Милтон Фридман
Книга лауреата Нобелевской премии по экономике 1976 года и одного из самых известных экономистов послевоенной эпохи — «Капитализм и свобода» Милтона Фридмана — относится к числу наиболее значительных политэкономических трудов XX века. Высказанные в ней идеи ограничения вмешательства государства в экономику и взаимосвязи экономической и политической свободы, гибкого валютного курса и плоской шкалы подоходного налога, разгосударствления образования и системы социального обеспечения, создания контракт ной армии и многие другие стали фундаментом для большей части либеральных реформ, осуществляемых в последние десятилетия в самых разных странах мира.
Егор Гайдар. Истоки радикализма
Представленная вниманию читателей книга — классика экономико-политической литературы второй половины XX века. Немного работ оказали столь сильное влияние на ход обсуждения ключевых проблем общественного развития в течение последних десятилетий. Она не нуждается в пространном предисловии. То, что автор хотел сказать российскому читателю, он сделал лучше, чем это может сделать кто бы то ни было другой.
Отнюдь не со всем, что написано в этой работе, могу полностью согласиться. Эту книгу, на мой взгляд, должен прочитать любой культурный человек, вне зависимости от того, разделяет он взгляды автора или нет. В последнем случае хотя бы для того, чтобы с ним грамотно полемизировать.
Остановлюсь лишь на одном моменте, который важно понимать — истоках радикализма М.Фридмана. Могу себе представить читателя, который сочтет, что он имеет дело с произведением оторванного от жизни сумасброда и отложит книгу, увидев в конце главы II, что автор выступает за демонтаж организованных государством пенсионных систем. Это будет ошибкой. Работу М.Фридмана трудно понять вне контекста идеологической обстановки того времени, когда он читал обобщенные в ней лекции.
Период середины 1950-х — начала 1960-х годов — пожалуй, пик влияния дирижистских и социалистических идей в мире. Динамический рост экономик социалистических стран еще не прерван нарастающими трудностями их развития в 1970-х годах, президент США Дж. Кеннеди и премьер-министр Великобритании Г.Макмиллан обсуждают, что они будут делать, когда СССР превзойдет США по уровню экономической мощи
{1}
. В общественном сознании доминирует убежденность в благотворности расширения государственного участия в регулировании экономических процессов и увеличения доли государственных расходов в валовом внутреннем продукте. Левые интеллектуалы, весьма влиятельные в академических кругах, доказывают, что кажущиеся им очевидными преимущества социалистической экономики можно соединить с сохранением политических свобод.
Сама эта интеллектуальная атмосфера, продукт исторического развития предшествующих полутора веков
{2}
, через 20 лет под влиянием нарастающего кризиса «государства всеобщего благосостояния», проблем социалистических экономик в СССР и Восточной Европе и их последующего краха радикально изменится. Но в конце 1950-х — начале 1960-х годов это мало кто способен понять.
Идейные либералы
{3}
, такие как Ф.Хайек и М.Фридман — незначительное меньшинство в университетском сообществе. Их влияние на обсуждение принципиальных проблем экономики и политики даже в США, не говоря уже о странах Западной Европы, крайне ограничено. Да, их работы закладывают основу долгосрочного изменения доминирующей в мире при обсуждении социально-экономической проблематики парадигмы, повестки дня экономической политики конца 1970-х — начала 1980-х годов, связанной с именами Р.Рейгана и М.Тэтчер. Но это станет понятно не скоро. В то время, когда была написана представленная вниманию читателей книга, все это — взгляды людей, которые кажутся большинству современников архаичной сектой, не способной забыть об идеалах конца XVIII — начала XIX века. Когда к тебе относятся как к сектанту, это неизбежно стимулирует радикализацию позиции. Вне этого контекста можно неточно оценить написанное в книге.
История учит, что в меняющемся мире и радикальные идеи могут оказаться востребованными, воплощенными на практике. В конце главы II М.Фридман пишет: «Принципам свободного рынка соответствует добровольная армия, иными словами, наем солдат на службу. Непростительно не платить цену, требуемую для привлечения надлежащего числа солдат. Нынешняя система неравноправна и произвольна, она серьезно ущемляет свободу… и, скорее всего, обходится еще дороже, чем рыночная альтернатива (другое дело — всеобщее военное обучение для подготовки резервистов на случай войны; его можно оправдать, исходя из либеральных традиций)».
В то время, когда эти слова были сказаны, необходимость сохранения призыва в мирное время была аксиомой для военно-политической элиты Соединенных Штатов, а обсуждение возможности его отмены — очевидным признаком отрыва от жизненных реальностей. Примерно 15 лет спустя М.Фридман стал одним из ключевых членов созданной президентом США Р.Никсоном комиссии по подготовке реформы системы комплектования вооруженных сил. Комиссия представила документы, послужившие основой перехода Соединенных Штатов к полностью профессиональной армии, сочетающейся с подготовкой резервистов. В общественной полемике, предшествовавшей в США этому решению, роль выступлений и статей М.Фридмана была серьезной.
Специалисты по налоговым вопросам хорошо знали, какие трудноразрешимые проблемы в организации системы мобилизации государственных доходов связаны с использованием прогрессивного подоходного налога. Но идея перехода от прогрессивного подоходного налога к плоскому, высказанная в числе прочих в этой книге, в конце 1950-х годов общественному мнению могла показаться поразительно экзотичной. Сегодня подобная реформа на практике реализована в России, Украине, Словакии, Эстонии, активно обсуждается на постсоветском пространстве и в Восточной Европе, стала темой серьезных дискуссий в Англии и Германии.
Знакомясь с работой такого глубокого и проницательного мыслителя, как М.Фридман, полезно помнить: то, что сегодня представляется экзотикой, завтра может стать одним из ключевых элементов политической повестки дня.
{4}
. Вот несколько отрывков, которые все, как нарочно, были написаны моей женой Роуз.
Сельская местность, которую мы видели по пути из Варшавы в Москву [мы ехали из Варшавы в Москву на туристическом автобусе — это отдельная история], мало изменилась по сравнению с описаниями 50-100-летней давности. Тот же деревенский колодец и телеги, запряженные лошадьми, преобладание женщин, гнущихся в три погибели на полевых работах, и почти полное отсутствие механизированного оборудования. Деревни в основном погружены в темноту; только в редких сельсоветах горит свет. В Москве нас поразило государственное богатство посреди людской нищеты. Люди, торопливо шедшие по улицам, были бедно одеты. Витрины были однообразны, а товары жутко дорогие — оценивать ли их в долларах по официальному курсу или в рублях относительно среднего до хода. Было построено много жилых домов, но, судя по нашему личному опыту, приобретенному в недавно возведенных гостиницах в Минске и Смоленске, качество жилья было невероятно низким.
С другой стороны, новый Дворец Советов в Кремле представлял собой великолепное современное здание из алюминия и стекла и столь же великолепным оказался Дворец пионеров, предназначенный для внешкольных занятий подростков. Как мы заметили, подростков, которые занимались во дворце, привозили туда в первоклассных автомобилях с шоферами. Опера, балет, кукольный театр — все было прекрасно. Все было для привилегированных. Мы приехали в Советский Союз исключительно в качестве туристов. Однако советские экономисты, которых мы принимали в Чикаго, уговаривали нас увидеть своими глазами, что такое Советский Союз, давая понять, что они будут готовы нам все показать. По нашей просьбе гид из «Интуриста» позвонил некоторым из этих экономистов. Один из них сказался больным, других, как выяснилось, в этот момент не было в городе, третьи не могли заняться нами по каким-то иным причинам.
Я [Роуз] резюмировала наши впечатления от Советского Союза в журнале Oriental Economist в октябре 1976 года, когда воспоминания еще были свежи: «Трудно выразить словами угнетающее чувство, охватившее нас во время поездки в Советский Союз. Не было ничего конкретного, чему мы могли бы приписать свой страх. Атмосфера была такой, что казалось, будто за нами постоянно следят. Вездесущие громкоговорители, торчащие в каждом гостиничном номере; ощущение, что можно пойти только в определенные места, причем пойти только вместе с тем или иным гидом из „Интуриста". Обычные люди, с которыми мы иногда сталкивались и пытались поговорить, казалось, боялись разговаривать с иностранцами и все время оглядывались, чтобы посмотреть, кто нас слушает». В нас вселяло надежду дружелюбие тех, с кем мы встречались, — оно особенно проявлялось, когда мы говорили, что мы американцы. Судя по их вопросам, советская пропаганда убедила людей, что американцы хотят начать войну. Почти все, с кем мы разговаривали, выражали большое беспокойство в связи с войной и настаивали, чтобы мы передали дома, что советские люди не хотят войны с Америкой. С другой стороны, пропаганда не сумела вселить в них убеждение насчет низкого уровня жизни американцев. Люди, с которыми мы встречались, всегда интересовались, насколько хорошо живут американцы. Они никогда не спрашивали, есть ли у нас дом, а — сколько у нас домов. Или: сколько у нас машин?
Благодаря нашему былому опыту я еще больше рад, что «Капитализм и свобода» выходит наконец в России и будет доступна людям, которые больше, чем иные, могут оценить взаимосвязь между человеческой свободой и капитализмом. Сущность капитализма — частная собственность, и она является источником человеческой свободы. То, что принадлежит всем, не принадлежит никому. Тем, чем надежно владеет один, могут воспользоваться для удовлетворения своих нужд другие с помощью добровольной кооперации — а это сущность свободы.
Многие детали, обсуждающиеся в этой книге, устарели и уже не имеют значения. Однако основные принципы сохраняют свою ценность и актуальность для решения проблем, с которыми сталкиваются страны распавшегося Советского Союза при строительстве свободного и процветающего общества.
Сан-Франциско, Калифорния 25 октября 2005 года
Предисловие к изданию 2002 года
В предисловии к изданию этой книги, вышедшему в 1982 году, я описал кардинальное изменение общественного мнения, выразившееся в том, насколько по-разному были восприняты «Капитализм и свобода», впервые опубликованная в 1962 году, и другая книга, которую я также написал вместе со своей женой — «Свобода выбирать» (Free to Choose), трактующая предметы в том же философском ключе, но вышедшая впервые в 1980-м. Общественное мнение менялось по мере того и отчасти из-за того, как расширялась роль государства и правительства под влиянием идеи государства всеобщего благосостояния и кейнсианских взглядов. В 1965 году, когда я читал лекции, которые моя жена помогла мне оформить в книгу, государственные расходы в США — на федеральном уровне, на уровне штатов и на местном уровне — составляли 26 % национального дохода. Большая часть расходов шла на оборону. Невоенные расходы составили 12 % национального дохода. Через четверть века, в 1982 году, когда вышло новое издание книги, общий объем государственных расходов вырос до 39 % национального дохода, а невоенная доля возросла более чем вдвое, составив 31 % национального дохода.
Изменение общественного мнения принесло свои плоды. Оно проложило дорогу избранию Маргарет Тэтчер в Великобритании и Рональда Рейгана в Соединенных Штатах. Они сумели обуздать левиафана, если не сломить его. Общий объем государственных расходов в США постепенно опустился с 39 % национального дохода в 1982 году до 36 % национального дохода в 2000-м, но это в основном произошло вследствие снижения военных затрат. Не военные расходы остались приблизительно на том же уровне: 31 % в 1982 году, 30 % в 2000 году.
Общественное мнение получило дополнительный толчок для развития в том же направлении после падения Берлинской стены в 1989 году и распада Советского Союза в 1992-м. Так пришел к драматическому концу семидесятилетний эксперимент — соревнование двух альтернативных способов организации экономики: сверху вниз vs. снизу вверх, социализма vs. капитализма. Результаты этого эксперимента были предсказаны аналогичными экспериментами меньшего масштаба: Гонконг и Тайвань vs. материковый Китай, Западная Германия vs. Восточная Германия, Южная Корея vs. Северная Корея. Но потребовались драма Берлинской стены и распад СССР, чтобы сделать эти результаты достоянием житейской мудрости теперь мало кто сомневается, что централизованное планирование — это действительно «дорога к рабству», как озаглавил свою блистательную полемическую работу 1944 года Фридрих А.Хайек.
То, что справедливо по отношению к Соединенным Штатам и Великобритании, справедливо и относительно других западных развитых стран. В первые послевоенные десятилетия страна за страной испытывала одно и то же: бурный рост социализма, за которым следовал социализм ползучий или застойный. И во всех этих странах сегодня происходит движение в сторону повышения роли рынка и уменьшения роли государства. На мой взгляд, ситуация отражает значительное отставание практики от общественного мнения. Быстрая социализация в послевоенные десятилетия отражала довоенную тягу общественного мнения к коллективизму; будущая десоциализация отразит позднее воздействие перемен в общественном мнении, вызванных распадом Советского Союза.
Перемены в общественном мнении оказали еще более радикальное влияние на бывшие малоразвитые страны. Это справедливо даже по отношению к Китаю, крупнейшему из государств, официально остающихся коммунистическими. Проведенные Дэном Сяопином в конце 70-х рыночные реформы, в результате которых сельское хозяйство было фактически приватизировано, существенно повысили производительность и привели к введению дополнительных рыночных элементов в коммунистическую командную систему. Даже ограниченный рост экономической свободы изменил лицо Китая, дав убедительное подтверждение вере в силу свободного рынка. Китаю еще далеко до того, чтобы стать свободным обществом, но нет никаких сомнений, что сегодня жители этой страны живут свободнее и благополучнее, чем они жили при Мао, — свободнее во всех отношениях, кроме политического. Появились даже первые слабые признаки роста политических свобод, выразившиеся в выборности чиновников во всё большем числе китайских деревень. Китаю еще предстоит долгий путь, но он движется в правильном направлении.
Сразу после Второй мировой войны утвердилась доктрина, что развитие стран третьего мира требует централизованного планирования плюс масштабной иностранной помощи. Отсутствие успешных результатов везде, где только применялась эта формула (как было ясно показано Питером Бауэром и другими исследователями), и невероятный успех рыночно-ориентированной политики восточноазиатских тигров — Гонконга, Сингапура, Тайваня, Южной Кореи — вызвал к жизни совсем иные доктрины развития. На сегодняшний день многие страны в Латинской Америке и в Азии и даже несколько стран в Африке приняли рыночный подход и установку на снижение роли государства. То же самое сделали многие бывшие советские сателлиты. Во всех этих случаях в соответствии с темой книги рост экономической свободы шел рука об руку с ростом политической и гражданской свободы, в результате чего повысилось благосостояние. Оказалось, что конкурентный капитализм и свобода неотделимы друг от друга.