– Кто этот Вольфрам Зиверс? – не мог не спросить я.
– О, это страшный человек! – воскликнула Алексия. – Он был генеральным секретарем специального института в составе СС. По приговору Нюрнбергского трибунала был повешен, но до этого успел провести столько бесчеловечных экспериментов над людьми, что имя его, пока существует наш мир, будет проклято.
– Состоялись ли те экспедиции? Удалось что-то найти? Что это за районы, обозначенные латинскими буквами? – вопросов у меня было более чем достаточно.
– Вот тут – сплошные загадки, – произнес Мессинг. – У Алексии есть уверенность в том, что экспедиции были. Только документов по ним пока обнаружить не удалось.
– Не то чтобы совсем не удалось, – заметила Алексия, – но самих документов у меня на руках нет. Есть только отдельные упоминания в переписке гаупт– штурмфюрера СС Августа Хирта и в дневниках археолога Отто Рана. Очевидно, что в 1936 году была экспедиция, профинансированная именно BMW. Эсэсовцы ездили на север Африки, в район J. Но если судить по этим записям, то поездка оказалась неудачной: к моменту прибытия нацистов оба представителя атланто-лемурийского этноса куда-то исчезли. После этого экспедиции по проекту «JKO» долго не проводились. Поездка в район O самим Гиммлером была признана нецелесообразной – там ведь был всего один человек из атлантов. А вот экспедиция в район K все-таки состоялась в 1943 году.
Навстречу новым путешествиям!
– Алексия, что это за район K? – я, кажется, начинал нащупывать соль грядущего проекта.
– Если бы это было известно, мой друг, – за дочь ответил Мишель, – то я бы позвонил вам еще пять дней назад и представил примерную смету грядущей нашей поездки. Пока же я связался только с Настей Ветровой и вкратце обрисовал ситуацию в надежде, что Настя что-то раскопает по своим журналистским каналам.
– И что же?
– Пока ничего. Впрочем, Настя сама должна подойти с минуты на минуту. – Мессинг посмотрел на часы.
– Фашисты жестоки, – заметила Алексия. – Этот Август Хирт, который руководил африканской экспедицией, в годы Второй мировой войны «прославился» как врач-экспериментатор. Знаете, что он делал? В Дахау замораживал людей заживо, чтобы понять возможности человеческого организма. Как-то даже писал Гиммлеру, что хорошо бы его экспериментальную базу перенести из Дахау в Аушвиц. Там, дескать, климат прохладнее – стало быть, заморозка пойдет легче. И еще там территория больше: подопытные очень кричат, когда их замораживают, и тем самым привлекают ненужное внимание. В процессе этих «работ» температура живого человеческого тела доходила до двадцати пяти градусов! Ужас!
– Как называлась эта организация? – я стал вспоминать, что когда-то читал про такого рода эксперименты, проходившие под патронажем СС.
– Аненербе, – ответила Алексия.
Куда нам плыть?
Тут дверь кафе распахнулась, и в нее влетела Настя, принеся очередную порцию Балтийского моря и легких духов.
– Еле успела, – еще не отдышавшись, сказала журналистка.
Я, признаться, ждал сцены знакомства Насти и Алексии по сценарию Мессинга, но ожидания мои не оправдались – девушки оказались знакомы друг с другом. При встрече они даже расцеловались.
– Звонила Александру Федоровичу, – с места в карьер начала Настя. – Сегодня вечером бегу к нему. У Белоусова есть что рассказать про Аненербе.
Ну почему я обо всем узнаю последним? Вот и Настя уже в курсе всех этих дел. Не удивлюсь, если Петрович тоже все знает. Мой телефон зазвонил. «Петрович», – высветилось на экране. Ну, долго жить будет. Или будет богатым? Впрочем, Петрович не беден, да и живет долго.
– Короче, так, – заклокотало в трубке, – деньги есть. Вполне себе в любую точку мира слетаем. Только куда лететь-то будем?
Телефон у меня попросила Алексия:
– Привет, Петрович. Это Алексия Мессинг. Если бы мы знали, куда лететь, ты бы уже паковал чемоданы.
Они уже на «ты»? Вот тебе раз. Нет, я потребую объяснений от всей этой компашки, почему меня не поставили в известность раньше. Хотя… По громкой связи голос полковника извещал всех посетителей кафе о том, что парни из Аненербе в 43-м ездили точно не в Америку и не в Африку, ну и не в Антарктиду; это он в энкавэдэшных архивах пробил по своим каналам…
– Да подожди ты, – раздраженная «Марина Влади» стала еще прекрасней. – Сегодня Настя идет к Белоусову. У Федоровича есть что-то такое, что он готов предоставить нам. Я тебе вечером позвоню.
Почему все знают то, о чем я слышу впервые?
– Ну, знаете, – все-таки я не смог сдержаться, – давно не чувствовал себя таким чужим в этом мире. Все все знают, кроме меня.
– Простите, коллега, что так поступили с вами, – Мишель, когда это было нужно, умел превращаться в кающегося грешника. – Но тому, поверьте, были причины. И всю ответственность в данном вопросе я беру на себя.
– Можно я начну? – прервала Мессинга Настя. И, не дождавшись разрешения, продолжила: – Тогда, в Тибете, пока мы ждали вас из пещеры, Белоусов рассказал мне и Петровичу немного о деятельности Аненербе по поискам атлантов. Сразу по возвращении в Петербург я поделилась своими соображениями с Мишелем…
– А я, – теперь уже Мессинг перебил Настю, – сразу позвонил Алексии в Париж. И вот она здесь.
Последнюю фразу Мишель произнес с нескрываемой гордостью.
– Но почему же мне ничего об этом не рассказали раньше? – я все еще был возмущен.
Слово опять взял Мессинг:
– А вы так и не поняли, мой друг? Тогда скажите, чем вы занимались, после того как мы все вернулись из Непала?
– Можно подумать, вы не знаете. Исследовал музыку минерала, который мы добыли в той тибетской пещере.
– Вот именно поэтому мы вас и не отвлекали по пустякам. Вы же, Рушель, натура увлекающаяся. Где гарантия, что ваши глаза не загорелись бы, а сердце не забилось учащенно, узнай бы вы сразу об Аненербе и живущих атлантах? И что тогда? А тогда бы вы, как вам свойственно, начали бы спешить, чтобы поскорей закончить текущую работу и начать следующую. Спешить же не стоило, поверьте мне. Если бы вы спешили, то позитивный результат работы с минералом мог бы и вовсе не состояться, не так ли?
И снова Белоусов
Мне пришлось согласиться с вескими доводами Мессинга. Но теперь уж они так просто от меня не отделаются! Впрочем, и без моих умозаключений дальнейший алгоритм действий предельно ясен. Даже не алгоритм, а всего лишь следующий шаг, от которого и будет зависеть этот алгоритм. Данный шаг предстоит сделать Насте – вечером сходить к Белоусову домой. У Александра Федоровича нет от нас секретов, но человек он непростой, может что-то важное и не досказать, руководствуясь только ему ведомыми соображениями. Да уж, проживешь подольше – увидишь побольше.
– Послушайте, Настя, – предупредил я журналистку. – Ваша задача все-таки не просто поговорить с Белоусовым, а с его разрешения сделать запись всего разговора, чтобы мы потом все вместе могли поразмыслить о дальнейших наших действиях.
– Конечно, – согласилась Настя. – Всем известно, что Александр Федорович часто основную информацию держит, что называется, между строк. Я сделаю все, чтобы мы эту информацию получили.
Удивительный дар Алексии
Алексия с Настей ушли, а мы с Мишелем остались в кафе.
– Мой друг, – начал Мессинг, – я должен вам сказать еще кое-что. Алексия будет нам полезна не только потому, что она специалист в области изучения нацистской Германии. Согласитесь, такого специалиста я вполне мог бы отыскать в университете или в Академии наук. Открою вам один секрет. Все те способности, которыми обладал мой дядя Вольф Мессинг, у Алексии развиты гораздо больше, чем у меня. Не сочтите, коллега, за нескромность, но сам я не перестаю удивляться дару дочери. Ей было пять лет, когда я заметил: Алексия обладает качеством предвидения ситуации на несколько ходов вперед, словно читает будущую историю. Были случаи, когда дочь предостерегала меня от непродуманных шагов. Меня – Мишеля Мессинга! Одну из таких историй я готов рассказать. Алексия тогда была совсем мала. Я должен был ехать в командировку в Армению. Самолет вылетал утром, а вечером я помогал Алексии с заданием по русскому языку. Так получилось, что ее родной язык – французский. Вдруг дочка как-то болезненно сосредоточила свой взгляд на стоящем у самой стены глобусе. «Папа, – проговорила она, – тебе не надо завтра никуда лететь». «Почему?» – спросил я, все еще думая, что это какая-то игра со стороны Алексии. «Там, куда ты собираешься, завтра ничего не будет. Ничего. И тебя не будет», – Алексия на этих словах горько заплакала. Детский каприз? Но лететь действительно было надо. По каким-то странным техническим причинам наш самолет тогда сел в Сочи, а не в Ереване. Нас предупредили, что ждать придется сутки, а то и больше. Пассажиры возмущались, требовали другой самолет. А к вечеру все мы узнали, что в Армении случилось страшное землетрясение, погубившее множество человеческих жизней. Я вернулся домой, а спустя неделю обнаружил за шкафом игрушечный самолетик, у которого были сломаны шасси. Я не знаю, как она эта сделала. Но она своей волей повредила самолет, на котором я летел, чтобы он был вынужден совершить аварийную посадку в Сочи. Думаю, этот факт, коллега, убедит вас в необходимости взять Алексию с собой в нашу экспедицию, куда бы мы ни собрались. И поверьте, впоследствии не раз приходилось мне убеждаться в даре своей дочери.
– Да разве я возражаю? Конечно, полетим все вместе, – признаться, рассказ Мессинга меня удивил. – Вот только куда?
Настя рассказывает о встрече с Белоусовым
На следующее утро мы все сидели в офисе Петровича и ждали Настю. Журналистка, как всегда, не вбежала, а влетела – ей было что сказать нам! Вернее, дать послушать запись в Настином диктофоне.
Беседа журналистки Насти Ветровой с профессором Александром Федоровичем Белоусовым.