Приезжаем. Уже полпервого. Буераки, сугробы, степь, метель, лес. Край света! И какая-то двухэтажная стекляшка, огни уже гасит. Ресторан, значит, «Казбек». В ночи кромешной.
Стучим, колотим, кричим – открывают:
– К Юре! Юра ждет!
Идем через пустой темный зал в буфетный закуток. Буфетчику Юре лет сорок, и зачес на лбу. Рассыпается он мелким бесом и предлагает выпить чего угодно. Боря-курсант спросил рюмочку коньячку и получил фужер. А я сдуру захотел десертной «Улыбки» – и тоже налил фужер сверху на коктейли и водку.
В зале, с краю, подождали мы его за столиком, выпили по второму фужеру. Время – уже незаметно летит. Юра выходит – с двумя огромными корзинами, покрытыми салфетками. Продукты и алкоголь крадет, значит.
Сели в какую-то машину, и поехали уже вообще не знаю куда – ну вообще на край света.
Там дом стоит на краю микрорайона, а дальше – снежная ночная пустыня.
Заходим. Квартирка однокомнатная, паркет, хрусталь, полированная мебель, люстра. И обратил я еще внимание, что в углу в комнате трюмо, и масса кремов на нем, а Юра (буфетчик) говорил, что неженат и живет один. Но – пьяный человек ведь не отдает себе отчета в том, что видит. Ну, трюмо и трюмо.
Боря-врач с моим Борей-курсантом стали в комнате книги смотреть. А я по своей привычке пошел помогать хозяину – готовить еду на кухне.
Кидает он на сковородки огромные стейки, вываливает в вазочки салаты; мне, между делом, наливает водочки и бутерброд намазывает – а водочка «Посольская», я о ней только слышал, а икорка на бутерброде черненькая. Во, думаю, капитально все же живут эти буфетчики! И ведь не «Метрополь» – какая-то паршивая стекляшка на окраине.
И тут этот буфетчик небрежно так, между делом, дружеским и светским тоном спрашивает:
– А Боря – ваш любовник?
Икорка моя прилипает к языку, а водочка в пищеводе думает, в какую сторону двигаться.
– Н-нет… – отвечаю.
– А что же? – любезно интересуется Юра-буфетчик, переворачивая шкворчащую картошечку-фри.
– А-а… просто так, – говорю я глупо.
И он наставительно так произносит, трогая меня за локоть по-свойски:
– Просто так, мой милый, ничего в жизни не бывает.
Тут-то я и протрезвел. Весь мой алкоголь в крови расщепился, комната стала устойчивой, предметы – четкими. И понял я, что мне хана.
Денег – ни копейки. Где я – не представляю. Время – два ночи. Выпито не столько много, сколько неграмотно: косой. И два явных педа в квартире. Словно пелена с глаз спала: вот их ласковые взгляды, и хлебосольство, и зазывания. Увяз коготок, береги, птичка, попку. О господи!… Да нет: до фига выпито и намешано!
Тут-то я хорошо понял несчастных девочек: неназойливо познакомились, дружески без значения угостили, заговорили, заинтересовали, закомплиментили, незаметно споили и привезли в запертую хату черт знает куда, и бежать некуда, и драть будут однозначно. И отговариваться нечем, и не девственница я, и месячных нет, и совершеннолетний давно, и не замужем, и сам пил-ел, и сам сюда ехал. Так чего теперь?!
Когда-то все пацаны играли в «ножички». А позже в гарнизоне майор, инструктор по рукопашному бою, учил нас, пацанов, от скуки, некоторым примочкам с ножами. А ножи здесь у Юры что надо: набор над столиком.
Взял я как бы в задумчивости нож поухватистей, повертел в пальцах лезвием туда-сюда, повыпендривался пассами как бы со злобной угрозой.
– Ничо перышко, – говорю и улыбаюсь, и заточку пробую. – Сам точил?
Посмотрел он на меня внимательно, забрал нож и повесил на место.
А я спрашиваю:
– Что это ты ко мне спиной боишься повернуться?
И понимаю ход его мысли: а ведь привез ночью неизвестно кого, вот замочит его с другом, грабанет хату – и хрен кого найдут. Ему-то меня мочить ни к чему, он-то меня просто использовать хочет. И стало мне легче.
Но чувствую – в тепле хватит меня минут на двадцать, от силы тридцать. А потом сломаюсь – все, поздно, перепил. Иду в туалет пугать ихтиандра – фиг: голодный организм все уже усвоил и отдавать не собирается.
И понимаю по Юриному взгляду, что он тоже все понимает, и срок моей дееспособности ему понятен. Опыт. Буфетчик.
Ну, думаю, теперь главное – чтоб дальше не споили. И – споили.
Меня спасла бедность. Все мое имущество было на мне. В имущество входили японские нейлоновые плавки. Такие недавно в моде были нейлоновые тесные цветные трусы со шнуровкой вместо резинки. Спереди шнуровка, как на корсете.
Последним сознательным усилием я пошел в ванную, затянул шнуровку намертво и завязал всеми мыслимыми узлами. И намочил узлы водой. Все. Пояс верности.
Когда вращение стен стало достигать скорости волчка, я садистки забрался с ботинками на хозяйскую двуспальную кровать, покрытую белым девичьим пикейным покрывалом, потоптался на этом покрывале, как собака, которая крутится перед тем, как улечься, и упал мордой книзу. Мордой книзу – это обязательное последнее действие. Чтоб если что – был свободный выход угощению, нам позорно захлебнувшиеся не нужны.
Дальше – блицы. Харч бьет вбок подушки на паркет, как из рога изобилия, а злой буфетчик ловит струю в хрустальную вазу, а я специально целюсь мимо вазы.
И блицы: темнота, тишина, я в одних плавках, и неженская рука пытается их снимать, и я говорю трезво:
– Убью на хрен! -
И рука убирается, и шепот успокаивает:
– Все-все-все, спим…
И все по новой. И так до утра.
Ниппон банзай! Плавки меня спасли. Хрен гомосекам, а не мою невинность! Боже, какая мерзость…
Похмелья не было. Мой адреналин выжег весь алкоголь.
Юра построил яичницу и налил водки.
А вот Боря-врач смотрел сытым котом. А Боря-курсант был оживлен и хихикал чаще обычного. Они ночевали на полу, на тюфячке под дубленками. Память подала звуковые искры: вздох, хрюк, чмок, ойк. Хрен их знает.
Я его с вечера предупредил, когда усек:
– Боб, они голубые, без вариантов!
– Я тоже понял, – говорит он. – Ложимся с тобой вдвоем на полу.
– Спина к спине, лицом наружу.
– Полезут – хватай за яйца и отрывай на хрен.
– Или болт отламывать!
– А давай их самих споим на хрен!
– Хорошая идея. И трахнем! Ха-ха-ха!
А дальше – покоился милый прах до радостного утра, петухи-петухи, не тревожьте солдат. Нам бы день простоять да ночь продержаться.
– Ваше здоровье, – пожелал я сочувственно за завтраком. – Мы не в курсе были, понимаете.
– Ничего, – любезно извинил Юра.
В ванной я срезал свои узлы и остатками шнурка связал плавки за две дырочки.
– Где ты обзавелся таким, э, нетипичным бельем? – осведомился Юра в комнате, втирая в лицо кремы из всех баночек по очереди.
– В магазине, – пожал я плечами.
– Сознаюсь тебе – если бы этот магазин взорвали, я был бы не в претензии, – сказал Юра.
– Это японские, – сказал я.
– Ну конечно, – кивнул Юра. – Самураи разрезают их вместе с животом. Твое счастье, что я не японец.
– А твое – что я не армянин.
– Отчего же? – поднял он выщипанные бровки. – Это было бы мило.
А Боря-врач рассказал душераздирающую драму, как Юра, отдыхая на юге, полюбил мальчика. А мальчик был из Сибири. Юра дал взятку в техникуме общественного питания, и мальчик стал студентом в Ленинграде. Потом Юра купил ему прописку. Потом – комнату. Рубашки и костюмы. Мальчик надел лучший костюм, лучшую рубашку, привел в комнату девочку из своего же техникума и женился на ней. Но женился, сука, не раньше, чем Юра сделал ему белый билет, чтоб не попасть в армию. Узнав о свадьбе, Юра долго лечился от запоя и депрессии.
– Вот все вы так, сволочи, – горько заключил Боря. – Делай вам добро, делай, а вы потом женитесь.
Мне стало жалко добрых и страдающих гомосексуалистов.
– Вот я сам женат на старой суке, – вернулся Боря к вчерашней теме. Закурил и опечалился над своей недоеденной яичницей. – Ну скажи мне – чего в них хорошего? Щель да кости, и дурь в голове.
– Боря, – сказал я. – Моему заднему проходу физически дискомфортна мысль о чужом половом члене.
– Почему же чужом? – возразил из комнаты Юра.
– А с женщинами ты так никогда не жил? – спросил Боря.
– Нет!
– Зря. Попробуй. Ей понравится. Тебе тоже. Так какая разница?
– Я лесбиян, – сказал Боря-курсант. – Мне нравятся бабы.
– Извращенцы вы, – сказал Боря-врач.
А утро было солнечное, морозные узоры горели на стеклах, у нас еще было десять копеек на автобус, и мы долго тряслись от конечной остановки до окраинного метро, пока пришли в себя.
– В рот больше не возьму! – с чувством пообещал Боря-мой.
– Уточни – ты о чем?
Мы так гоготали, что милиционер не хотел пускать нас на эскалатор под причиной пьянства.
С тех пор, если мне предлагают выпить, я сразу предупреждаю, что я не гомосексуалист. Обычно обижаются. Потому что их, видимо, никто не имел. Может, потому что уроды?…
МАЛЕНЬКАЯ ПАПКА. Салатовая с оранжевыми тесемками. Сбоку
Мальчик-с-Пальчик
Мой маленький друг! Ты, наверное, знаешь, что слово «писька» говорить нехорошо. Воспитанные, хорошие дети так никогда не говорят.
Когда ты вырастешь большой, ты узнаешь, что есть замечательный советский ученый Игорь Семенович Кон. Ученый профессор Кон объясняет в своих замечательных книгах, что надо говорить «половой член», или просто коротко «пенис». Это одно и то же. Так должны говорить мальчики. А девочки должны говорить «влагалище», или «вагина». Это обычные культурные слова, и все хорошие дети должны их произносить.
Так вот. Жил-был один нехороший мальчик. Он всем показывал свой пенис. И товарищам во дворе, и девочкам, и мальчикам, и воспитательнице в детском саду, и папе с мамой показывал, хотя уж они, конечно, не могли увидеть ничего нового. Ведь они его сами родили и воспитали с таким пенисом.
И еще он на всех его клал. И на товарищей клал, и на воспитательницу, и на папу с мамой. Подойдет и положит. Его за это, конечно, наказывали, а он все равно на все его клал.
И вот однажды он положил его на милиционера, так он расхулиганился. Милиционер засвистел в свисток, достал пистолет и отвел плохого мальчика в милицию.
Начальник милиции сказал:
– Ну надо же, какой плохой мальчик! Такой маленький – и уже на всех кладет. Посадим-ка мы его в тюрьму!
– Я и на тюрьму его клал! – невоспитанно сказал плохой мальчик.
А рядом в милиции сидел дрессировщик. Его посадили в милицию за то, что в цирке его тигр случайно съел пьяного хулигана. Тигры в цирке, как ты знаешь, добрые. А пьяные хулиганы – если ты еще не знаешь, то запомни это хорошенько! – пьяные хулиганы очень плохие. Но закон и Конституция запрещают тиграм их есть.
А. почему тигр съел пьяного хулигана? Потому что он положил свой пенис на барьер цирка прямо на представлении. А этого ни один тигр, даже самый добрый, стерпеть не может. И он съел его вместе с пенисом, вот какое дело.
И дрессировщик сказал:
– Если этот мальчик кладет даже на тюрьму, не надо его туда сажать. А то тюрьма рухнет, и некуда будет сажать преступников. Отдайте лучше этого плохого мальчика мне вместе с его нахальным пенисом. Пусть он в цирке кладет его на тигра, а тигр его съест.
Тут мальчик приуныл. На тигра не очень-то положишь, у него зубы вон какие!
И суд вынес приговор: отдать мальчика дрессировщику.
И вот началось представление! Цирк был полон, прожекторы светили, оркестр играл, акробаты кувыркались, а клоун смешил публику; и все аплодировали.
А потом оркестр заиграл туш, барабаны забили дробь, тигр в клетке зарычал, нервные женщины вскрикнули! И два служителя на цепи вывели упирающегося мальчика.
Дрессировщик дал ему конфету. Мальчик достал свой нехороший, причем маленький, пенис и положил на тигра.
Тигр очень удивился. Это был уже старый цирковой тигр, и за всю жизнь на него никто не клал.
Сначала тигр взял свой собственный пенис – и, в свою очередь, положил его на мальчика.
В цирке началась овация. Женщины и любители природы кричали «Браво!» и «Бис!».
Если ты раньше этого не знал – у всех животных тоже есть пенисы. Ими они размножаются в природе. Но не надо думать, что чем больше пенис – тем лучше размножение! Дети, которые думают так, очень ошибаются. Размер пениса не играет роли для размера размножения. Самый большой пенис у слона – размером с собаку. Но собака может размножаться два раза в год по шесть щенков, а слон со своим огромным пенисом вынашивает одного слоненка полтора года. А у комара пенис такой крохотный, что без увеличительного стекла и рассмотреть невозможно – и этой крошечкой комар дает такие тучи комаров, что надо применять специальные средства, чтоб сдохли комары вместе с их пенисами.
Тигр – умное животное с большой головой, поэтому он убрал свой пенис первым. Не надо думать, что если тигр полосатый, то пенис у него тоже полосатый, как жезл милиционера. Пенис у него обычный, только большой. И если тигр на кого кладет – тому мало не покажется.
А потом тигр, удивленный нахальством мальчика, понюхал его безобразный пенис и, по кошачьей привычке, лизнул его.
Дети, мальчики и девочки! Запомните на всю жизнь – лизать пенис очень, очень плохо! Так делать нельзя ни в коем случае. Иначе может выйти вот что:
Если тебя когда-нибудь лизала кошка (не в пенис, конечно, а, например, в палец или в нос), ты заметил, что язычок у нее шершавый. А тигр – это огромная кошка, и язык у него шершавый, как наждак.
Вы видели когда-нибудь, как столяр водит наждаком тто дереву? А теперь представьте себе, если столяр проведет наждаком по пенису. Такие случаи бывали с нехорошими пьяными столярами, и их сразу доставляли в больницу с обструганными пенисами – все равно что карандаш после точилки.
Огромный тигр буквально слизнул маленький пенис, как будто бы это было крошечное эскимо. И наш скверный мальчик остался вообще без пениса.
А жить без пениса нелегко. Ни тебе пописать, ни тебе вообще. И дети во дворе дразнятся. (Мальчика после этого отпустили из цирка. Зачем он нужен дрессировщику без пениса? В цирке заведено так: нет пениса – нет работы.)
Мальчик стал хорошо себя вести. Он никому не показывал и ни на кого больше не клал, потому что было нечего. Он даже стал думать, что воспитанные люди никому не показывают и ни на кого не кладут, потому что у них просто нету пенисов. Как мы видим, он перепутал воспитанностъ с кастрацией. Хотя, конечно, одно другому способствует.
Поскольку заняться ему было больше нечем, он пошел в первый класс и стал отличником. Учителя не могли нарадоваться на примерного мальчика, а сам мальчик всегда был печальный.
И вот он вырос, и с золотой медалью окончил школу, и стали его брать в армию. И на медицинской комиссии оказалось, что у него нет пениса!
А без пениса, мой маленький дружок, солдатом стать нельзя. Все спросят: что это за такой солдат без пениса? Пенис – вещь такая, он солдату всегда пригодится. То-се, котелок повесить, портянку высушить, гранату привязать, дырку для стрельбы пробить в стене. А нападет враг – солдат покажет врагу пенис, враг испугается и убежит. Или сдастся в плен.
Солдатский пенис – закаленный, испытанный, проверенный в бою. К нему и орден привинтить можно.
Тем временем мальчик стал взрослым юношей, и пришла ему пора жениться. А жениться, мой маленький дружок, без пениса никак невозможно. Вот пока ты не женился – от пениса тебе одни хлопоты. То он встанет не вовремя, то писать хочет, то схватит за него кто-нибудь. А как женился – он тебе необходим для исполнения супружеского долга.
Супружеский долг заключается в размножении детей. А для размножения нужно совершить половой акт. Акт заключается в том, что пенис вставляется в вагину, которая у девочек между ног, но не всем девочкам, а только собственной жене, запомни это хорошенько! А если вставлять его всем девочкам, то могут посадить в тюрьму.
Глупый мальчик не знал этого всего и женился. А вставлять-то и нечего!