Василий Аксенов
К истории публикации
Первый номер журнала «Юность» вышел в июне 1955 года. Очень быстро стал нарастать поток авторов всех возрастов. Уже в 1955–1959 годах по отделу прозы были опубликованы произведения как широко известных писателей – Юрия Германа, Александра Довженко, Вениамина Каверина, Льва Кассиля, Валентина Катаева, Юрия Нагибина, Николая Носова, Анатолия Рыбакова, Николая Тихонова и других, – так и молодых, еще никому не известных.
Назовем некоторых дебютантов тех лет в хронологическом порядке публикаций. Анатолий Гладилин – 21 год; повесть «Хроника времен Виктора Подгурского». Евгений Шатько – 26 лет; рассказ «Разъездной инспектор Кашкина». Анатолий Кузнецов – 28 лет; повесть «Продолжение легенды». Владимир Амлинский – 22 года; рассказ «Станция первой любви». Анатолий Приставкин – 27 лет; рассказы «Трудное детство». Евгений Евтушенко – 25 лет; рассказ «Четвертая Мещанская». Назвали мы лишь тех, кто более тридцати лет назад не без робости входил в отдел прозы со своим «первым детищем». Молод был журнал, молоды были и они. Сегодня известно – из них выросли талантливые писатели.
Об одном из молодых прозаиков расскажем поподробнее.
В седьмом номере «Юности» за 1959 год лаконичная справка: «Автор рассказов „Наша Вера Ивановна“ и „Асфальтовые дороги“ – врач. Ему 26 лет. Печатается впервые».
Рассказы в редакцию автор сам не приносил и не присылал. Передал кто-то из его друзей. Рассказов было много. Подумалось, что автор не без способностей, и решили два рассказа показать главному редактору – тогда им был выдающийся советский писатель Валентин Катаев. Он полистал страницы машинописного текста, задумался, встал, снова сел. Хвалил Катаев нас редко, а тут вдруг сказал:
– Молодцы, ребята, нашли автора, он станет настоящим писателем. Замечательным.
Обрадованные, мы ожидающе смотрели на него. Почему он так решил? Неплохие рассказы, и все!
– Дальше читать не буду. Мне ясно. Он – писатель, умеет видеть, умеет блестяще выражать увиденное, – продолжал Валентин Петрович. – Перечитайте одну эту фразу, она говорит о многом: «Стоячая вода канала похожа на запыленную крышку рояля». Поняли? Сдавайте в набор.
С того седьмого номера «Юности» за 1959 год началась творческая биография Василия Аксенова.
Через несколько дней после выхода «Юности» с его рассказами Аксенов уезжал на военные сборы в Эстонию. Перед отъездом принес в отдел прозы толстую рукопись.
– Почитайте, пожалуйста, а я оттуда позвоню.
Называлась повесть «Рассыпанною цепью». В центре повествования выпускники медицинского института, будущие врачи, начало их самостоятельной работы, когда они после распределения «рассыпались» по стране. Но в трудную минуту жизни они снова вместе, слетаются со всех сторон, помогая тому, кто в этом особенно нуждается. Повесть заинтересовала увлекательным сюжетом, яркими образами героев, красочными деталями. Были у нас, конечно, и замечания, и пожелания. Когда Аксенов позвонил, ему сообщили, что на уровне отдела решение положительное, но, прежде чем показывать руководству, хотелось некоторой авторской доработки. Однотипны, к примеру, Карпов и Мошковский. Да и нужен ли образ Мошковского – он вторичен, иные его поступки и слова дублируют Карпова.
Через несколько дней Вася – так его уже звали в редакции – приехал в Москву. Он решил соединить образы Мошковского и Карпова в один. Получился полнокровный персонаж – доктор Владька Карпов. Два других – Саша Зеленин и Алеша Максимов доработок не требовали. Итак, три товарища! Вспомнилось название популярнейшей в те годы книги Ремарка. Но не повторять же его! И вообще «Рассыпанною цепью» неплохо, но хотелось бы более броское, более запоминающееся название.
Неожиданно в маленькую комнатку отдела прозы вошел Валентин Петрович. Повесть он еще не прочел, но много слышал о ней и доброжелательно заговорил с автором.
– Что задумались?! Говорят, все хорошо! А как называется? Кто герои?
Аксенов – он тогда еще был нерешителен и застенчив – тихо ответил:
– «Рассыпанною цепью», а герои – молодые врачи, три товарища.
– О, друзья мои! – воскликнул Катаев. – Русские врачи издавна называли друг друга «коллегами». Не дать ли такое название повести? «КОЛЛЕГИ» – звучит интеллигентно и ясно.
– «Коллеги», «Коллеги», – как бы про себя повторил Вася, – действительно, звучит.
В шестом и седьмом номерах «Юности» за 1960 год «Коллеги» увидели свет. Василий Аксенов сразу стал знаменитым. А вскоре он принес в «Юность» роман «Орел или решка?» о десятиклассниках. Острый, почти детективный сюжет, сочно выписанные образы, непростые взаимоотношения героев разных поколений. Жизнь современных подростков без всяких прикрас. В редакции читали взахлеб, отбирая друг у друга странички. Конечно же, немало нашлось и замечаний: что-то нуждалось в доработке, что-то в сокращениях, что-то в стилистической правке. Когда рукопись была готова к сдаче в производство, Аксенов смущенно признался:
– Когда я принес роман в редакцию, я одновременно показал его на киностудии и там...
– Что «там»? Мы уже в набор отправляем.
– Помните сцену в самом конце: Дима после гибели своего старшего брата Виктора приходит в их старый, полуразрушенный дом и ложится на чудом уцелевший подоконник. Дима знал, что Виктор любил лежать на подоконнике и смотреть в небо, усыпанное звездами. В финале есть такая фраза: «...ЭТО ТЕПЕРЬ МОЙ ЗВЕЗДНЫЙ БИЛЕТ». На киностудии роман дали читать Константину Михайловичу Симонову. Он прочел, все ему нравится, кроме названия. По его мнению «Орел или решка?» мелковато и кокетливо. Предлагает назвать роман «Звездный билет»...
Мы согласились с новым названием, но решили все-таки сохранить и «орла», и «решку» в названии первой части.
Итак, снова, уже третий год подряд, в летних номерах – шестом и седьмом – публиковались произведения Василия Аксенова, на этот раз роман «Звездный билет». Аксенов стал знаменитым не только на родине, но и за рубежом. В этом «помогли» и критики. Очень много писали: одни хвалили, другие нещадно ругали, но так или иначе в начале шестидесятых годов имена Аксенова и его «звездных мальчиков» не сходили со страниц газет и журналов.
А «Юность» продолжала печатать В. Аксенова: «Апельсины из Марокко» (1963), большой цикл «Новые рассказы» (1964), «Затоваренная бочкотара» (1968), «Любовь к электричеству» (1971).
«Любовь к электричеству» – историко-революционный, биографический роман-хроника о жизни и деятельности удивительного и сложного человека, одного из ближайших соратников Ленина – большевика Леонида Красина. Аксенов взялся за эту тему не случайно. Тот, кто прочитал в № 4 «Юности» интервью с Аксеновым, поймет, что поиски подлинной справедливости и живых ее носителей для него не пустые слова.
В начале 1973 года Василий Павлович предложил «Юности» новую юмористическую повесть с преувеличениями и воспоминаниями – «Золотая наша Железка». История подготовки ее к печати очень непростая. «Золотую нашу Железку», как и ранее «Затоваренную бочкотару», встретили в редакции по-разному. Нашлись яростные противники и яростные сторонники. Казалось, что победили вторые. Была сделана необходимая авторская и редакторская правка. Тогдашний главный редактор журнала Борис Николаевич Полевой писал из больницы редактору отдела прозы: «Дорогая Мария Лазаревна! Сегодня меня спустили с койки, и я хочу дописать письмо... Речь идет, конечно же, о великолепной, обожаемой Отделом „Железке“... Мне тоже хочется напечатать Аксенова. Может быть, не меньше, чем Вам...» И далее следует ряд советов автору и отделу. А заключает свое письмо Полевой так: «Это программа-максимум. Если хотите увидеть повесть напечатанной, реализуйте ее... А вообще-то взяться бы ему за ум, вернуться к временам великолепных „Коллег“, „Звездного билета“, „Апельсинов“... Всего Вам хорошего... Ваш Б. Полевой».
Аксенов многое учел и поправил. И написал предисловие, которое должно было облегчить восприятие повести:
«В этой повести, что сейчас ляжет перед Вами, дорогой читатель, автор пытается выразить то, о чем он думал в течение долгих уже лет. Поколение автора, поколение послевоенных мальчиков, сохранившее память об эвакуациях и блокадах, поколение юношей пятидесятых годов и молодых строителей шестидесятых, подошло сейчас к серьезному возрастному рубежу – сорокалетию, за которым начинается полоса других, может быть, самых ответственных лет. Юношеские очарования, увы, остались за кормой, но впереди нас ждут годы напряженного труда, продолжение поиска и новый поиск. Автору кажется, что нужно на миг остановиться, глубоко вздохнуть и наполнить легкие кислородом Родины и подумать, как мы прожили лучшую половину жизни и как будем жить другую половину, может быть, и не худшую. Книга эта и есть для автора такая остановка, такой вздох.
Возможно, главная черта нашего поколения – это преданность своему делу, полное страсти служение этому делу, более того – поклонение своему делу. Именно с этой преданностью и с этой страстью наше поколение поднимало целину, строило огромные сибирские электростанции и города науки, штурмовало космос. Да, ведь именно парни нашего поколения первыми покинули родную планету и первыми прикоснулись к другому небесному телу. Да, ведь Юрий Гагарин и Нил Армстронг – именно парни нашего поколения!
Конечно, поколение неоднородно, и рядом с одухотворенностью живет еще и бездуховность, дешевый снобизм, тщеславие... В столкновении духовности и бездуховности происходит размышление.
Автор избрал для повествования юмористическую канву, ибо считает, что рядом с юмором размышление выглядит строже...»
Планировали «Золотую нашу Железку» на шестой номер 1974 года. Но, увы, тогда она света не увидела.
Ныне мы рады предложить ее вниманию читателей.
Отдел прозы
Часть первая
С высоты 10 000 метров
О, если бы я только мог
Хотя отчасти,
Я написал бы восемь строк
О свойствах страсти.
Борис Пастернак
Для того, чтобы начать эту повесть, автору пришлось сильно потратиться, а именно купить самолетный билет от Москвы до Зимоярска. Затем ему пришлось встать ни свет ни заря, чтобы занять место в аэропорту Домодедово, в диспетчерской по транзиту.
Автору важно было разместить большую группу будущих героев, возвращающихся из летних отпусков, в одном самолете, чтобы раскрутить по всем правилам стройную экспозицию. Сейчас он приносит благодарность Аэрофлоту за то, что это удалось без особых трудов и при помощи самого незначительного авторского произвола. Насилие над героем всегда удручает людей нашей тоже гуманной профессии.
Итак, все прошло благополучно: герои умудрились встретиться в огромном порту и получить билеты на один рейс. Довольный автор уже собирался начать спокойное повествование от третьего лица, как вдруг заметил на трапе фигуру в кожаной крылатке, фигуру своего недавнего и неприятного знакомого – молодого «авангардиста» Мемозова, который за последние несколько лет умудрился пробить три бреши в его творческой цитадели. Более того, автору показалось, что сквозь бушующие на аэродромном ветру черные пряди сверкнул дьявольский зрачок Мемозова, а на бледном его лице мелькнула издевательская улыбка в его, автора, адрес.
Что влечет этого неприятного завсегдатая буфетной залы Общества Деятелей Искусств в далекое сибирское путешествие? Ведь не собирается же он в самом деле написать повесть о Железке?
Тягостное беспокойство на какое-то время охватило автора, но люки были уже задраены, пора начинать, и он смалодушничал, ухватился за испытанное оружие, за «я» и загудел как бы от лица старшего научного сотрудника Вадима Аполлинариевича Китоусова и в то же время как бы от себя.
Если вы ничего о Ней не знаете, вы можете Ее и не заметить с высоты полета транссибирского аэро. Может быть, ваш безучастный взгляд и отметит небольшую розоватую проплешину среди «зеленого моря тайги», но уж, во всяком случае, вы не прильнете к иллюминатору и не испытаете никаких чувств, если только вы вдруг не почувствуете ничего особенного, что не исключено. Если же вы не только знаете Ее, но и служите Ей уже многие годы, то есть если вы Ее любите, то вы, конечно же, влепитесь в иллюминатор задолго до приближения к Ней, чтобы как-нибудь не проглядеть, и будете волноваться, словно перед встречей с близким человеком или любимым животным, и разглядите все Ее составные пятнышки, камешки, прожилки, блестки, и, может быть, вам Она даже покажется не просто близкой, волнующей, но и красивой; может быть, даже с десятикилометровой высоты Она напомнит вам нечто нежное и беззащитное, с крылышками и тонким стержнем-тельцем, нечто вроде бабочки, эдакой терракотовой баттерфляй, изящной и непрочной, как иностранное произведение искусства. Вот она какова с высоты, наша Железка! Все уставились в окошки: Паша Слон и Наталья Слон, Ким Морзицер, Эрнест Морковников и сам Великий-Салазкин, и даже директор нашего торгового центра Крафаилов вместе с женою.
В десяти километрах от Железки, то есть за узенькой перемычкой «зеленого моря тайги», начиналась белоснежная геометрия нашего городка, но на нее-то как раз никто не обратил внимания. Все наши провожали взглядом уплывающую на запад Железку. Одна только моя жена Рита не смотрела в окно. Вот уже битый час она была занята беседой с новым самолетным знакомым Мемозовым. Вообразите, бука Рита вместо обычного своего сигаретного презрительного и «тианственного», именно тианственного, а не таинственного молчания оживленно беседует с чужим мужчиной, кивает ему головой, понимающе улыбается ртом, вырабатывает целые периоды устной речи да еще подрабатывает милой ручкой – поясняет сказанное пленительным жестом, и даже ее неизменная сигаретка весело участвует в диалоге. Чем же ее так расшевелил Мемозов?
Познакомились на свою голову. Ты, Рита, не видишь рядом серьезной драматической натуры, а верхогляды, оказывается, тебе по душе. Ты, Рита, даже не повернула свою нефертитскую головку, даже не скосила продолговатый свой «тианственный» глаз, ты равнодушно пролетела над нашей Железкой, в недрах которой десятилетие назад ты, глупая Рита, помнишь ли, звездочка моя вечерняя...
Десятилетие назад
С диким топотом, словно стадо африканских слонов, неслись по синхрофазотрону мои нейтроны, а я, новичок, еще не кандидат, а лишь романтик тайных физических наук, стоял, прижавшись молодым ухом к вороненой броне, и пытался сквозь этот грубый беспардонный батальонный топот уловить шорохи истинного микромира.
– Мотри, начальник, вухо обморозишь, – ласково сказал мне бесшумно подошедший сзади ночной сторож. – Усе гении давно пиво дуют в «Дабль-фью», а етот усе на стреме. В твои года я девчат шелушил, а не частицы считал. Подвижники изнемогли от дум, а тайны тоже сушат мудрый ум.
Он снисходительно смазал меня слегка по шее и косолапо удалился в пятый тоннель, а я снисходительно хмыкнул ему вслед и мимолетно удивился человеческому невежеству. Здесь, под моим ухом, за жалким трехметровым слоем вороненой брони шуршат титанические процессы, а этот – о пиве, о девчатах... Даже рубаями рубит! Вот они, полюсы человеческого интеллекта: один сидит под яблоней, развлекает свою нервную систему мыслями о законах тяготения, другой – проникает в глубину соблазнительного фрукта, рвет пытливыми зубами умопомрачительное сцепление молекул. Однако, пардон, пардон, откуда этот типус Хайяма знает?
Все! Зажглась лампа – мое время кончилось. Я вытащил кассеты и куда-то поплелся по огромному, пустому зданию. Теперь вместо топота нейтронов слышались только мои шаркающие шаги, да еще где-то в юго-западном секторе зацокали каблучки: это вступал на арену новый гладиатор – наша аспиранточка Наталья Слон.
В устье шестого тоннеля я обнаружил еще одну живую душу: девчонку-сатураторщицу. Она сидела на железном шестке и читала книгу. «Дым в глаза», как сейчас помню. Не отрываясь от захватывающего чтения, сокровенно улыбаясь шалостям молодого в те дни Гладилина, она нажала что-то нужное и подтолкнула ко мне пузырящийся стакан.