— Это дерьмо собачье! — вспыхнул Карран. — Я это знаю. И ты это знаешь. Всё происходящее меня сильно утомляет.
Бет Гарнер понимающе улыбнулась. Это так похоже на действия копа — завуалировать нормальными фразами то, что ему не по нраву, или то, чего он даже боится»
— Почему бы тебе не присесть? Поговорим — это ещё пока никому не вредило.
Карран сел и сложил руки на груди.
— Это дерьмо собачье, — снова заявил он.
— Да, возможно что и так. Но чем скорее мы пройдём через эти занятия, тем быстрее они окажутся у тебя за спиной, тем быстрее ты о них сможешь забыть. Ты, как и я, знаешь, что не мною это установлено, все эти правила.
— Правила тоже дерьмовые, — декларировал Карран.
— Вовсе не обязательно.
— На что ты намекаешь?
— Будут у тебя какие-либо внешние проявления или нет, Ник, но ты должен перенести последствия травмы, полученной в результате… того происшествия.
— Бог мой! Происшествие! Какого чёрта ты не называешь всё своими именами? Убийства. Смерти. Убиты двое бедных, беззащитных туристов в теннисках от «Фишерман Воф». Погибли сторонние наблюдатели, вставшие на пути пуль, выпущенных из девятимиллиметрового автоматического револьвера, который, так уж случилось, находился в руках вполне определённого детектива из департамента полиции Сан-Франциско. И ты ещё смеешь что-то говорить о травме?! Никогда не упоминай про моютравму! Какую травму получили эти бедняги, застреленные копом? Вот этоя называю травмой.
— Итак, ты чувствуешь себя виновным?
— Бога ради, Бет, а кто не испытывал бы на моём месте этого чувства?
— Что ж, это вполне здоровое чувство.
— О, пожалуйста…
Бет Гарнер сделала некоторые пометки в личном деле Ника, в открытую лежавшем на её столе. Она делала записи мелким, чистым, аккуратным почерком.
— Итак… Как дела? — спросила она. — В повседневной жизни? Есть ли проблемы со сном, или что-нибудь типа того?
— Дела идут отлично, Я говорил тебе… дела идут так хорошо, как…
— Как?
— Как только они могут идти, когда у тебя такая работа, как у меня, и департамент всё время тебя сдерживает, намекая, что ты — полный кретин.
— Теперь можешь поверить, что это не так. Это я тебе говорю. Ты ведь мне доверяешь?
— Да, — спокойно ответил Карран.
И он говорил правду. Не потому, что она была психоаналитиком с белым воротничком, но потому что кроме всего прочего и перво-наперво она была его другом.
— А что в личной жизни? Есть ли тут о чём доложить? Хочешь ли о чем-нибудь рассказать мне?
— Моя личная жизнь… О, наверное, ты имеешь в виду мою сексуальнуюжизнь? Что ж, в этом смысле у меня всё в норме. — Он сделал паузу и улыбнулся. В действительности, не было смысла лгать ей. — Моя половая жизнь, по правде, находится в глубоком дерьме с того самого момента, как я перестал видеться с тобой. Перестал встречаться с тобой вне твоих профессиональных обязанностей. — Он поднял руку и показал ей раскрытую ладонь. — Видишь, у меня уже мозоли стали появляться.
— Это ведь что-то юношеское, Ник? Правда?
— Я думаю, да. Извини, Бет.
— Пьёшь? Ты воздерживаешься от алкоголя?
— Вот уже три месяца, — ответил он. — Для человека с потребностями в выпивке крепостью не менее «Джека Даньелза» три месяца без рюмки — это настоящее событие.
— Наркотиками балуешься?
— Нет.
— Кокаин?
— Никакого кокаина, — многозначительно ответил Карран. — Бет, я работаю без задних ног. Я не пью, я даже больше не курю.
Она улыбнулась. Человек, бросивший курить при такой сумасшедшей работе, показывает чудеса самообладания.
— Как это, не куришь?
— С этим тоже покончено, — коротко пояснил Ник. Он находился здесь уже более пятнадцати минут, и им овладевали нервы. Ему жутко хотелось уйти отсюда, вернуться на улицу и отыскать того, кто зарезал Джонни Боза. Его работа была столь же сильнодействующа, сколь и любой наркотик. — Теперь, Бет, не будешь ли ты так любезна сообщить Внутренней службе, что я в форме? Это я, не больше не меньше, здоровый, полностью готовый полицейский. Так что дай мне возможность свалить отсюда к дьяволу.
Бет Гарнер сделала паузу перед ответом. Удовлетворить его просьбу — значит, никогда больше его не увидеть, даже по работе. Она не могла больше рекомендовать ему посещение психиатра. Ей казалось, что Ник представляет из себя именно то, что только что он сказал: нормальный полицейский детектив с грязной работой, которую кому-то всё равно надо выполнять — вот так, если, конечно, на свете существует «нормальный» детектив по расследованию убийств.
— Я напишу доклад для Внутренней службы…
— И…
— Я дам им понять, что средний, здоровый, полностью замороченный, готовый полицейский… Как это тебе?
Карран тепло улыбнулся:
— Спасибо, Бет.
Он направился к дверям её офиса.
— Я теряю тебя, Ник, — произнесла Бет Гарнер.
Она говорила тихо, до такой степени тихо, что, может быть, он и не слышал её слов.
Ник всё ещё не выполнил своих бюрократических обязанностей. После того как закончилась его встреча с Бет Гарнер, он направил свои стопы на четыре пролёта ниже — из спокойствия Главного управления по работе с персоналом департамента полиции Сан-Франциско в шумный хаос детективного бюро. Там царило обычное тихое сумасшествие, порождаемое трезвонящими телефонами, стучащими пишущими машинками и мощными полицейскими, оскорбляющими подозреваемых и друг друга. Контроль над ростом преступности в городе, в котором всякое возможно, таком, как Сан-Франциско, — это не занятие для тех, кто любит спокойную рабочую обстановку. В действительности, Ник Карран получал удовольствие от подконтрольной анархии бюро; он пристрастился к беспорядку и суматохе, будто это было для него естественной средой обитания. Сегодня, однако, неразбериха вокруг была удручающей, отражающей испытываемые им волнения: убийство Джонни Боза, очевидная страсть Бет Гарнер, тонкая усмешка Кэтрин Трамелл, её умные глаза.
Гас Моран приветствовал его с ещё более нежеланными новостями. Старый детектив выглядел очень уставшим, когда появился Ник.
— Толкотт сидит в офисе у Уокера.
— Великолепно.
— До сих пор, предполагаю, наблюдает, Видно, утренних наблюдений ему недостаточно.
— Придурок он наблюдающий!
— Как идут дела с хорошенькой леди-доктором?
— Она скучала по мне.
Гас открыл дверь уокерского офиса:
— Это хорошо, когда она сама цепляется. Это — на всю жизнь.
Толпа в офисе главы отдела по расследованию убийств была немного меньше сборища копов этим утром в спальне Джонни Боза. Харриган и Андруз просидели весь день на телефонах, разыскивая подноготную информацию о Бозе, его делах, его друзьях, его врагах. Кроме того, они сличали данные о месте преступления и ожидали Морана с Карраном, чтобы и те смогли выложить всё, что успели откопать.
Уокер выглядел нервным и возбуждённым, раздражённым ожиданием двух детективов. И хотя, если уж на то пошло, он сам настоял на встрече Каррана с Гарнер, начальник Ника с трудом мог простить тому его небольшое опоздание. Толкотт же нисколько не убавил той спеси, что он продемонстрировал в восемь утра.
Гас с Ником ещё не успели закрыть за собой дверь, как Уокер выскочил из своего кресла:
— Прекрасно! Начинаем.
Харриган, будто эти слова подключили его к сети, начал чтение своих записей:
— Шестнадцать проникающих колотых ранений в грудь и шею. Никаких чётких отпечатков, никаких следов взлома, ничто не пропало.
— Другими словами, — сказал Моран, ныряя в кресло, — ничего нет.
— Дай закончить человеку, — произнёс Карран. Он наливал две чашки кофе из кофеварки, стоявшей на столике невдалеке от окна. Затем в одну из них он налил обезжиренных сливок и добавил сахар — как раз столько, сколько любит Гас.
— Я ценю это, Ник, — высказал Харриган с сарказмом. — Действительно, ценю. — Он не для того работал весь этот проклятый день, чтобы ему оказывала покровительство парочка копов.
— Всегда рад, офицер, — ответил Ник. Он поставил чашку с кофе перед Гасом и сделал глоток из своей.
— На ноже для колки льда не было обнаружено ни единого отпечатка, — продолжал Андруз за своего коллегу, как будто тот составлял с ним единую команду борцов. — Так что престулление относится к группе «Ка-дэ»…
— Ка-дэ? — переспросил Толкотт,
— Кусок дерьма, — перевёл Гас. И после некоторых раздумий добавил: — Капитан.
— Ножичек для колки льда как раз такой, какой можно приобрести в доброй тысяче магазинов — в торговом центре, скобяных лавках, шопах типа «Остановись и отоварься» и даже у Андронико. Можно отрядить на поиски пять тысяч «фараонов» и всё равно концов никогда не сыскать.
— А что насчёт шарфа? — спросил Карран.
— Дорогой. «Гермес», стоит шесть сотен зелёненьких.
— Харриган в удивлении наклонил голову. — Шесть сотен баков за один шарфик. Кто это так разбрасывается деньгами?
— Богатые люди, — ответил Гас.
— Ага, я понимаю. Но шесть сотен за шарф? За этот кусочек шёлка?
— Харриган, — произнёс Уокер тоном, приказывающим прекратить прения.
— Я связался с «Гермесом» — есть тут один их офис на Юнион-сквсйр. Они продают по восемь — десять штук в неделю только здесь, в нашем городе. В Мэрин есть ещё парочка магазинов, которые их также обслуживают, существует ещё один «Гермес» в Сан-Рафаэле, там тоже — по восемь-десять штук. Под Рождество продаётся ещё больше, сказали они. В общем, как сообщили в «Гермесе», за год по всему миру расходится около двадцати тысяч их изделий. А это двенадцать миллионов баков в год. За шарфики. Вот таким образом.
— Мы могли бы сконцентрироваться на поисках шарфов, проданных в районе залива, — сказал Уокер. — Это не невозможно. Если она купила его в… мать твою, Гонконге, или Париже, или ещё где-то в том же духе, то мы можем даже Бога не молить о том, чтобы отследить судьбу шарфа.
— Она? — переспросил Моран. — Почему вы считаете, что это была она?
— Есть ли доказательства, что он занимался сексом с мужчинами? — адресовал вопрос Харригану и Андрузу Уокер.
Оба детектива отрицательно замотали головами:
— Не-а.
— Это была она, Гас.
— Ага, — подтвердил Андруз. — Биологический анализ показал, что у нас нет оснований предполагать, что он интересовался парнями.
— Никаких мальчиков для Боза, — вывел Гас.
— Расскажите нам о нём, — попросил Карран.
— Порошок былкокаином, Ник…
Карран обменялся с Толкотт взглядами, скрестившимися наподобие мечей.
— …высокого качества, высокого содержания. Это дерьмо много чище любого из тех партий, что люди из отдела по борьбе с наркотиками встречают на улицах. Большая часть компонентов соответствует низкосодержащему крэку. Судя по всему, обнаруженный кокаин относится к так называемому «высококачественному порошку восьмидесятых — эпохе Рейгана».
— Некоторые люди так старомодны, — вставил Моран. — Та-а-а-ак старомодны.
Все полицейские, включая Уокер, но исключая Толкотт, расхохотались. Последним тенденциозным проявлением вкуса Гасом Мораном была покупка выходного костюма, и случилось это в 1974 году. Он до сих пор ко всеобщему смущению время от времени надевал его.
— Ага, — продолжил Андруз, — он втягивал его. Были обнаружены следы частиц кокаина на его губах и пенисе…
— Он что и членом его втягивал? — вмешался Моран.
Андруз усмехнулся:
— Ну тебя, Гас, дай закончить. Боз оставил после себя около пяти миллионов долларов, наследников нет. Криминального за ним ничего не числится, за исключением поданной на него и его группу жалобы о погроме, устроенном в 1969 году в гостиничном номере. Он выплатил штраф, заплатил отходные за убытки и был выпущен на свободу.
— То есть нам известно, что он увлекался кокаином, — резюмировал Харриган, — был без ума от девочек и рок-н-ролла.
Ник Карран сделал ещё один маленький глоток кофе и спросил:
— Он и от мэра был без ума? Так?
Толкотт одарил его одним из своих взглядов, от которых могла бы расплавиться сталь.
— О’кей, — ответил Уокер, — так что насчёт девочек?
— Было их несколько, все так или иначе проходили через его клуб. Его подруга, его возлюбленная, его малышка, его женщина, его любовница — во всех этих ролях Кэтрин Трамелл.
Толкотт воспрянул духом:
— Она проходит по делу? Её подозреваете?
— Ник? — спросил Уокер.
Карран пожал плечами и отхлебнул кофе.
— Гас?
— Мне пришлось согласиться с мнением моего коллеги о причастности к расследуемому делу мисс Трамелл.
— Ладно, — сказал Уокер, — тогда дайте мне высказать своё мнение. Она — подозреваемая.
Каждый из присутствующих был премного удивлён таким поворотом дел, и Толкотт подпрыгнул на кресле, будто его тряхануло током:
— На каком основании?
У Уокера, оказалось, существовали свои собственные заметки:
— Кэтрин Трамелл. Тридцать лет. Приводов нет, судима не была, Magna сum laude [6],-Беркли, 1983 год. Специализация на двух предметах — литература и психология. Дочь Марвина и Элейн Трамелл.
— Ну, это мы могли и в справочнике «Кто есть кто» прочитать, — произнёс Толкотт.
— А почему она должна быть в «Кто есть кто»? — наивным тоном спросил Карран. — Она — проворный книжный червь. Поступила в Беркли… Так, за ради Бога! Очень хорошая государственная школа. Не из тех элитных колледжей, что внизу, в Пало-Альто, — Толкотт, злой на самого себя, сделал попытку спрятать перстень Стэнфордского университета, надетый на пальце правой руки.
— Она не самая спокойная женщина, — сказал Уокер. — Я знаю, уже встречался с ней.
— Она никак не упоминала, что является сиротой?
— У-у-у, как это печально, — посочувствовал Гас. — Дайте-ка вспомнить. Да, действительно, намекала.
Уокер вернулся к своим записям:
— Кэтрин Трамелл. Единственная наследница вышеупомянутых Марвина и Элейн Трамелл, которые в 1979-м году погибли в результате несчастного случая, имевшего место в Тихом океане. Маленькая Кэтрин, которой в то время было восемнадцать лет, стала единственной наследницей… ста десяти миллионов долларов.
— Да вы что?! — выдавил Харриган.
Цифра, казалось, на мгновение материализовалась и повисла в воздухе комнаты.
Ник встряхнул головой, будто пытаясь прочистить мозги:
— Да вы меня надуваете! Сколько она получила?
— Сто десять миллионовдолларов, — ещё раз повторил Уокер.
— Для тех из вас, — начал Гас, — кто будет делать самостоятельные подсчёты в домашней обстановке, объясняю, это такая циферка — одиннадцать, а за ней ещё семь нулей.
— Не верю ушам своим, — выдавил из себя Толкотт. — Но как можно вносить имя мисс Трамелл в список подозреваемых только на основании её необычайного везения?
— Подождите. Дальше — больше. Она незамужем…
— Я тоже свободен, — встрял Гас. — У вас что-то есть на эту девочку, так поручите мне её защиту. Действительно…
— …но она уже однажды была обручена. С Мануэлем Васкесом.
— Своим садовником? — предположил Харриган.
— Мануэль Васкес? — переспросил Ник. — Подождите-ка секунду… Мы, случайно, говорим не о МэнниВаскесе?
— О нём самом, — согласился Уокер.
— Теперь вы и меня решили дерьмом вымазать, — обиделся Андруз.
— Эго немыслимо, — решительно произнёс Харриган.
— Кто? Кто это такой? — настойчиво добивался Толкотт.
— Этого не может быть, — сказал Моран.
— Они даже оплатили лицензию… в прекрасном штате под названием Нью-Джерси.
— Да кто? Оком вы? — Толкотт приподнялся над своим креслом как человек, пропустивший мимо ушей всю «соль» анекдота, заставившего остальных изойтись от хохота.
Харриган решил прекратить его страдания:
— Мэнни Васкес, капитан. Вы должны помнить его… Он был боксёром, выступал в среднем весе… Он был блистательнымбоксёром: великолепные движения, прекрасный правый…