Короче, я попал. В учебке не было, а здесь все-таки есть. И почему-то в своей же группе. Из других рот на нас внимания старослужащие вообще не обращали, как будто нас нет.
Принято здесь так, мы еще никто и с нами даже разговаривать нет смысла, а заговорить с молодым или озадачить его чем-то — это будет ниже достоинства разведчика-водолаза. У них какая-то своя иерархия, которую мы так ни хрена еще и не поняли. Я сперва даже удивлялся, почему мы для них как бы не существуем, а теперь, кажется, понял. Группа — это свой маленький обособленный мирок, со своими внутренними устоями. В роте тоже есть своя иерархия, но все начинается в группе: какую социальную планку займешь, тем и будешь в роте и во всей части, так к тебе и будут относиться. Но это всё обдумается и поймется потом, а сейчас что-то надо делать. Я снова отступил назад к самым умывальникам.
— Слышь, баклан, что ты пятишься, как краб, сюда иди, — зашипели на меня уже в два голоса.
Но на этот раз провидение спасло меня, появился дежурный по части, которого наш командир попросил за нами присмотреть. Пришлось строиться, считаться, сбегали за Федосовым, целый час, стоя в строю, отжимались, минут сорок прыгали на шконки, потом марафетили кубрик и палубу, и снова отбивались. Когда дежурный ушёл, сил ни у кого уже не осталось, как я понял, разборки со мной отодвинулись на недалекое будущее.
А с утра пришёл хмельной командир группы, и мы бежали очень долго и далеко. Потом бежали по пояс в воде и уже возле казармы, на площадке для отработки приемов рукопашного боя, построились в три шеренги и начали откатывать обязательные комплексы РБ-1.Потом отрабатывали какую-то несложную связку из ударов, которую показал командир. А потом всех посадили полукругом, и командир предложил нам поспарринговаться. И тут после первого короткого боя меня осенило. Командир сам выдергивает кого-либо из круга и приглашает желающих сразится. Я до поры сидел смирно, а когда капитан-лейтенант выдернул одного из вчерашних матросов, пытавшихся меня напрячь, я, недолго думая, выскочил в песочный круг.
— Итааакк, — заорал капитан, — «сапог» против «Киева»… внимание… бой!
Мой соперник даже ухмыльнуться не успел, я сделал то, что сделал с Климом в учебке, со всей дури и ненависти под максимально острым углом, чтобы за один раз. Попал, попал шнуровкой ботинка в бедро. И сразу, не останавливаясь, чуть переместив ноги, второй раз со всей дури. Но второго раза и не потребовалось, второй удар пришёлся в плечо и откинул моего соперника в сторону. На площадке стало тихо.
— Ты что творишь, — удивлённо сказал командир, — а если бы ты сейчас ему в голову попал?! Ты бы его убил!
Я как можно очаровательней улыбнулся, стараясь не скорчить гримасу от боли в саднившем подъеме голени.
— Товарищ капитан-лейтенант, разрешите я сам выберу из круга, — пошёл я «ва-банк».
— А надо ли? — засомневался командир, потом махнул рукой, — давай, только осторожней, вполсилы что ли…
— Так я сейчас в одну треть бил, — нагло соврал я и кивнул второму вчерашнему обидчику, — выходи…
Все в группе молчали и тихо смотрели на побледневшего матроса. Сегодня про этот случай будет знать половина части. У других матросов здесь земляков хватает. У меня пока ни одного. Хотя по слухам есть несколько, но познакомиться с ними с бешеным ритмом занятий так и не удалось, да и захотели бы они со мной знакомится? Так что поддержать меня пока некому. Как Конкин когда-то говорил: «Если матрос опустился, то его уже никто не подымет, кроме него самого». А тут опускаться как-то неохота. Будем рисковать. Надеюсь, мой единственно натренированный удар уже произвел какое-то впечатление.
— Ну что, зайчик, попрыгаем, — дивясь своей наглости, громко сказал я и встал в стойку, которую подсмотрел у кого-то на соревнованиях в учебке.
Матросы все как один заржали и начали подбадривать соперника хлопками и улюлюканьем.
— Бой, — крикнул каплей.
Я прыгнул к сопернику и не успел ничего сделать — он отпрыгнул от меня, запутался в ногах и, упав на спину, начал закрывать живот и лицо руками. Дальше продолжать смысла не было.
Никто мне ничего потом так и не сказал. А на следующий день, на топографии при хождении по азимуту по контрольным точки на время, меня назначили старшим двух пар. Первая пара — я и старшина второй статьи Федосов, вторая пара — мои вчерашние соперники.
Почему назначили не Федоса, а меня, было и так ясно. Ну, а этих двух ко мне сунули для проверки характера что ли. Когда первая четверка убежала, мы еще стояли на месте. Я крутил карту и считал дирекционные и магнитные углы. Федос начал меня поторапливать.
— Давай побежали, не менжуйся, первая четверка по старой электролинии побежала, нормальный ориентир, прямо до первой точки добежим…
— Не, не добежим, у меня в карточке азимут другой. Линия — она сперва по азимуту, а потом к востоку уходит. Если по ней идти, в другую сторону уйдём, сейчас чуть осталось, ориентиры на местности намечу.
— Бля, да ты в кого такой-то, а? Первая четверка уже наверно на точке, а мы тут все стоим.
Я не придал его словам значения и продолжал считать. Ага, а если мы полезем на сопку, а потом резко заберем на восток, ориентир — старый тригонометрический пункт, то значительно срежем.
— За мной, — наконец скомандовал я, и мы побежали совсем в другую сторону. Вчерашние соперники мои молчали, Федос тихо матерился, шуруя за мной в сопку.
Залезли, так, где тригопункт? несколько градусов на восток по компасу, должен быть совсем рядом. Вот он стоит родимый, ржавеет. Теперь от него — прямо вниз. И мы покатились вниз под горку через заросли густого кустарника и вылетели прямо на сидящего на пеньке Поповских.
Каплей мирно попивал чаек из термоса и лениво распекал матроса-радиотелеграфиста, разворачивающего антенну «диполь».
— Ох ты, елки, ох ты, палки, кто-то к нам пришёл, — ненатурально возрадовался он и отхлебнув чаю, рыкнул, — а ну-ка, как положено представься!
— Товарищ капитан-лейтенант, подгруппа номер два прибыла на первую контрольную точку, — отрапортовал я и протянул карточку-задание для отметки.
— Нормально, вовремя уложились, доложись по связи на вторую контрольную точку и вперед. Кстати, вы первую подгруппу не встречали?
Федос улыбнулся словно сытый котяра:
— Не, не встречали товарищ каплейт, они по электролинии пошли, заблукали наверно.
— Наверно и так, по связи докладывают, что вот подойдут, да что-то не видно. А вы молчали всю дорогу, думал — вы первые выйдете, помощь попросите.
— Нее, у нас все пучком, — ответил ухмыляющийся старшина второй статьи и протянул мне головные телефоны станции, спаренные с микрофоном.
Я вышел на связь со второй точкой, зачитал контрольную группу цифр, которую мне записал на карточке командир, получил подтверждение и новый азимут.
Минуты три сидел, разбирался с картой. Меня уже никто не торопил.
На этот раз шли дольше, но пришли все равно первые. На вечернем разборе занятий, меня не похвалили, но назначили в пару с Федосовым. Старшина довольно хлопнул меня по плечу. На следующих занятиях мы работали уже со старшиной в паре. Мои недруги больше никакого интереса ко мне не проявляли. Одному из них пришла посылка, и на мое удивление меня одарили пачкой весьма вкусного печенья и небольшим кусочком сырокопченой колбасы. Ну что же, надеюсь, инцидент исчерпан. Впоследствии мы очень крепко сдружились и как-то раз попали все втроём под такую раздачу от старшего призыва, что «мама не горюй». Отбиваться не имело смысла, ибо попали по собственной глупости и от щенячьего любопытства, тут уж винить надо самих себя. В общем, мы продолжали слаживаться и заниматься. Плотным потоком пошли занятия по воздушно-десантной подготовке, и мы днями напролёт занимались укладкой куполов и висели в стапелях на воздушно-десантном городке, отрабатывая наземные элементы и действия парашютиста в воздухе и при приземлении. Одна из групп нашей части куда-то исчезла, как мне по большому секрету поведал Федос, группа ушла на БэДэ, (боевое дежурство). Куда и зачем — известно только большому флотскому начальству. Как я выяснил в процессе службы, не все роты в нашем разведпункте были одинаковые. Моя первая и вторая рота был спецназовскими, а третья рота была рота минеров-подводников. Ребята там служили очень серьезные, ни одного молодого — все «старые». Подготовка у них была намного сложнее: больше водолазных спусков, каких-то специальных дисциплин, минно-подрывного дела, так здесь называлась инженерная подготовка. Матросы третьей роты всегда держались чуть особняком, группы были постоянно задействованы на какие-то учения и дежурства. В роте минёров служило очень много матросов и старшин сверхсрочников. Этакие матерые усатые дядьки — такой перешагнет тебя и не заметит, сам себе на уме. Ох, и опасные они, эти матросы из третьей роты. Есть еще связисты, и обеспеченцы — всякие там водители, кислородщики, экипажи катеров и учебного судна. Эти вообще не поймешь, чем занимаются. Наконец-то мы выехали на прыжки.
Поповских я не подвел, прыгнул три раза без каких-либо проблем и попросился на прыжок с оружием. Группа считалась «перворазной» и первые прыжки на пункте мы должны были отрабатывать без оружия. Поповских спросил разрешения у заместителя по десантной подготовке и меня выпустили на четвертый прыжок. После раскрытия я расконтровал спусковой, сделал пару очередей холостыми, и, довольный как слон, плюхнулся на землю, чуть не выбив челюсть о затыльник своего АКСа.
Уже на бегу, собрав купол в сумку и перекинув автомат на плечо, меня словно передёрнуло: Я же не хотел идти в армию. Если бы не причуды своенравного бати, я бы сейчас учился в нормальном институте культуры и творчества. Мне нравилось смотреть на матросов, оружие, но самому этого не хотелось, меня сюда можно сказать выпнули. И что же я делаю? Вместо нормальной жизни и учебы в институте на факультете хореографии, вместо нормальной службы на штатной сержантской должности в учебке, я дерусь с кем ни попадя, бегаю по сопкам с тяжеленным рюкзаком, несусь с парашютом и автоматом на пункт сбора и с тихим ужасом осознаю, ЧТО МНЕ ЗДЕСЬ НРАВИТСЯ… Трындец, это паталогия…
На пункте сбора уже строились, и Поповских собирал наших матросов после совершения прыжка. Увидев ссадину у меня на подбородке, ухмыльнулся:
— Раззявился при приземлении? давай в строй, начальство подъехало.
Группы уже стояли в колонну по четыре (на флоте строятся и по четыре). Перед строем ходил заместитель по воздушно-десантной подготовке и кап-три Чернокутский в невиданной мною раньше странной светло-песочной форме с накладными карманами на брюках и кармашком под стропорез.
Построились, пересчитались, начальство поздравило молодых матросов с совершением первых прыжков. Чернокутский лично всем вручил по «прыгунку» и ушёл с замом по десантной подготовке на линию старта. Прибывшее флотское начальство сегодня тоже прыгало. Поповских выстроил группу в колонну по одному и позвал к себе нашего мичмана. Вдвоём они схватили парашютную сумку с обеих сторон, покрутили её как качели. Ну, понятно, сейчас будут поздравлять — я такие номера видел в десантно-штурмовом батальоне в бригаде Черноморского флота.
— Первый пошёл, — скомандовал капитан-лейтенант.
Федос, стоявший в строю первым, положил правую руку на воображаемое кольцо, левую на запаску и раскорячил ноги. Толчок, пролетел чуть вперед, зажмурился и громко вслух:
— Пятьсот двадцать один, пятьсот двадцать два, пятьсот двадцать три, кольцо, пятьсот двадцать четыре, купол, контрольный осмотр, контрольный разворот, задние, земля, — тут же сумка крутанулась и лупанула Федоса под задницу, старшина чуть не клюнул носом в грунт, но все-таки, чуть подпрыгнув, устоял, — старшина второй статьи Федосов землю принял!!!
— Второй пошёл, — заорали командир и заместитель. И понеслось. Я шёл замыкающим, да еще и с автоматом. Поэтому мне пришлось еще и изображать стрельбу в воздухе, прежде чем получить парашютной сумкой. Всё! ритуал пройден. Можно грузиться.
На следующий день случилось то, что потрясло некоторых матросов до печенок. Прибежал мичман с прыжковой ведомостью и заставил нас всех расписаться, после чего выдал деньги. У меня получилось двенадцать рублей. Ну, в принципе, при денежном довольствии в семь рублей это весьма ощутимая сумма. Куда теперь их потратить?
Думать не пришлось — сразу же сдали на тетрадки и ручки, на однообразные мыльно-пузырные принадлежности. Деньги еще оставались, теперь надо заслужить увольнение и прокутить всю эту сумму где-нибудь в городе. Вечером, после занятий по техническому обслуживанию и приведению в порядок своих парашютов, когда командир группы убыл, в кубрик зашёл ответственный, наш мичман, и предложил купить на группу магнитофон.
— Смотрите сами, пока есть возможность, можно купить в третьей роте неплохой японский двухкассетник. Они его с «бэдэ» приволокли, он уже владельцам без надобности, они на «берег сходят». Будет лежать в баталерке, когда свободное время — включайте его в кубрике, да слушайте сколько влезет.
— Товарищ мичман, а почему его в кубрике держать нельзя? — тут же возмутился кто-то.
— Да потому, что придёт замполит, увидит магнитофон, сразу же внесет его в опись как средство технической пропаганды, и будет он на роте числиться. Вот тут нам ротный и старшина такое «спасибо» скажут! Ротный заберет его себе в кубрик или старшина в свою баталерку — и хрен вы его увидите. А так, если увидят, скажите, что мой и я вам дал послушать, никто ничего не скажет.
Немного помялись, узнали цену — пятьдесят рублей. По пятерке с носа. Дороговато, однако, под нажимом мичмана согласились. Видно заместитель нашего командира имел свой шкурный интерес в этой сделке. Собрали деньги, меня и Федосова выделили в представители. Конечно, мы горды оказанным доверием, но, если купим какую-нибудь ерунду, то все шишки и претензии повалятся на нас. Выслушав кучу советов и наставлений от сослуживцев, мы уныло побрели за мичманом. В третьей роте обстановка разительно отличалась от нашей. Вахтенный матрос не стоял, а вольготно восседал на «баночке» и занимался тем, что метал шкерт с хитро завязанным узлом на конце в швабру «русалку», стоявшую у противоположного борта (я извиняюсь за «борт», но это обыкновенная стена, издержки терминологии так сказать). Только мы зашли, мимо носа мичмана просвистел шкерт, узел закрутился вокруг ручки «русалки», резкий рывок и швабра в руках у вахтенного. Матрос увидел нас, довольно ухмыльнулся и кивнул мичману:
— Здарова, — весьма фривольно обратился он к нашему «первому после бога», — надумали брать? а то уже с вашей роты покупатели тоже были, но Дитер вроде тебе обещал, отшил пока.
— Вот, привёл своих карасиков, пусть смотрят да берут, а что Дитер с собой не забирает на «берег»? Вроде аппарат неплохой.
— Дык, брали всей группой, что теперь — из-за него передраться, кто увезёт? тем более с последнего боевого нам «пехи» (морпехи) с Камрани по заказу плееров привезли, каждому на нос. Давайте в кубрик, там братва ждёт уже.
Мы осторожно, стараясь не наследить на надраенной палубе, потопали в кубрик за мичманом. Мимо меня просвистел шкерт, узел обмотался вокруг ножки стоявшей сбоку «баночки» и табуретка, как по волшебству, исчезла из глаз.
«Ловко, мне бы так научиться», — подумалось на ходу.
В кубрике негромко звучала музыка знакомая еще по «гражданской жизни» — группа «Электронный мальчик».
Несколько здоровенных парней в спортивных костюмах и тельняшках вольготно бродили по кубрику: кто-то пил чай, кто-то оформлял парадную форменку для торжественного «схода на берег», два матроса в крутых «адидасовских», с тремя полосками, спортивных штанах, в тельняшках и бейсболках, в велосипедных перчатках, стоя друг напротив друга, толи занимались кунг-фу, толи просто дурачились. Потом до меня дошло, что они пытались танцевать брейк-данс, который к тому времени уже благополучно вышел из моды.
— Здаров, минёры, я к вам покупателей привёл. Дитер, показывай технику, — заявил наш мичман, здороваясь с каждым за руку.
Мы с Федосом скромно топтались у входа и пялились по сторонам. Федос, как зачарованный, пялился на чью-то аккуратно висящую на вешалке форменку с главстаршинскими погонами, увешанную значками «мастер», «парашютист-инструктор», «за дальний поход».
Один из «брейкеров» подошёл к мичману, сдернул с головы бейсболку, стащил перчатки, поздоровался и кивнул нам:
— Проходите. Не топчите комингсы (пороги) — смотрите технику.
Вот теперь немного понятно, почему его зовут Дитер. Парень похож на певца-композитора групп «Модерн-Токинг» и «Блю-Систем» Дитера Болена. Такой же явно выраженный арийский блондин и прическа укороченный вариант «модерн-токинговской» — короткий ёжик волос и редкий чубчик на лоб.
Магнитофон был что надо, мечта всей модной молодёжи тех годов. А фирма так вообще «Сони»! Чёрно-серебристый, с двумя отстегивающимися колонками, двухкассетный, да еще и с радио. Совсем еще новый, нецарапанный. Я с видом знатока начал щупать, отстёгивать колонки, вставлять кассеты, нажимать кнопки, покрутил настройки радио и тумблера. Нормальная рабочая техника. Да он к тому же еще на батарейках! Я в школе о таком мечтал, однако мне досталась более дешёвая модель «Шарпа»-однокассетника, привезенного отцом из заграничной командировки, что для меня в те годы было тоже очень неплохо.