Байки офицерского кафе - Козлов Сергей Владиславович 4 стр.


Было темно, и на улице шел снег крупными хлопьями. Как и положено в самоволке, моя голова вращалась на триста шестьдесят градусов, пытаясь обнаружить опасность. Однако ничего, что предвещало бы неприятности, визуально выявить не удалось. Тем не менее внутри меня все напряглось, когда мы приблизились к освещенному кругу под фонарем. С другой стороны к нему подходил человек в светлом пальто. Офицерская шинель темная и я бы ее ни с чем не спутал. Но подсознательно напряжение увеличивалось и не напрасно. На освещенный участок вышел старший лейтенант Баландин в светлой парадной шинели. Мы увидели друг друга и я, двинув беззаботно болтавшего Суслова в бок, прошипел: «Атас! Баландин!». Тут и Боб узрел опасность, и мы быстрым шагом стали переходить на другую сторону улицы. Баландин попытался остановить нас, окликнув по фамилии, но мы не оборачивались. Скосив немного глаза, Борька сказал: «Он бежит!». Я ответил: «Побежали и мы». Повторять не пришлось. Мы рванули и скрылись в темной подворотне, где ловить нас было занятием абсолютно бесперспективным.

Когда мы перепрыгнули через забор, рота строилась во дворе для того, чтобы идти на ужин. Спрятав пакеты с бельем под деревом, мы встали в строй, а я подошел к Коню и еще раз зафиксировался, спросив, который теперь час. Конь заревел, что я его достал и давно должен купить себе часы, но потом все же сказал, что на его «командирских» без трех минут восемь. Я поблагодарил и встал в строй.

Мы ни минуты не сомневались, что утром Баландин доложит о нас командиру роты, поэтому, когда нас вызвали из строя, а все остальные пошли на занятия, мы были невозмутимы, как индейцы.

В канцелярии начался грубый прессинг. Конь сказал, что его мои штучки уже достали и теперь наверняка меня отчислят из училища. Суслову он тоже что-то обещал.

Я не спорил, но когда он выговорился, спросил: «А в чем собственно дело? На образец воинской дисциплины я явно не тяну, но с прошлого залета вроде бы ничего не произошло». Тут Конь взорвался: «Вчера вечером вы были в самовольной отлучке! Вас обоих видел старший лейтенант Баландин на улице Подбельского! Вы несли в пакетах водку для новогодней пьянки! Где она?!». Тут я не выдержал и возразил, сказав, что весь вечер находился в казарме, и что меня все видели. Про какую водку здесь спрашивают, я и понятия не имею (и это было чистой правдой). Как бы между делом я поинтересовался, когда именно видел нас Баландин. Тот ответил, что примерно без двадцати, без пятнадцати минут восемь. Состроив обиженную физиономию, но ликуя в душе, я напомнил Коню, что в это самое время спрашивал у него в казарме время. «Скажите, как я мог быть одновременно в двух местах? — очень правдоподобно возмутился я, — да и на ужине вы нас с Сусловым видели». Конь прекрасно это помнил и уже неуверенно спросил Баландина: «Вова, а ты точно их видел?». На что тот ответил вопросом: «Саша, это я?» и ткнул в себя пальцем. Конь подтвердил: «Ты». Потом Баландин указал на ротного и спросил: «А это ты?». Конь подтвердил и это. «Ну, вот так же я их вчера видел», — оскорбленный недоверием, выкрикнул старлей. Конь тупо и недоверчиво посмотрел на меня. Я в ответ пожал плечами и сказал: «Но вы ведь тоже меня вчера видели». На что ротный заорал: «Не видел я тебя!».

Наверное, понятно, что нам ничего не сделали. Спустя еще полгода, когда у нас с Баландиным наладились отношения настолько хорошие, насколько они могут быть у офицера и курсанта, он, видимо, долго раздумывая, спрашивать или нет, все же спросил:

— Скажи, а тогда у «Снежинки» был ты?

— Конечно, я.

— А перед Новым годом на Подбельского от меня убежали вы с Бобом?

— Естественно, — подтвердил я.

Баландин облегченно вздохнул:

— Уф! А я думал, что у меня крыша поехала.

…находить выход из любой ситуации

Не помню фамилию курсанта, с которым это произошло, поскольку описываемый случай имел место за пару лет до моего поступления в училище. Рассказали мне его старшие товарищи. Назовем героя для удобства курсант Белов.

Рота строилась на ужин. Курсант четвертого курса Белов разговаривал, находясь в строю. Не замолчал он и тогда, когда старшина скомандовал: «Равняйсь! Смирно!». Увидев это вопиющее нарушение воинской дисциплины, ответственный офицер, допустим, Петров, окликнул его и, когда тот повернулся в его сторону, показал два пальца, что означало два наряда вне очереди. На что Белов показал в ответ фигу.

В это время прозвучала команда «Шагом марш!», и рота двинулась в столовую. Обиженный офицер доложил обо всем ротному, который в это время находился в канцелярии. Как только рота вернулась с ужина, Белова вызвали к ротному, где курсанту сказали, что это верх наглости, что за это его обязательно отчислят, а если не отчислят, то ближайший зимний отпуск он проведет на гауптвахте. Курсант лишь сказал, что его неправильно поняли. «А как еще тебя понимать? Пиши объяснительную!» — вконец осерчав, крикнул ротный.

Вот что он прочитал, когда курсант закончил писать: «Я, курсант Белов, по поводу инцидента могу пояснить следующее. Во время построения роты я разговаривал в строю. Лейтенант Петров меня окликнул и показал два пальца, что на его языке означало «Два наряда на службу вне очереди». Тогда я в ответ показал ему фигуру из трех пальцев, что на моем языке означало «Есть!».

…оборудовать тайник

Курсант Берестнев по кличке «Дусик» обладал редкими способностями. Не было замка, который бы Дусик не смог открыть. Простой навесной он открывал любым найденным под ногами ржавым гвоздем. К замкам посложнее подбирал ключи.

Рассказывали, что как-то его вызвали к начальнику училища. И сам Дуська и его товарищи очень переживали из-за этого. К генералу курсанта за хорошим не вызывают. Ротный, зная это, злорадно потирал руки, мечтая, что теперь этого разгильдяя отчислят наверняка… Все просто обалдели, когда Берестнев, как ни в чем не бывало, вернулся и рассказал, что генерал забыл где-то ключи от своего сейфа, а ему срочно потребовался какой-то документ, лежащий там. Дусика спросили, сможет ли он открыть сейф и сколько понадобится времени. Курсант Берестнев попросил всех выйти и через пятнадцать минут пригласил снова к открытому уже сейфу.

В 1976 году девятая рота переехала в новое расположение. Новым оно было только для роты, которая раньше здесь не жила. Расположение, находившееся на третьем этаже помещения, где до революции жили семинаристы, требовало хорошего ремонта. Поскольку подобные работы в армии производились хозяйственным способом, надо понимать, что на ремонт казармы командир девятой роты капитан Се-луков от начальника тыла училища не получил ни гвоздя. Однако ремонт был произведен вовремя и качественно. Вечерами ротный отпускал курсантов в город в свободный поиск. Тащили со строек Рязани все, что плохо лежало. Как-то курсант Берестнев принес ротному в подарок сейф. Ротный обрадовался, но рано. Сейф был закрыт, а ключа к нему не было. Берестнев обещал со временем подобрать его. Сейф установили в канцелярии. Время шло, а ключ все не подбирался. Иногда ротный вызывал к себе каптенармуса рядового Сапрыкина. «Ну что, Коля, хороший у меня сейф?» — спрашивал Селуков, сияя. «Классный! Жалко, ключей к нему нет», — отвечал Сапрыкин, который прекрасно знал, что в этом сейфе Дусик хранит гражданскую одежду, транзистор и другие вещи, которые запрещено иметь в казарме военнослужащему срочной службы.

Получив диплом и отгуляв выпускной бал, Дусик пришел в канцелярию и в присутствии обалдевшего ротного открыл сейф своим ключом, забрал вещички и, уходя, оставил в подарок ключ от сейфа, как бы в уплату за аренду.

Кто бы мог догадаться, что свою гражданку Берестнев хранил под носом у командира роты почти год.

…маскировать тайник

Иван Фомич Селуков был прирожденным разведчиком. Еще будучи нашим ротным в училище, он проводил с нами прекрасные увлекательнейшие занятия, которые при высокой интенсивности давали очень стойкие знания и навыки. Знал он массу признаков и примет, имел богатейший опыт выживания в тайге. Всем этим он делился с курсантами и офицерами. Наблюдательности был редкой. Как-то, поучая молодого взводного Николая Невмержицкого, он показывал свое мастерство:

— Вот, Коля, смотри. Я, к примеру, зимой себе всегда к выходным могу соорудить бутылку водки-другую. При этом денег из семейного бюджета не тратя.

— Это как? — недоумевал лейтенант.

— А вот так. Вот, смотри. Сквер напротив нашей казармы. Вот через сугробы идут следы к забору. Ясно, это самовольщик ходил. А зачем он ходил, спрашивается?

Коля недоуменно жал плечами:

— Может, к девушке?

— Верно, вьюнош! А может быть, и за водкой?

— Может быть, — соглашался взводный.

— Но если он нес водку, то в казарму нести сразу опасно, поэтому, где ее лучше всего спрятать?

— Где?

— Да тут же в сугробе, и не поймают офицеры и холодненькая будет. Вот видишь, следы от тропки в сторону пошли и вернулись обратно на тропу? Что он там делал, в сугробе-то? Ясно, водку прятал! А вот и снежный покров нарушен. Не иначе, где-то здесь.

Тут, чтобы не рыть снег руками, Иван Фомич начинал потихоньку простукивать сугроб. Вскоре послышалось характерное звяканье.

— Ну вот, я же говорил, — сказал довольный Бздынь, сунул руку в сугроб и вляпался в кучу дерьма.

Нет, бутылка там была, правда, пустая. Дело в том, что курсанты, озабоченные периодической пропажей водки, решили выследить вора. И выследили. Но выследить мало, надо же и наказать. Наблюдательность, которой их учил сам ротный, помогла им понять, как он находит тайники. Тогда и решили сделать ложный тайник и в назидание «заминировать» его, а водку спрятать в другом месте.

…уходить от наружного наблюдения

Арктика! И человеческое воображение сразу рисует яркое солнце и безупречную чистоту белого безмолвия, переливающуюся сиянием миллиардов алмазов… Но только, дудки! Это воображение обычного человека. Воображение курсанта по данной команде отказывается рисовать вообще что-либо. Ибо команда эта означает запрет увольнений в город личного состава воинских частей и курсантов военно-учебных заведений. Связано это бывает с прибытием в город иностранных делегаций, повышенной боевой готовностью частей гарнизона, либо ухудшением погодных условий (сильные морозы).

Но скажите, дорогие мои читатели, разве при морозах или в случае прибытия иностранцев происходит снижение выработки молодым здоровым организмом тестостерона? Или, может быть, молодые девицы становятся менее привлекательны? Или, может быть, они сами становятся более скромными и благоразумными? Что уж тут говорить, любовь это такой мощный энергогенератор, что вся Арктика вместе с Антарктикой тает и превращается в субтропики.

Было это зимой на четвертом курсе. Несмотря на внеурочное для любви время, в разгар одного из самых захватывающих амурных приключений моей курсантской молодости. Весьма юная особа настолько воспылала страстью, что грех было ей отказывать. Тем более, что ее материальное положение позволяло обставлять наши встречи с высокой долей изысканности. Во всяком случае, однокомнатная квартира с телефоном в центре Рязани, находившаяся в ее распоряжении, позволяла проводить наши бурные свидания с высокой долей комфорта и безопасности. По телефону дневальный предупреждал, если появлялись проверяющие или дежурный. Это помогало оперативно вернуться в училище при возникновении угрозы обнаружения моего отсутствия.

Из-за «высоких» показателей в воинской дисциплине в увольнение я ходил крайне редко. Поэтому сообщение о том, что в гарнизоне объявлена Арктика, меня трогало значительно меньше всех остальных. Просто в городе следовало быть начеку. Если в обычное время появление в городе курсанта не вызывало повышенного интереса у офицеров, то в арктических условиях любому становилось ясно, что данный курсант находится в самовольной отлучке, что уже уголовно наказуемо. Но голь на выдумки хитра. Для того, чтобы не привлекать внимания, некоторые переодевались в офицерские шинели или бушлаты, оставленные в канцелярии. Прибегал к таким уловкам и я. Но в этот раз я пошел без всякого прикрытия, надеясь на быстроту своих ног и силу кулаков. В городе действительно стояли морозы. Поэтому я решил проехать на троллейбусе несколько остановок. На площади Ленина вошли слушатели школы МВД, которые проживали в городе на квартирах. Я постарался затеряться среди них на задней площадке. Оставалась последняя опасная остановка: Дом художника. Там обычно садился в троллейбус старший преподаватель тактикоспециальной подготовки полковник Митрофанов по кличке Митька. Это был наиболее опасный для меня, в данной ситуации, противник. С напряжением я ждал, пока все пассажиры войдут в троллейбус. И вот, когда я уже набрал воздуха, чтобы спокойно вздохнуть, послышался высокий и до боли знакомый голос Митяя. Дело в том, что дядька он был очень деятельный и активный. Если на остановке было много народу, то он обязательно организовывал грамотную посадку гражданского населения, которое, несмотря ни на что, строевым шагом не ходило. Однажды он даже жаловался на низкую культуру рязанских женщин. Мужик он был довольно начитанный. Где-то он вычитал, что в средние века дам в карету подсаживали кавалеры, поддерживая под пятую точку опоры. Поэтому, организовав посадку гражданских, он решил подсадить таким образом впереди стоящую даму, которая никак не могла достать до ступени. За сию вольность был бит по лицу той дамой, а вдобавок почти до самого дома слушал: «А еще папаху надел!».

Даже после этого он не оставил привычки руководить посадкой на остановках и поэтому входил в салон последним, как истинный джентльмен. Несмотря ни на какое Митькино джентльменство, встреча эта на задней платформе мне не сулила ничего хорошего. Троллейбуса не было давно, поэтому он шел битком набитым. Это обеспечивало хоть какую-то безопасность. Но на следующей остановке стало свободнее. Я сообразил, что если и на следующей выйдет больше людей, чем войдет, то мы с Митрофановым столкнемся нос к носу. Надо было как-то выбираться, тем более, что из разговоров МВДшников стало ясно, что они на следующей сходят, и прятаться мне будет негде. Я постарался протиснуться к центральному выходу, но тут передо мной возникла необъятных размеров тетка. Ей тоже нужно было к центральному. Беда была в том, что она строго соответствовала ширине прохода, поэтому двигалась она подобно поршню. Я за ней шел, как по Бродвею. Если бы не она, я бы смешался с толпой. Но благодаря ей толпа просто перестала существовать в моей половине троллейбуса. Я задергался и попытался как-то обогнать тетку, но не тут-то было. Я попробовал с другой стороны и тут отчетливо услышал голос Митрофанова: «Да не торопись, ё, успеешь!». Душа и внутренние органы мои вмиг похолодели и, вывалившись через анус, покатились обратно на заднюю площадку, прямо под ноги Митрофанову. Слава Богу! Тетка, наконец, протиснулась к двери, и я вместе с ней вышел не оборачиваясь. Вышел в полной уверенности, что попался. А и хрен с ним, подумал я. Если попался, то уж хоть оттянусь по полной перед гауптвахтой. Чем мы сразу и занялись с моей безудержной пассией. С тяжелым сердцем я шел в училище, но там меня никто не искал. Хитрый Митька припас это дело на сладкое, подумал я. Коррида будет на разводе перед занятиями. Но Митрофанов там и вовсе не появился. К концу дня я, оставаясь внешне спокойным, внутренне весь измаялся. Но, даже столкнувшись со мной на кафедре тактики, полковник Митрофанов ни словом не обмолвился по поводу нашей вчерашней поездки. Не заметил, подумал я. И Слава Богу!

Когда я рассказал однокурсникам свою историю, они сказали, что данный случай можно записать как хрестоматийный пример четких действий разведчика при отрыве от наружного наблюдения. Они-то понимали, что такая удача выпадает не часто.

Начальник патруля полковник Ашихмин

Полковник Ашихмин, заместитель начальника Воздушно-десантного училища по учебной части, был десантник со стажем. Рассказывали, что он еще перед войной закончил полковую школу, а надо сказать, что сержантов тогда готовить умели. Не знаю, кем он воевал в Отечественную, но имел боевые ордена. Несмотря на скромный рост, характер в нем был мужской и с избытком. Боялись его и курсанты, и офицеры. Вымещали свой страх, подшучивая у Ашихмина за спиной. Дед, так называли его за глаза, был отменным строевиком, но голоса, чтобы командовать на огромном училищном плацу, у него не хватало. Поэтому он всегда на построениях училища пользовался мегафоном. Выглядело это довольно комично, когда маленький Ашихмин, затянутый в портупею, краснея и приседая от натуги, командовал: «Ровняйсь! Смирно!», а после этого резко нагибался, клал на плац мегафон и, вскинув руку к козырьку, начинал рубить строевым от пояса под прямым углом. В это время на встречу этому образчику офицерской выправки и рвения шел в «пьяных» брюках почти двухметрового роста генерал Чекризов, эдакий небрежный сибарит.

Назад Дальше