С каждым днем возрождается способность много читать. Я влезаю в книги, радуясь встрече с каждой. Я читаю и раздумываю, как много книг делает нас слабыми, убивает в нас энергию, оправдывает бесконечные компромиссы, пугает печальными судьбами! Когда подобное сеет большой и настоящий мастер слова, все это представляется едва ли не правдой, единственной жизненной правдой — оправданием уступок воли и себя. И в музыке я вдруг разглядел много слезливого и безропотно тонущего перед злом.
Почему столь часто торжествует зло? Оно коварней, идет недозволенными путями, приспособленней к борьбе? Я отнюдь не фетишизирую феномен воли. Я сознаю и социальный характер зла. Однако я искренне убежден: злу нельзя уступать. Везде и всюду ему надо противопоставлять энергию поведения и великую жизненную стойкость. Всякая уступка злу утяжеляет не только твою жизнь, но умножает тяготы всех.
…Теперь после работы и всех дел я на велосипеде качу в Строгино и загораю. Но каков искус — рядом река! Искупаться бы! Я креплюсь неделю-другую — и забираюсь в воду, потом повторяю это на второй, третий день… Я плаваю всего 3–4 мин, однако на пятый день меня поражают суставные боли. Опять ноги то в огне, то в холоде, и ночами с удвоенной злобой «плавит» лихородка. Правда, боли унимаются в три недели. Я прокаливаю себя солнцем — и они слабнут, слабнут…
Поначалу я ополаскиваюсь дома совсем теплой водой: около 27 °. Месяц за месяцем я остужаю ее. Я раздеваюсь и ополаскиваю над ванной руки, плечи, грудь, ноги. Когда я ошибаюсь и вода охлаждается чрезмерно, организм отзывается болями на две-три ночи. Я отступаю и несколько повышаю температуру. После процедуры жестко, до горения, растираюсь полотенцем. Чтобы избежать ошибок, я измеряю температуру воды. Граница, за которой, как правило, наступают срывы, колеблется около 19 °. Эта температура, конечно, не впечатляла. Что рядить, мне любая вода, как говорится, в погибель. И все же я не поверю, будто это навсегда! Вздор! Я буду «отжимать» эту температуру ниже и ниже. И будет так, как я хочу! Все верну!
Часто после обливаний меня знобит, и я не могу согреться. От ополаскиваний шеи я отказываюсь: безбожно застуживаются и болят мышцы — шею невозможно повернуть, опять в тисках на недели и месяцы. Со временем я так наловчился, что определял температуру без градусника с ошибкой в 1–2 °, а больше мне и не нужно.
Люди стареют и слабнут не только из-за прожитых лет, но и из-за лени. Постепенно усталость от работы и забот понуждает отказываться от развлечений молодости, в том числе и купаний. Люди вообще сужают круг интересов: работа, семья, телевизор, врачи, а солнце, вода — лишь в отпуск, да и то не обязательно. Дело, конечно, не в одной лишь обременительности забот и работы: уходит молодость, исчезает потребность в движении, укореняется робость, а тут еще и оговорки, скидки на возраст, который в данном случае совершенно не при чем. Набирает силу физическое вырождение, а с ним утрачиваются многие иные драгоценные свойства. А ведь купание не только развлечение и баловство, это едва ли не самое могучее средство оздоровления. Крутая смена температур воздуха и воды, облучение солнцем, плавание сообщают большую устойчивость организму, ее не добудешь и в самых патентованных лекарствах и месячном безделии в санатории.
Наше лето — куцее и чаще всего дождливое и холодное. Настойчивость и последовательность позволяют купаться все летние месяцы — до самой осени. Надо не лениться и пойти на речку или озеро даже тогда, когда солнце скрылось, уже прохладно, а может быть, и накрапывает дождь. Тогда не будет плохих дней — все годятся. Со временем вырабатывается привычка, а с ней появляются удовлетворение и радость. И все это оборачивается весьма заметным прибавлением здоровья и — самое важное — вообще жизненного тонуса. Только нельзя решать дело махом — в неделю, месяц. В этом случае неизбежно разочарование. Надо приучать себя исподволь, в несколько сезонов, уступая поначалу холодным и дождливым дням. Я все это осознавал, но дотянуться не мог. Я завидовал всем, кто мог бездумно броситься в воду и плыть. Ведь это счастье! И шагать по городу, не беспокоясь ни о чем, тоже счастье!
Переболев столь сурово в недавние годы, я все же не в состоянии правильно оценить все, что стряслось. Я все измеряю мерками молодости и прежних возможностей. Что значит окунуться в воду на 5 мин, когда в молодости я плавал без перерыва по 3–4 ч? Я исхожу из былых представлений, но ведь после болезни я совершенно другой! С каким же трудом усваивается эта мысль! Я не хочу признавать власть лет! И почему я должен признавать ее, если я иду к возрождению!
Верю: я все верну и буду сильным, неутомимым до последних дней! Я не знаю, сколько проживу. Долголетие — весьма приятное дополнение к жизни, но не оно главное. Во всяком случае, я стараюсь не для него. Прожить хозяином себе, до последнего дня сильным и неутомимым — вот моя цель! О том я мечтал, когда терпел от болезни и так трудно разгонял свои тренировки, отрабатывал режим и множество прочих правил. О том мечтаю и поныне.
…В августе я пересматриваю тренировку. Я основательно прибавляю число наклонов, включаю новые упражнения и с ними — гантели в 6, 8, 10, 12 кг. Я рассчитываю увеличением нагрузки энергичней способствовать приспособлению организма к работе и движению вообще. Теперь тренировка поглощает уже более часа. Иначе я не смогу сделать все нужные упражнения.
Нет ничего более полезного для восстановления и залечивания суставов, чем упражнения с небольшими тяжестями — гантелями.
Ослабленность и непрочность суставов не то чтобы огорчает, а сбивает с толку. Почти любое натуживание грозит травмами. К тому же суставы разболтаны, особенно левый — коленный.
К сентябрю в плечевых, локтевых суставах и запястьях возникает устойчивая боль. Я крутовато начал, я все мерил мерками прошлого, а превратился в развалину. Я полагал превозмочь боль и все ждал приспособления суставов — оно не наступало. Около года несносно ныли локти. После боль растворилась и бесследно исчезла.
Кисти тоже очень долго метили неприятные травмы. Я терпел, В бытность мою атлетом там вылезали суставные грыжи. Обычно запястья бинтуют и затем терпят. И я по привычке терпел. Впрочем, ничего другого не оставалось. Отказаться от своих упражнений я не мог. Без нагрузок суставы и мышцы склонны к вырождению. Снижать тяжести не имело смысла, гантели и без того являлись пустячными для моих упражнений…
Кисти окрепли лишь к исходу второго года тренировок. Они стали ничуть не хуже, чем в годы, когда я поднимал мировые рекорды. Боль в плечах унялась гораздо позже — к четвертому году. Но до сих пор ночами я улавливаю ее в глубинах суставов. Иногда боль будит и заставляет искать положение удобнее. Слов нет, восстановлению суставов препятствовали воспалительные процессы из-за ошибок с закаливанием холодной водой по Кнейппу. Но так или иначе, а я добился выздоровления.
Как бы мы себя ни чувствовали, любые наши системы без упражнений имеют склонность к вырождению. Природа рассчитала организм на довольно жесткий режим работы — совсем недавно только это обеспечивало выживание. Физическая бездеятельность — «достижение» последних десятилетий, природа не успела внести поправки в организм. Она конструирует нас для жизни, полной физических нагрузок, следовательно, движений самого разного свойства. Поэтому безделье более опасно, чем чрезмерная работа. Вообще бездеятельность можно рассматривать как своего рода добровольное умирание…
После многих лет это оказалось первое более или менее здоровое лето для меня. Без сомнения, я поправлялся. Каждый месяц даже столь кислого лета смягчал и уреживал головные боли, приливы крови к голове, тошноты, головокружения. Обозначились и дни, когда я чувствовал себя совершенно хорошо, четко и ясно мыслил.
Освоение тренировок стало возможным лишь благодаря психотерапии самовнушением и самое главное — обработка формулами воли склонности к нарушениям мозгового кровообращения.
С августа и до последних дней октября (он выдался теплым) я езжу на велосипеде — через два дня на третий по 20 км. Бег пока недоступен, и я всячески стремлюсь возместить его хотя бы таким тренингом. Поэтому я езжу на время. Признаться, по городу делать это рискованно.
Беспощадно ноют мышцы ног. Я вообще-то привычен к такого рода болям, но то, что происходит, озадачивает даже меня. Я непрестанно слышу эту боль. Я слышу ее и во сне. Мышцы схватывают судороги. Порой неделями больно ступать, я утомляюсь через четверть часа. Усталость сообщает мышцам бетонную твердость. Я и предположить не мог, что время и болезни способны так размыть силу и сами мышцы — вроде бы их и не было. Я все закладываю заново. А ведь меня всегда отличали мощь ног и силовая выносливость. Мне становится очевидной беспощадность болезней. Ведь ничего не осталось от прежней силы и выносливости, кроме памяти да медалей на ленте!..
Ни в коем случае не запускать себя! Пусть маленькими тренировками, но держать в порядке. Помнить простую истину: восстановление гораздо сложнее поддержания формы. Всегда обновлять себя тренировками! Нет большего заблуждения, чем считать это время потерянным…
Я давно вынашивал мысль о тренировках обнаженным. Мокрые тряпки затрудняют коже дыхание, гонят лишний пот, студят. И с середины ноября я становлюсь на тренировку лишь в плавках. Всю зиму при тренировках держу в комнате температуру не выше 20 градусов.
Легко сказать: тренироваться обнаженным. Снова я мерзну, меня знобит, а ноги холодит воздух из незаклеенных окон. Простуженные с лета мышцы спины ранят каждое движение, боли обостряются. И все-таки я не даю отбой, не забираюсь в рубашку и носки. У меня устойчиво самое важное — состояние легких, а все прочее я снесу.
Я отказываюсь от зимнего белья — ничего под одежду, кроме трусов и рубашки-полурукавки. Однако холода о себе дают знать: теперь уже редкий день, сидя за печатной машинкой, я не растираю ноги помногу раз. Как же хочется сунуть их в шерстяные носки, а еще заманчивей — в валенки!
Я упрямо стремлюсь добиться закаленности ног. Без нее я теряю возможность носить легкую одежду! И зимами буду вынужден поддевать теплые вещи, стало быть, сохранять изнеженность. А что такое податливость простудам, я уже убедился!
В те же дни беру старты в ходьбе на время. Со мной секундомер: необходимо укладываться в заданные минуты и часы. День за днем я учусь скорому шагу. Я заливаюсь потом. Однако страх перед простудой как-то стушевывается. Более того, я все чаще и чаще пренебрегаю теплой одеждой, а погодя — и вовсе забрасываю сумку с запасными вещами. Я даже делаю неукоснительным правилом ходить лишь с расстегнутым воротником, исключение — для мороза. Я отказываюсь от зимней шапки в пользу легкой, вязаной, спортивного покроя. Шарфы, теплые свитеры, шубы, теплые воротники пальто — все это изнеживает и делает уязвимым.
Я на маршруте в любую погоду и в любом состоянии. Впрочем, дурных состояний, в прежнем понимании, нет. Я замечаю, как становлюсь энергичней и во мне укореняется убеждение, что никакие срывы не властны надо мной.
В те зимние тренировки мне приходит счастливая мысль: про себя проговаривать формулы воли в перерывах между упражнениями, когда я вынужден налаживать дыхание. С этого дня формулы воли массированно и непрерывно обрабатывают мое сознание.
Я ощущаю их влияние: я распрямленней, для меня нет бед, все неудачи я встречаю энергией воли. Именно так: бед нет — есть лишь стечение более сложных и по-своему более критических обстоятельств. Я так и определяют для себя беду: стечение сложных обстоятельств. И несчастья надлежит воспринимать только так, ибо отчаяние вредит жизни, препятствует организации нужного поведения. В любом случае — только мужество поведения, только дело и отпор делом! Я настраиваю себя: «Не страшусь никаких приговоров над собой! Любые неожиданности, даже трагические, преодолеваю спокойно. На любое дело иду с отвагой! Никогда не сомневаюсь в себе и своих возможностях. Назначение воли — быть сильнее всех обстоятельств!..»
Все, чем я занимаюсь, недостаточно для надежного тренинга сердечно-сосудистой системы, и я ввожу подскоки на месте. За все те зимние месяцы делать их более чем в течение трех минут не удается. Это ничтожно мало и, разумеется, не может повлиять на выносливость, но я верю, что сумею увеличить эти минуты.
Гантели в 10 и 12 кг оказывают чересчур чувствительное влияние: на застарелую боль накладывается новая, скоро уже нестерпимо ноет весь позвоночник. Я перестаю брать в руки сразу две гантели. Но и от упражнений с одной гантелей болезненность в позвоночнике развивается…
Самые главные упражнения — я их выполняю в любом случае — различные наклоны. Ими я лечу спину. Все эти наклоны весьма длительны. Я приучаю себя делать их с открытыми глазами. Пусть простейшая, но тренировка вестибулярного аппарата.
Новые нагрузки осваиваются со скрипом. Я вижу и чувствую, как усталость оборачивается головными болями, и порой такими, что я буквально тупею. От новых силовых упражнений мертвеют руки, а ведь объем нагрузок невелик. Даже во сне они не отходят: чужие руки.
И все же я неуклонно следую режиму. Иного пути освоения нагрузок не существует. Без умения сносить подобные нагрузки я не наберу запаса здоровья. Во веки веков приспособление — это реакция организма на новые условия. Но эти условия усложняются, стало быть, и приспособление неизбежно с превозмоганием себя.
Не исключено, что я действую крутовато. Однако не нужно спешить с выводами. Надо учесть условия, в которых я оказался. Какие еще пути находятся в моем распоряжении?.. К тому же за плечами вереница бесплодных лет. И они тоже давят и, пожалуй, не меньше, чем сами болезни. И потом я верю в себя. Верю в необходимость каждой тренировки. Все должно быть только так! Тренировки не виноваты, что мне бывает порой трудно. Это результат моей расквашенности. Я выбиваю из себя неприспособленность к жизни. Я здоров, здоров, здоров!
Верю, организм неизбежно подтянется к новым требованиям. Уступать ему — значит отказываться от движения вперед, значит скатываться на прежнюю жизненную емкость — ту маломощную и уже не преобразующую меня нагрузку. Пусть сейчас худо— я окрепну, я слишком далеко ушел в развал, надо терпеть…
Я гну свое, организм — свое. Он упорно сбивает меня на освоенные нагрузки. Но разве те нагрузки защитят меня от нарушений мозгового кровообращения? Ведь вся жизнь — смена самых разных нагрузок. Стало быть, я буду, как и прежде, от каждой ползать с головокружениями, болями и тошнотами?.. У меня нет будущего с той выносливостью и тем запасом энергии, которыми я располагаю. Надо пробиваться вперед! Я должен воспитать большую силу и мощность, должен заложить выносливость, которой прежде и вовсе не обладал. Это неизбежно скажется на общем тонусе, это подавит все болезни, в том числе и ночную лихорадку.
Я упрямо твержу: «Любые препятствия и любую усталость преодолеваю без спазмов, потому что в мозгу действует могучий единый механизм поддержания давления и противоспазматической связи. Сосуды всегда раскрыты. В них уверенный, четкий ток крови под давлением 115 мм. Усталость для меня никогда не оборачивается спазмом — только желанием отдохнуть или поспать, потому что во мне константа: тонусу сосудов всегда соответствует определенное давление крови — 115/75… Я живу на раскрытых сосудах. В любом случае они раскрыты. Я не устаю, я неутомим. Основа этого — раскрытые сосуды!..»
Я уже убедился, тонус сосудов непосредственно и чрезвычайно плотно связан с психическим состоянием. Поэтому обработке сознания формулами воли сопутствует ощутимое и уверенное оздоровление.
Я похудел, но особым образом: поджался, уплотнился. Теперь вся одежда велика и висит. И вдруг заметил: с губ сбежала синева.
Всю зиму я чувствовал себя хуже, даже летом, когда приступил к тренировкам. И это естественно — ведь я выполнял настоящую объемную работу. Просто зарядка с маханием руками и подскоками до первой усталости не могла повлиять на организм — разве лишь отогнать сон. Очень давил на сознание короткий день. Тренировка поутру при электрическом свете. Затем работа за машинкой, рукописями — и уже опять ночь. И не видишь ни минуты светлого дня. Даже на телефонные разговоры не было досуга…