Прочие тесты, в которых приходится пользоваться ручкой или карандашом, помогают проникнуть в другие тайники души. У Джона четыре яблока, у Мэри три апельсина. Они вместе садятся в поезд, едущий со скоростью сорок миль в час. Поезд отъехал от станции в два десять. Когда поезд прибывает к месту назначения, у Джона остается два яблока, а у Мэри шесть апельсинов. Требуется узнать время прибытия.
Аналитик мыслит индуктивно. Он тут же разложит задачу на ее компоненты и начнет работать с каждым из них, постепенно выстраивая ответ. Инвестиционный менеджер старого типа радостно примется за задачу: такое занятое ему по душе. Агрессивный менеджер скажет: «Что это за идиотский вопрос? И как он может помочь мне делать деньги?» После чего придет в такую же ярость, как тогда, когда его жена не хотела идти домой с вечеринки. Ему нужно врубиться в концепцию с ходу, иначе он становится очень дерганным.
Аналитики, хотя и умеют решать задачи, обычно делают в них массу арифметических ошибок, в отличие от бухгалтеров, которые доводят все до четвертого знака после запятой. Но хорошие аналитики прекрасно управляются и с цифрами, и со словами. По части словаря они вообще чемпионы. Но когда задача требует функционирования на более абстрактном поле, они начинают сникать.
В этом бизнесе каждый не просто умен, а очень умен. Нижняя граница IQ (коэффициента интеллекта) 130, и если вы туповаты, то дальше лучше не лезть, здесь все умны до невероятия. Способности варьируются от очень сообразительных до едва ли не гениев. Вы готовы перейти к чернильному пятну? Вот вам образчик такого пятна на соседней странице (рис. 1).
Что вы видите в этом пятне? Сколько разных вещей вы здесь видите? Увиденное вами занимает все пятно или только часть его? Как быстро вам это удалось рассмотреть?
Если вам от этого будет легче, могу сказать, что множество людей видят здесь жуков, шкуры животных и вытянутые в стороны руки. Но это то, что видит любой и каждый, а вам надо добиться лучшего результата. Так что за первые двадцать секунд вам следует изыскать что-то свое.
Смысл этих чернильных пятен не в том, что вы в них видите, а в том, как выстраивается ваша реакция на них Насколько вы требовательны к представленному ряду? Иначе говоря, сколько материала вам нужно увидеть, прежде чем вы начнете всерьез на него реагировать?
Аналитик опять-таки подойдет к делу индуктивно, выстраивая все по блокам, но настоящий менеджер-ковбой не выносит пересмотра своих решений. Он весь обуреваем чувствами, он полон энтузиазма, он реагирует с избытком, через край. Единственное, чего хочет аналитик, — это быть правым. Его эго нуждается в наслаждении собственной правотой. Он почти всегда предпочтет свою правоту возможности сделать деньги. Агрессивного инвестиционного менеджера не волнует, прав он или нет в каждом отдельном суждении — при условии, что он выйдет победителем, когда все очки будут просуммированы. Естественно, для этого он все-таки должен быть чаще прав, чем наоборот, но он склонен к сериям молниеносных движений и к надежде, что его решения в сумме окажутся верными, и как таковые будут оценены. На самом деле он сверяет быстро и бессознательно каждый новый стимул с «неосознаваемой массой» своей собственной интуиции, причем его интуиция включает в данном случае все «познанные восприятия» за годы его жизни.
Такой портрет агрессивного инвестиционного менеджера должен был бы всерьез обеспокоить его замшелых коллег из солидных, отделанных деревом офисов. Но, как уже было сказано выше, этот портрет пока относится к горстке менеджеров из хеджевых и взаимных фондов и не имеет отношения к трастовым чиновникам или менеджерам крупных финансовых организаций.
Агрессивные менеджеры, ориентированные на результат, пока еще новое явление, и их игра все еще подвергается проверке, но они уже с честью выдержали не одно серьезное испытание. Главное отличие данного типа инвестмента — молниеносная реакция на информацию. По сравнению с мелким инвестором, который, заполучив «конфиденциальную информацию», бежит и покупает акции, его реакция иная. Быстрая реакция мелкого инвестора — это реакция без знания. За этой реакцией не стоит «неосознаваемая масса» интуиции. Иными словами, инвестиционный менеджер держит в памяти уровень прибыли сотен компаний, знает, как акции реагируют на самые разные ситуации, и знает, какое место занимает он сам в широком спектре себе подобных. А если он все это знает, то может оказаться даже вдали от биржи и все-таки чувствовать, где ритм биржи сплетается с его собственным. Короче говоря, если вы действительно знаете, что происходит, то вы не обязаны знать, что происходит, чтобы все-таки знать, что происходит. Все, что вам нужно, это здоровенная «неосознаваемая масса», IQ под 150, плюс немножко экстрасенсорного восприятия. Тогда вы можете игнорировать заголовки в газетах, потому что вы их предвидели еще несколько месяцев назад.
Но в управлении деньгами есть и одно абсолютное требование. Вы познакомились с ним, читая первое Правило Иррегулярности: Если вы не знаете, кто вы есть, биржа очень дорогое место для выяснения. Эмоциональная зрелость — абсолютное требование.
«Вы должны использовать ваши эмоции продуктивно, — говорит доктор Макартур. — Ваши эмоции должны работать на цель, к которой вы стремитесь. В постановке цели и стремлении к ней не должно быть никаких внутренних конфликтов, а ваши эмоциональные нужды должны быть удовлетворены в случае ее достижения. Короче говоря, вы должны уметь управляться с ситуацией, не теряя самообладания и не позволяя вашим эмоциям взять над вами верх. Вы должны действовать без страхов».
Психологические тесты, конечно же, не могут сказать вам, станете ли вы асом в делании денег. Они лишь описывают уже существующие группы, а потом за этими тестами идут уже жизненные экзамены на выполнение долга (годы, отданные работе), на удовлетворенность результатами, на успешность. Вы можете не отвечать требованиям психологического теста и все-таки преуспеть, или же мир может измениться до такой степени, что эти требования перестанут отвечать реальности. Но пока мир таков, каков он есть, игра ведется по тем же нормам и правилам. И некоторым аналитикам не следует управлять своими собственными финансами, некоторым инвестиционным менеджерам стоит руководить фондами с совсем другими характеристиками, а некоторым инвесторам следует ухаживать за цветами в своем саду и позволить умным людям вкладывать их деньги.
Вы даже можете прекрасно показать себя во всех этих тестах, но настоящим экзаменом будет то, как вы поведете себя в ситуации, когда по другую сторону барьера будет бушевать ревущая толпа. Мы уже кое-что знаем о типах индивидуумов, но толпа, этот неуловимый австралопитек, все еще представляет собой неизвестность. Задача массовой психологии по-прежнему не разрешена. Но действительно ли биржа — это толпа?
Глава 4
Действительно ли биржа это толпа?
«Толпа проигрывает всегда, — писал в 1930 году Фред Келли в своей известной работе по фондовой бирже, — потому что толпа всегда неправа. Она неправа, потому что ведет себя нормально».
То, чем живет толпа или биржа, всегда является предметом догадок, ибо толпа, в соответствии с инвестиционной мифологией, обязана всегда быть неправой. (Сторонники этого правила столь многочисленны, что, в свою очередь, тоже могли бы составить приличную толпу — но, конечно же, каждый, говорящий о толпе, считает, что сам к ней не принадлежит.) В 1841 году Чарльз Маккей опубликовал, как считается, первую серьезную книгу о поведении людских масс, «Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы». Книга Маккея, по словам Бернарда М. Баруха, позволила ему сделать свое гигантское состояние, а одна из уолл-стритских инвестиционных фирм рассылала эту книгу клиентам как подарок к Рождеству. Если кто-то из этих клиентов прочитал полученную книгу, то он наверняка почувствовал свое несомненное превосходство, потому что голландцы, пару сотен лет назад взвинчивавшие цены на луковицы тюльпанов, сейчас выглядят и впрямь глуповато. Увы, оказывается возможным прочитать про голландцев, убежденных, что в мире существует неутолимый спрос на тюльпаны, а потом выйти и купить какие-нибудь супермодные компьютерные акции, потому что в мире существует неутолимый спрос на компьютеры. Доводы должны быть всегда, и если доводы насчет компьютеров выглядят весомее доводов насчет тюльпанов, то это может быть и оттого, что не все в истории с тюльпанами нам до конца известно.
Каждый инвестор не раз слышал, хотя бы от своего брокера, что какие-то акции следует продолжать покупать, потому что толпа еще не проснулась. Но действительно ли биржа — это толпа? Конечно, во дворе биржи не стоит масса людей, скандирующих «Да здравствует дуче!» или «Янки, убирайтесь домой!» Все, что есть, это лента тикера, отмечающая движение биржи, и определенное количество разбросанных по стране брокерских контор, в каждой из которых сидят люди, за этим движением наблюдающие. Еще большее количество людей не следит даже за этим, но выделяет каждое утро несколько минут, чтобы взглянуть на изменение стоимости акций в газете. Врачи, торговцы, адвокаты, повара — могут ли все эти разрозненные индивидуумы и впрямь составлять толпу?
В конце XIX века французский врач по имени Гюстав Ле Бон опубликовал свою «Psychologie des Foules», переведенную как «Толпа». Ле Бон посвятил значительное количество других своих работ обобщениям касательно расовых характеристик, и эти работы порядком устарели. Но «Толпа» оказалась книгой абсолютно пророческой в 1895 году, когда мир еще не знал, какими гигантскими толпами будут манипулировать Гитлер или Муссолини. Для Ле Бона толпа — это не просто какое-то количество людей, собравшихся в одном месте. Это могут быть тысячи разрозненных индивидуумов. Их он называет психологической толпой, склонной к «растворению сознательной индивидуальной личности и повороту чувств и мыслей в другом направлении». Наиболее поразительная особенность толпы, пишет Ле Бон, заключается в том, что «…кем бы ни были индивидуумы, ее составляющие, как ни разнились бы стили их жизни, их профессии, их характеры или их интеллект, — сам факт, что они трансформировались в толпу, наделяет их чем-то вроде коллективного сознания, которое теперь заставляет их чувствовать, думать и действовать в манере, совершенно отличной от той, в какой чувствовал, думал и действовал бы индивидуум, будь он изолирован от этой толпы».
Согласно приведенному определению во всех этих читателях биржевых цифр мы имеем, по меньшей мере, материал для психологической толпы. Но что же мы знаем о толпе? Первое, что нам известно, говорит наш добрый доктор Ле Бон, это то, что индивидуум в толпе приобретает — уже в силу самого факта принадлежности к толпе — «чувство неуязвимой силы и власти, которое позволяет ему отдаться на волю инстинктов, позыву, который он, будучи один, постарался бы удержать в определенных рамках… Чувство ответственности, всегда контролирующее поведение индивидуумов, в толпе исчезает начисто».
Второй элемент в толпе Ле Бона — заразительность, взаимная передача чувства, «которую нелегко объяснить», как он пишет, и «которую можно включить в ряд явлений гипнотического характера». И, наконец, третий элемент лебоновской толпы — внушаемость, то есть, «состояние очарованности, в котором загипнотизированный индивидуум оказывается во власти гипнотизера». Как только исчезает чувство ответственности, мы созрели для заражения, внушения и проявлений «неудержимой импульсивности».
Ле Бон явно не считает, что толпа — это место для приличного человека. Индивидуум, пишет он, становясь членом толпы, «спускается на целый ряд ступенек по цивилизационной лестнице», потому что сознание толпы является уже не каким-то усредненным сознанием, а новым общим знаменателем, безмозглым в том плане, что оно сдалось на волю бессознательных импульсов. И хотя толпа всегда «интеллектуально более убога, чем изолированный индивидуум», она может быть и лучше, и хуже отдельно взятого человека — все зависит от характера внушения, которому она подвергается.
Имеет ли все это отношение к нам с вами? Если вы помните, нас интересовала конкретная проблема — ценные бумаги и колебания их цен. Этой же проблемой занимаются одиннадцать тысяч рационально мыслящих аналитиков по ценным бумагам, огромное количество пылких студентов и дипломников, плюс целая армия компьютеров. Сто тысяч рационально мыслящих брокеров, или «зарегистрированных представителей», как они именуются официально, поставляют информацию двадцати четырем миллионам инвесторов. Весь этот процесс насыщен статистическими данными, таблицами, математикой и блестяще сформулированными обоснованиями.
Но несмотря на это, акции, идущие вверх, снова обрушиваются вниз, самые хитроумные инвесторы оказываются в ловушке, и каждый год какая-нибудь группа акций устремляется к Луне, которая, как считают поклонники этих акций, состоит из чистого золота, а вовсе не из зеленого сыра. В 1961 году весь мир собирался жить припеваючи и играть в кегли, но уже в 1962 году акции «Брунсвик» умудрились проделать путь с 74 до 8, даже не притормаживая по дороге. В 1965 году весь мир собирался расслабиться и смотреть телевизор, но в этот момент «Адмирал», «Моторола», «Зенит» и «Магнавокс» съежились, как суфле, за которым навечно захлопнулась дверка духовки. И это произойдет еще не раз.
Сокрушительное падение курса этих акций, а я уверен, и других акций в будущем, сопровождалось потоком таблиц, цифр и статистики. Свободное падение «Моторолы» с 233 до 98 перемежалось массой отчетов, некоторые в добрую сотню страниц, полных анализа оборотных фондов, спроса, потребления, структуры издержек, финансовых потоков и потребительских устремлений. Эти отчеты до сих пор хранятся в моих шкафах. И они неизменно утверждали, при цене акций в 212, и в 184, и в 156, и в 124, и в 110, что теперь-то уж эти акции следует покупать. Мне эти отчеты позволяют понять гораздо больше, чем эссе Чарльза Маккея о тюльпановом безумии в Голландии XVII века. Все заказы на покупку и продажу всех этих акций, как на их пути вверх, так и вниз, шли через тех же самых брокеров, через всю их стотысячную армию, так что всеобщее сумасшествие все-таки не возникло само по себе.
Информацию ничем заменить нельзя. Фондовая биржа — это не колесо рулетки. Тщательное изучение ситуации и хорошие идеи совершенно необходимы, и пока кто-то не даст более детальное описание нашего биржевого австралопитека, они были и останутся наилучшими инструментами для работы. Но, может быть, там происходит и кое-что еще. Давайте вернемся к доктору Ле Бону, несмотря на то, что его полезность для нас начала было исчезать в тумане.
«Толпы, — говорит добрый доктор Ле Бон, — всегда и всюду отличались женскими характеристиками». Теперь мы вспоминаем мистера Джонсона, сказавшего, что толпа мужчин ведет себя как индивидуальная женщина. (Я знаком с одним почтенным членом руководства фонда, который убежден, что изучение женщин — лучший метод подготовки к работе на бирже. В желающих серьезно заняться таким предметом недостатка, я полагаю, быть не должно.) «Толпа, — говорит доктор Ле Бон, — не мыслит, она только думает, что мыслит. На самом деле она воспринимает серию образов, вовсе не обязательно связанных какой-то логикой. Это и объясняет одновременное появление в ней противоречащих друг другу идей. Толпа подвержена влиянию образов, а образы эти производит «аккуратное употребление слов и формул. Искусно применяемые, они при самой трезвой оценке действительно содержат в себе мистическую силу, прежде приписываемую словам только адептами магии». Вероятно, доктор Ле Бон имел в виду слова типа «свобода» и «демократия», хотя, я думаю, слова типа «экономический рост» и «Ксерокс» тоже могли бы быть к месту. Нужно лишь распознать «магическую силу, содержащуюся в этих нескольких слогах, словно они несут в себе решение всех проблем. Они синтезируют в себе и большую часть самых разных бессознательных устремлений, и надежды на их воплощение в жизнь».
Для многих участников Игры здесь нет ничего нового. Уолл-стрит бессознательно принимает как данность то, что образ, «имидж» компании или группы акций помогает их цене расти и потом удерживаться на плаву даже после того, как рациональные факторы валовой выручки и прибыли на вложенный капитал начинают резко ухудшаться. Если какая-то компания имеет репутацию быть склонной к «постоянным новшествам» или «созданию собственных рынков сбыта», то это привлекательная эмоциональная подпитка. Весь процесс позволяет кормиться множеству агентств по связям с общественностью. «Толпа, — говорит доктор Ле Бон, — в чем-то подобна Сфинксу из древней легенды: нужно или найти решение задачи, приемлемое для ее психологии, или быть сожранным».