся нежный ремешок. Как движением от бедра я оплачиваю разбитую витрину и потом хожу по дому в свадебных туфлях, которые одновременно и жмут, и спадают. Продавщице привиделось похожее. Только в её мечтах мы отказались платить, и она сама ковыляла в неисправной обуви. Хотя могла бы на те же деньги купить велосипед. Был небольшой шум, Лялю поймали, прелесть отобрали, нотацию прочли.
Скандал в магазине – бесчестье всему роду. Маша не могла поднять глаз. Ей казалось, сбежался весь универмаг. Все думают «позор» и «фу какая девочка». Она бы всё отдала за простое умение телепортироваться. Пользуясь её недееспособностью, я выбрал босоножки сам. Маша напялила их и пошла к выходу, как японский робот, наступая на всю ступню. Её неприличные пальцы торчали, но какая теперь разница.
* * *
Она ужасно неловкая. Другие девочки, я знаю, воруют у сестёр помаду и вечно укорачивают мини в бесконечном стремлении к совершенству. А у нас бабуля плакала украдкой, когда Маша таки надела платье. Я пытался развить в ней жеманство. Показывал на себе, как ходят модели, требовал повторить. Делал презрительное лицо, выпрямлял ногу и крутил задницей, ни в коем случае не произнося это слово. Конечно, Маше было за меня стыдно. Всё зря.
С другой стороны, моя сестра Ленка не кокетничала, но мужики всё равно дрались за неё на ножах. Многократно. Двоих зарезали, троих посадили, в том числе родного мужа. Исчисленная в раненых и отсидевших, Ленкина красота набирает пять баллов, рекорд станицы. Счастливой Ленка не выглядит.
Маша не провоцирует поножовщину. Она выучила названия туфель, как таблицу синусов. Ещё она читает Ремарка на немецком и решает задачи математических олимпиад. Такие, например:
На сельский праздник пришло двадцать пять человек: рыцари, крестьяне и девицы. Рыцари всегда говорят правду, крестьяне всегда врут, девицы то так, то эдак. На вопрос «ты рыцарь?» утвердительно ответили семнадцать человек. На вопрос «ты девица?» ответили «да» двенадцать человек. И восемь опрошенных назвали себя крестьянами.
Первый вопрос: Сколько на самом деле рыцарей?
Второй вопрос: Имеет ли право человек, решивший эту задачу за минуту (Маша), ходить любой походкой?
Как Лену минское КГБ ловило
Белорусским жандармам не хватает лоска. Пришли, звонят в домофон.
– Мы из КГБ. Откройте, пожалуйста.
Приличные спецслужбы не мяукают под дверью. Они пробивают стену стремительным джипом. Они всегда в белых рубашках, в их страшной темнице только кушетка, плётка и наручники. Они так арестуют, что не стыдно будет внукам рассказать. И подруги обзавидуются.
У хороших агентов всегда с собой чёрный шёлковый платок для завязывания глаз и верёвки для нежных плеч. Они шлёпают по попе за малейшую провинность. Самый строгий мучитель непременно ещё влюбится, перебьёт охрану и увезёт бедную жертву далеко-далеко. У него от бабушки осталась заброшенная хижина с видом на океан и отличной сантехникой. Идеальное место для двух беглецов. Они проведут там лето. Он будет заботливым и сероглазым, а она – с вечно растрёпанными волосами. А потом их выследит негодяй-полковник. Современное кино подробно описывает все эти традиции. Начнётся финальная драка со спецэффектами. Мужчины перебьют все люстры, диваны, кафель и сантехнику. Лишь убедившись, что на них смотрят, начнут шмалять друг в друга. Потом финал. Красиво пробитый в трёх местах, хороший агент собирается помереть. Он, в принципе, всем доволен, потому что любовь и бла-бла-бла. Последнее желание – закрыть глаза, лёжа головой в её коленях. И конечно, ей не жаль колен для такого перфоманса.
* * *
Досмотрев фантазии до конца, Лена попыталась оценить на глаз вероятность хижины с океаном. В мониторе домофона мёрзла пара белорусских лейтенантов, условные Вася и Петя. Ничто в них не предвещало сладких мук. Возможно, у них даже верёвки не было.
Тогда Лена спросила удостоверение. Мужчины предъявили бумажку, похожую разом и на документ, и на русско-польский разговорник. Лена спросила номер телефона, где ей доказали бы подлинность Васи и Пети. Позвонила.
– Алё?
– Ко мне пришли! Говорят, из КГБ! Пускать?
– Конечно пускайте!
И повесили трубку. И всё. Лейтенанты меж тем насупились. Погода им казалась холодной, Лена – туповатой. Угрожали войти так или иначе, но уже в куда более сердитом виде. Лена в ответ заметила, что пугать девушек неразумно. Если хочешь подружиться, заработай доверие добрыми словами или с помощью небольших подарков. У Васи и Пети наверняка нет девушек, раз они не знают элементарного. Чекисты ответили, что разумней было бы их сейчас не бесить. Лена сказала – это ещё кто кого бесит! И нажала «отбой».
Они снова позвонили. Диалог повторился с той лишь разницей, что в конце Лену назвали дурой. Она заплакала. Лейтенанты одумались, взялись её утешать, не забывая при этом уговаривать. Но теперь, подурневшая от слёз, она точно не собиралась открывать.
– Зачем вы вообще припёрлись! Обзываться? – спросила она.
– Ирина Петровна, вы прекрасно знаете, зачем мы припёрлись!
– Я не Ирина Петровна!
Было слышно, Вася и Петя подбирают синонимы к понятиям «нелепая ошибка» и «страшное недоразумение».
– А, простите, это какая квартира?
– Сорок три!
– У вас тут цифры… Но всё равно откройте. И приходите в сорок пятую. Будете понятой!
Вот так. Двадцать минут Лена в одиночку противостояла тоталитарному режиму. А теперь наручники, кушетка, негодяй-полковник, – всё уходило в сорок пятую, чья хозяйка – это все знали – воровала водку поездами и плевать хотела на демократию. Тут Лена совсем расстроилась, выключила связь и пошла в скайп, обсуждать со мной пропасть между жизнью и искусством.
Сантехник Нитунахин, кстати, на вопрос «кто там» всегда отвечает «ваше счастье, мадам!»
Чувствуете разницу?
Тюльпаны и хлеб
Мельхиседеку девять лет, и он уже вероломный подлец. Зимой дарил конфеты и бился головой о водосточную трубу в знак привязанности. Теперь весна, он перелетел на заднюю парту и оттуда плюётся. То ли Варкрафт так мозг разрушает, то ли в голове у мальчиков с рождения смородиновый кисель – непонятно.
Он был изгоем в классе. Обычное дело для человека, названного в честь дивана из Икеи. Дети обращались к нему, в основном, матерными словами. Ляля единственная выговаривала все буквы имени и поправляла окружающих. Вывела заморыша в люди, душу вложила, а в ответ прилетела жёваная бумага.
От расстройства купила булку с маком. У женщин целая таблица сластей и соответствующих им огорчений. Одна конфета равна лёгкой грусти от дождя в субботу. Новый кавалер лучшей подруги тянет на пирожок, хоть это и радость, формально. Потом идут пончики, крендели и рулеты. На вершине – торт «Наполеон». Крайнее средство, мощный препарат с тяжёлыми побочными эффектами. Применяется, если из мужа-рыбака выпала записка «Люблю, скучаю. Света». Даже сама Света, притворившаяся щукой на дне рыбацкого ящика, не покажется конём апокалипсиса, если вовремя принять «Наполеон».
* * *
Я бы с таким лечением давно выступал в цирке, в номере «восемь тонн сферического жира отвечают на вопросы публики». Мои
* * *
Возвращаемся в третий класс. Другой мальчик, Тима, подарил Ляле брелок в виде сердца с рубином. Только по ценнику и можно было догадаться, что это подделка. Гордый Мельхиседек потерял покой. У него не было рубинов, он придумал выкрасить Лялю золотой краской. Со спины, так скажем. Жест по-азиатски вычурный, но девчонкам нравятся дикие выходки.
Ляля в тот день прибежала довольная, чего-то говорила, я слушал вполуха. Ну разбили сердце, подарили другое, потом намазали что-то кому-то. Детская трескотня не должна мешать злиться на управдома Ларису Орлову, которая от нехватки сдобы в организме переродилась в фурию.