– Мне ватка не нужна, я не женщина.
– Тебе ватка нужна, ты врач!
– У меня она и есть.
– A y них и нет. Что им твоим лимонным соком пропитывать? Лимонад? А лимоны здесь откуда? В Китае тебе только лекции читать! Засунуть каждой китаянке во влагалище по лимону, и решить навсегда проблему перенаселения Китая! Езжай туда – станешь главным гинекологом страны. Жаль Мао год как не дожил до твоего гениального открытия, он бы тебя наградил!
– Ты недалек от истины. Но зря считаешь меня дураком. Я им и сказал: нет ватки – применяйте подручные средства. Тряпочку, ветошку, чистенько все, прокипятить. Или ниток нащипать из тряпочки – получится корпия. Корпию еще Наташа Ростова в двенадцатом году щипала!
– Щипать щипала, а во влагалище не вкладывала!
И Зеленкин ущипнул Дручкина весьма сильно за ляжку.
– Прими руки! Сношаться захочешь – будешь щипать! И вкладывать! И пропитывать лимонным соком! А лимоны бывают, я сам в сельмаге накануне видел, а то бы не говорил! Или за ними в город можно съездить, там часто бывают! Как чай с лимоном пить – так есть, а как во влагалище вложить – так сразу трудности снабжения, видите ли! Привыкли только жаловаться!
Дручкин обиженно махнул рукой и отвернулся.
Зеленкин вздохнул, снова посмотрел на часы, поднялся на крылечко и забарабанил в дощатую дверь:
– Сергевна! Сергевна! Ну где ты там спишь, когда доктор тебя требует?!
Санитарка явилась поспешно, елозя и шаркая распухшими ногами в стоптанных калошах:
– Чегой вам?
– Спирту принеси! – хирургическим голосом скомандовал Зеленкин, протягивая пузырек. – Нам необходимо руки продезинфицировать перед продолжением осмотра. Да смотри, денатурат не бери, лей чистый! И воды в стакане, пить хочется, устали мы за утро, народу много.
Протянув другу выпивку, он спросил примирительно:
– Ну ладно, так что там у тебя было на приеме с лимоном?
Дручкин выпил, крякнул и рассмеялся:
– Что-что… как у твоих китаянок. Является враскоряку здоровенная бабища и жалуется как-то неопределенно. И все на лекцию напирает – мол, ей последовала. Кладу я ее в кресло, а она басит: «Ну, вынимай теперь, охальник, прислали тут докторов на наши головы!…» Смотрю – a y нее там целиком лимон запихнут!
– Ха-ха-ха-ха! – закатился Зеленкин.
– Гы-гы-гы! – вторил Дручкин.
– Лимон!… в!… в!… в нее!…
– Гы-кх! Хе-хе!Ох-хх!… Именно. Я им что? Пропитать соком и шейку матки закрыть. А она что? Лимон – давай лимон! Я спрашиваю: милая, зачем же вы так поступили? А она: я женщина крупная, ну и, чтоб для надежности, решила целый лимон. Ну, чем больше – тем лучше, значит.
– Пусть тебе спасибо скажет. Выросло бы у нее лимонное деревце между ног. И плодоносило, на радость соседям. Кстати – это же готовая кандидатская!
– Тебе все – кандидатская. А мне – головная боль. Она говорит: стала доставать – а он не лезет. Склизкий, говорит, ты понял?
– Она бы еще туда ежа против шерсти запихала – был бы не склизкий.
– Ты смеешься, а лимон в самом деле не извлекается! Смотрю – а он весь раскурочен!… Вы что, спрашиваю, курей им кормили, что он такой расклеванный?
– Гениально! Курей – лимоном из влагалища! Это же готовая кандидатская.
– А она говорит: уж я спицей его, и крючком для вязания, и ложкой, и поварешкой…
– Поварешкой?!
– Ты бы ее видел! Хорошо, что она экскаватор не вызвала. А потом, говорит, муж стал его штопором доставать.
– Ну и что?
– Что. Сломал штопор.
– Об лимон? Или влагалище такое твердое?
– Нет, об дверь.
– Не понял. Он лимон из влагалища через дверь доставал?
– Нет. Он штопор об дверь кинул со злости, что лимон зря потратили.
– Так как ты его достал?
– Как-как. Так же, как аборты делают, тоже мне задача. Ты что, никогда аборт не делал?
– Себе?
– Ты больше не пей. И солнце тебе на голову печет.
– Нет, сбор лимонов в абортарии – это же новое слово в науке! Это готовая кандидатская. Кстати, а что ты сделал с лимоном?
– А чай ты вчера с чем пил? Перестань блевать, что больные подумают! Я пошутил.
– Ты так больше не шути, – попросил Зеленкин, отирая рот.
– Я его главврачу в чай положил. Теперь уже хохотали оба.
– А вообще здесь – золотое дно, – мечтательно вздохнул Зеленкин. – Я вчера еще десять рублей заработал, сегодня пьем.
– На чем? – ревниво поинтересовался коллега.
– А приходит милая такая девочка. Замуж выходит. А муж хочет только девственницу. А она через себя полдеревни пропустила. Рыдает! А делов-то. Обколол новокаином, иссек лоскутки, наложил одиннадцать швов. Через две недели будет девственнее девы Марии.
– Но… это же готовая кандидатская! – вскричал возбужденно теперь уже Дручкин.
– Совсем ты тундра. Эта, с позволения сказать, операция стоит в клинике на бульваре Профсоюзов семьдесят рублей. Просто не афишируется. Из этических сображений. Чтоб женихов не травмировать. А то б очередь была лет на триста.
– Почему же ты взял всего десять?
– У нее было вообще два. Еще восемь обещала сегодня вечером принести.
– А если обманет?
– Швы не сниму. Как он сунет свой жениховский член в эти нейлоновые колючки – гроб ей будет брачной постелью. Куда она денется. Узнает ее благоверный, как любить Мэрлин Монро сквозь колючую проволоку! Дручкин пригорюнился.
– Боже мой. Вот мы с тобой, два молодых талантливых врача. Что мы делаем в этой дыре? Зачем здесь гнием?
– Что за настроения? И почему гнием? Через неделю – конец практики! И – обратно в город, до окончания института осталось всего ничего, а там – у нас же готовые кандидатские! Материала-то сколько собрали! Выше нос, старик, весь мир принадлежит гинекологам!
– Когда я вижу женщину в кресле с разведенными ногами, я прежде всего хочу обладать ею!
– С возрастом это пройдет. Купи гинекологическое кресло, поставь в спальне, пять актов за ночь – и утром ты будешь смотреть на женщину, как токарь на станок.
В амбулатории раздался шум и гам, крики, что-то упало. Из двери показалась перепуганная санитарка:
– Давайте скорее! Там это! Мужика с фермы привезли!
– Ну, и чего ему на ферме не сиделось?
– Именно что не сиделось! Там новый аппарат для электродойки привезли.
– Ну, и пусть им это, именно – электродоят. Мы не дояры, мы врачи.
– Дак он и стал электродоить.
– Высоких ему надоев!
– Откуда же высоких?
– Коров кормить надо, Сергевна, а не врачей по пустякам беспокоить.
– Так не пустяки. Он уже синий и не дышит.
– Что?!
Они бросились в амбулаторию.
Мужичонка в задранном желто-сером халате лежал на носилках. Рядом стоял компактный ящик, сверкающий никелем и облепленный табличками на английском языке. От аппарата тянулись четыре шланга, заканчивающиеся резиновыми колпачками в форме коровьих сосков. Они ритмично пульсировали.
– Идиот! – простонал Зеленкин.
Один из колпачков был надет на член мужичка. Три остальные с хлюпаньем втягивали воздух. Сгрудившиеся вокруг люди внимательно смотрели.
– Электричество отключите! – закричал Дручкин.
– Отключили. Так он теперь на аккумуляторах работает, – тихо ответили из толпы.
– Так аккумулятор отключите!
– Так не отключается…
Зеленкин отчаянно дергал мужика за шланг. Мужик дергался следом и падал обратно: шланг не отдирался, колпачок присосался намертво.
– Скальпель! – заорал Зеленкин.
В толпе послышались испуганные возгласы.
– Доктор, может не надо сразу резать-то?…
– Скальпель!!!
Дручкин лихорадочно щелкал переключателями элетродоильника. Зеленкин пытался пилить скальпелем шланг, но прочная металлическая оплетка тупила хирургическую сталь.
– «До надоя в десять литров аппарат не прекращает работу ни при каких условиях», – перевел Дручкин надпись на красной табличке в центре ящика.
Толпа охнула.
– Кранты Егорову…
– Кувалду!!! – орал Зеленкин. – Бегом!!!
Молитвенно произнеся сакраментальную формулу «… твою мать», он грохнул тяжким молотом по аппарату. Брызнул пластик, полетели никелевые детальки, шланги бессильно опали. Универсальный способ решения всех проблем сработал и на этот раз.
– Шприц! Адреналин! – суетился Дручкин.
Через полчаса Зеленкин спросил ожившего мужика:
– Дядя, зачем ты это сделал? Жить надоело?
– Ну… это… говорили, что корове это приятно, я и подумал, – винился мужик.
– Гм. Готовая кандидатская, – задумчиво сказал Дручкин.
Жар крови
«И стала проделывать то, что часто проделывают в постели преждевременно созревшие похотливые девицы».
Джованни Бокаччо, «Декамерон».
Когда Саша заметил, что Лена украдкой, но с явным интересом поглядывает на его член, он подумал, что надо пригласить ее в гости.
Лена была скромная девушка, и после поглядывания щеки ее покрывались легким стыдливым румянцем. Саша тоже был скромным юношей, и ему было еще труднее.
– Саша! – прервала учительница математики его тайные мечтания. – Иди к доске и расскажи нам про квадратный двучлен.
При этих словах Лена и Саша покраснели одновременно. Лена подумала, что сейчас в ее голове не оказалось бы ни одного математического слова. Саша же почувствовал, что если он сейчас встанет перед всем классом, то ему будет неловко. Родители заставляли его носить не плавки, а «семейные» трусы – из гигиенических соображений. Эта свободная часть белья не могла скрыть его эрекции.
– Я не знаю… – пробурчал Саша, продолжая сидеть.
– Встань! – потребовала учительница.
– Уже встал, – грубо и двусмысленно пошутил Саша.
Лена покраснела еще отчаяннее. Класс засмеялся.
– Что с тобой? – удивилась учительница. – Почему ты грубишь?
– Потому что хочу.
– Вот тебе двойка! – И учительница вывела в классном журнале жирного «гуся». – И учти, что через месяц – выпускные экзамены.
Шорох прошел по десятому «Б». Экзаменов побаивались.
– Квадратный двучлен… Я себе такого ужаса и представить не могу, – прошептала Лене на ухо подруга.
Но на перемене Саша понял, что всегда любые обстоятельства могут помогать влюбленным, если их правильно использовать. Ему в разгоряченную голову пришел план.
– Лена! – подошел он к однокласснице после уроков. – Не могла бы ты помочь мне, как своему товарищу? У тебя ведь пятерка по математике. Объясни мне, пожалуйста, домашнее задание про квадратный двучлен.
Майский ветерок пронесся над их разгоряченными головами и зашумел молодой листвой. Лена задумалась. Она не могла отказать любому товарищу в помощи. Тем более что Саша ей нравился.
– Для этого нужно кое-что прочитать в учебнике и написать в тетради, – приветливо ответила она. – А на улице ветер и негде присесть.
Для Саши настал решительный момент раз-
– Я тебе помогу, – сказала Лена. – Где нож? Я почищу картошку.
Она стала мыть в раковине грязную картошку, и вода брызнула на школьное платье.
– У тебя нет какого-нибудь халатика – переодеться? – спросила она. – А то я запачкаю форму.
Сажа принес из родительской комнаты голубой мамин халатик.
– Отвернись! – строго сказала Лена, сама тоже отвернулась и сняла передник и платье.
Но у двери напротив кухонного окна, где стояла Лена, висело зеркало. Внутри у Саши все задрожало. Он увидел, как над верхним краем чулок показались гладкие бедра, чуть тронутые весенним загаром. Потом – круглые упругие ягодицы, обтянутые розовыми трусиками в синий горошек. Выше – тонкая талия, а над ней – стройная расширяющаяся спина, перетянутая лямками лифчика.
– Если ты будешь подглядывать – я сейчас уйду, – пообещала Лена, поворачиваясь и запахивая на груди халатик. Но прежде, чем она его застегнула, Саша успел увидеть, как внизу из-под трусиков выбиваются курчавые каштановые волосы.
Он почему-то никогда не задумывался, что у Лены, как и у всех взрослых уже девушек, там растут волосы. Он взволновался.
В этом волнении кипящий жир со сковородки брызнул ему на брюки.
– Немедленно переоденься! – заботливо огорчилась Лена.
– Но дома я хожу просто в трусах, – стесняясь, объяснил он.
– Вот и ходи! Нечего стесняться. На физкультуре ты ведь ходишь в трусах.
– Но на физкультуре я ношу под них плавки.
– Но здесь же не физкультура, правда? Саша вышел в свою комнату и вернулся в
одних трусах.
– У тебя хорошая мускулатура, – одобрила Лена.
– Я каждый день занимаюсь физкультурой, – объяснил он.
Но плавок под трусами не было, и они стояли горизонтально. Лена подумала и решила делать вид, что этого не замечает. Иначе будет неловко общаться, подумала она.
Саша накрыл белой скатертью стол в столовой и достал тарелки из праздничного сервиза. Лена ему помогала. Как бы нечаянно он немного обнял ее за тонкую талию.
– Этого не надо, – тихо попросила она, и прислонилась к нему бедром. Сквозь тонкую ткань Саша почувствовал нежное тепло юного и свежего девичьего тела.
Это придало ему решимости, и он достал из серванта хрустальные рюмки и фужеры.
– Папа говорит, что перед обедом надо немного вылить для аппетита, – предложил он.
– Мой пала тоже так говорит, – подумав, согласилась Лена. – А когда он допивает бутылку, то падает на диван и храпит, а мама ругается. Ты не будешь храпеть?
– Я вообще не храплю, – успокоил Саша. – Я даже не падаю. А бутылку мы допивать не будем. Она вообще не полная.
– Тогда еще ладно.
Саша достал из серванта папин коньяк. Криво налитый незрелой мужской рукой алкоголь наполнил фужеры.
– За нашу первую встречу вдвоем! – поднял он тост.
– За наш квадратный двучлен! – с улыбкой пошутила Лена.
Они скромно выпили по двести граммов недорогого коньяка и с аппетитом закусили домашним обедом. Голод был утолен с удовольствием.
– Хочешь после обеда десерт? – предложил Саша.
– Что ты имеешь в виду? – подозрительно спросила Лена. – Чур, ничего неприличного не предлагать!
– Как ты могла подумать про меня плохое? – укорил юноша. – Я имел в виду десертное вино «Конур»?
– А оно вкусное?
– Очень! Моя мама его очень любит.
– Моя мама тоже очень любит десертное вино. А когда допивает бутылку, то падает на диван и храпит. А пала ругается. Я не буду храпеть?
– Ты даже не упадешь, – уверил Саша. – А бутылку мы допивать не будем. Она вообще не полная.
– Тогда еще ладно.
Они выпили по два бокала сладкого ароматного вина, и Лена почувствовала:
– Что-то здесь у тебя очень жарко.
– Я открою окно, – встал с места Саша, но покачнулся и сел обратно.
– Не открывай, – попросила Лена. – Вдруг нас увидят.
– Ну и что?
– Завидовать будут. В дверь начнут звонить. Я лучше так разденусь.
И она сняла халатик.
Юноша широко распахнутыми глазами внимал, как цветет над бюстгалтером лилейная пышность девичьей груди.
– Что ты так смотришь? – лукаво спросила Лена.
– Так… – пересохшим ртом бездумно прошептал Саша.
– Нравится?
– Очень! – с чувством сказал он правду.
Лена от волнения и решительности порыва закусила коралловую губку.
– Хочешь увидеть мою грудь? – предложила она юноше.
– Конечно! – уверил он.
Бюстгалтер упал. Упругие стоячие груди застенчиво глянули на свет розовыми невинными сосками. Солнечные лучи круглились на полных белоснежных полушариях.
– Мамка меня убьет, если узнает, – сказал Саша.
– И меня убьет, – сказала Лена. – Сними тоже что-нибудь, пока нас обоих не убили.
Быстротечность жизни толкала юных влюбленных к любви.
– У тебя когда-нибудь с кем-нибудь было? – спросила Лена, потупившись.
– Нет.
– У меня тоже нет, – призналась она. – А ты бы хотел, чтоб это случилось?
– Да!
– Я тоже – да…
Но застенчивость перед последним шагом заставляла юную пару медлить.
«Неужели, сейчас, я – ее?…» – напряженно думал Саша.
«Неужели, сейчас, он – меня?…» – еще более напряженно тоже думала Лена.
Решительное мгновение растягивалось бесконечно, как выдернутая из старых трусов резинка на пальцах хулигана, который целится проволочной пулькой в глаз учительнице обществоведения.