То ли стремясь так сильно сжать его руки, чтобы они отвалились к чёртовой матери, потеряв приток крови.
Последний всхлип сорвался с её губ.
Она приоткрыла глаза и смотрела на крупную вязку материи перед собой где-то на уровне малфоевских ребер, не желая поднять взгляд. Медленно разжала руки, чувствуя, как пальцы с трудом расслабляются. Как на щеках остывают слёзы.
— Твоя сумка, значит.
Что?..
— Что? — Гермиона удивлённо подняла глаза. Малфой смотрел пусто и отрешённо, сверху вниз. И расстояния между ними было прилично.
— Он нёс твою грёбаную сумку.
— Да. У тебя проблемы с этим?
Его бровь поползла вверх, образуя несколько складок на полуприкрытом волосами лбу.
— Нет. Просто удивился. Ты ему заплатила за это, наверное.
Гермиона тяжело вздохнула.
— Отпусти меня.
— Я не держу тебя.
Они оба уставились на стискивающие её плечи бледные пальцы. А затем снова друг на друга.— Малфой, пожалуйста. Я устала, давай просто сделаем это и вернёмся в гостиную.
Конечно, она говорила о патрулировании.
Тихая просьба сорвалась с губ, прежде чем Грейнджер успела проконтролировать свой голос, который дрожал и звучал так, будто ее били розгами несколько недель кряду.
Всего одно мгновение — и пустота навалилась на неё всем своим эфемерным телом. Его руки исчезли так внезапно, что она даже не поняла, как это произошло. Просто в один момент оказалась без поддержки.
Расправила плечи и вытерла ладонью влажные щеки, стараясь не придавать особого значения тому ветерку, что пронесся под ребрами, когда он сделал шаг назад. Со вздохом посмотрела на Малфоя, собираясь сказать что-то о его дурацкой привычке хватать её за плечи, но... сердце застыло.
Он смотрел сквозь неё.
Так, как в поезде.
Так, как всю свою жизнь.
Так, как должен был смотреть всегда.
Безразличие. Прохладное «ничего».
Гермиона опустила взгляд, осторожно обходя его, чувствуя, что горький комок в горле никак не желал рассасываться. Малфой медленно сунул руки в карманы брюк. Приподнял брови, глядя на неё с отстраненной неприязнью.
— Мы тут всю ночь проторчим или, может быть, все-таки приступим к патрулированию? — холодно осведомился он, окидывая девушку взглядом. Та прерывисто кивнула, не отрывая от него глаз.
Драко чувствовал сильнейшее желание стереть с её лица это растерянное выражение.
И влагу, оставшуюся на щеках от слёз. Малфой чувствовал, как покрывается холодной плёнкой сердце, потому что память снова выбросила не тот образ и упрямо держала его в сознании.
Он развернулся и пошёл по темному коридору слишком быстро, глядя прямо и слыша шорох легких шагов за спиной. А перед глазами стояло лицо Нарциссы, полное ужаса и слёз. Он видел его перед собой. Вот так же прижимал к стене, когда она пыталась вырваться из его рук.
— Драко, отпусти меня!
— Так нужно, — хрипит он, сжимая дрожащие пальцы на её плечах.
— Драко! Они хотят отнять у меня память!
— Они убьют тебя, если не сделать этого, — тихий голос его, будто чужой. Глухой и безжизненный. — Ты отправишься в Азкабан вместе с отцом, если не это.
— Лучше Азкабан, чем прожить всю оставшуюся жизнь ТАК.
— Миссис Малфой, эта процедура совершенно безболезненна.
Голос мистера Томпсона до крайности спокоен.
— У меня есть сын! Мне нужно быть с ним в здравом уме, а не оболочкой, не помнящей даже своего имени! — крик женщины отдаётся в груди Драко, задевая сердце, мешая ему биться.
Он понимает, что вот-вот разожмёт руки, не позволив Министерству отнять память матери.
А Нарцисса плачет, цепляясь пальцами за его одежду. Её слёзы, такие огромные, текут по щекам и падают вниз. На его руки.
— Отпусти меня, сынок! — она почти кричит, он ощущает её дрожь и отчаянный страх.
Ощущает, как это вливается в него самого, и пальцы медленно разжимаются. Но палочка мистера Томпсона появляется будто из ниоткуда, касаясь кончиком лба Нарциссы.
— Нет!
Женщина делает последнюю попытку вырваться, и Драко отпускает её, но вспышка яркого света слепит глаза.
— Обливэйт!
И с этой вспышкой Нарцисса Малфой умирает.
Он убил её. Собственный сын.
Драко вышел из гостиной, привалившись к каменной колонне в холле Малфой-Мэнора. Сухие глаза смотрели перед собой. Кажется, он никогда больше не сможет сфокусировать свой взгляд или же закрыть веки. Глаза матери на всю жизнь отпечатались на внутренней стороне сетчатки.
Неделю назад он отправил на казнь своего отца. Только что он уничтожил свою мать.
Обхватив колонну руками, он прижался к ней лбом и глухо завыл.
Это был странный звук, прерывающийся всхлипами, но слёз не было. Было лишь рычание и вой, что вырывались из его глотки, вместе с приходящим осознанием, что он остался сам.
В Мэноре, в Англии, в мире.
Сам.
Он стоял так долго, очень долго, пока дверь за спиной не открылась.
Драко обернулся, вперившись взглядом в ту, что была Нарциссой. Её глаза всё ещё были красноватыми от недавних слёз, однако безмятежное и немного растерянное выражение лица говорило о том, что она никогда больше не вспомнит их причины.
Она наклонила голову, глядя на Драко так, как смотрят прохожие на улице.
— Кто этот молодой человек, мистер Томпс? — женщина поворачивает голову и смотрит на шествующего за ней волшебника. Эти слова гвоздями влетают в мозг Малфоя.
— Это ваш сын, Нарцисса.
Она вновь осматривает его. Чужими глазами. Чужим выражением лица.
— Я рада знакомству. У меня очень красивый сын.
И снова вспышка. На этот раз — боли. Адской боли, что сверлом впилась между рёбер, в сердце. А затем исчезла, сузилась до крошечной, сжатой капсулы, что осталась там навсегда. Вместе со всеми эмоциями, на которые он был когда-либо способен.
— Я тоже... рад, — выдавил из себя Драко. — Прошу меня простить.
Он развернулся и, заставляя свои ноги двигаться, направил их в свою спальню, чувствуя лишь удары сердца в глотке.
...Малфой останавливается так резко, что Гермиона едва не врезается в его спину.
— Эй, осторожнее.
Она хмурится, обгоняя его и следуя дальше, не испытывая особенного желания выяснять причину его остановки, однако через несколько шагов она осознаёт, что он за ней не идёт. Стоит, вперив взгляд перед собой.
— Малфой, — зовёт девушка, оборачиваясь, — кому-то не терпелось закончить патрулирование побыстрее.
Он будто не слышит. Поднимает руку и проводит ею по лицу. Затем снова, словно пытаясь снять с него невидимую пленку или вернуться в реальный мир из сна.
— Малфой? — Гермиона делает несколько шагов к нему. — Идём.
Иголочка страха колет её куда-то в затылок, когда он переводит на неё взгляд. Совершенно расфокусированный, полный безнадёжного... отчаяния?
Мерлин. Да что же...
Она сделала ещё шаг, не отрываясь от его лица. Его словно не было здесь. Что происходит?
— Эй... — уже на порядок тише.
Он будто переживал каждый прожитый полный ужаса день той войны, которая закончилась. Он будто снова был там. Только... что-то ещё более глубокое. Более личное. Такое, что все слова, сказанные этим человеком раньше, просто растворялись в той пустой и смертельно-тихой буре, что заволокла его глаза.
Что творилось в нём? Что могло жить в человеке, у которого взгляд затравленного дикого зверя?
Гермиона не поняла, зачем это сделала. Наверное потому, что слишком сильно ощутила — он уходил. Глубоко в себя, так, что мог вообще не вернуться. А она слишком боялась темноты, чтобы остаться самой в этом коридоре.
— Малфой, — последний шаг, разделяющий их.
— Отойди, — беззвучно бросили его губы. А потом...
Где она взяла смелость, глупость, наивность... чтобы проигнорировать это? Подойти к нему, просунув ладони под опущенными руками? Прижаться к крепкой груди, уткнувшись носом в крупную вязку его свитера? Ощутить, как напрягается вся его жилистая фигура.
На какую-то секунду он окаменел, а она закрыла глаза, понимая, что он сейчас оттолкнёт её. Закрыла их так крепко, что темнота стала почти материальной. И запах дождя — тоже.
Уродина. Так тихо, что Гермиона даже не обратила внимания на этот отголосок. Сосредоточилась лишь на том, какой прямой под пальцами стала его спина. Обнимать Драко было странно. В первую очередь потому, что он оказался... настоящим. Обычным? Живым.
Человеком, на границе того, чтобы отшатнуться от неё.
Поэтому она черпала его тепло ладонями, умываясь им, зажмурившись, вдыхая его запах, понимая, как это ужасно неправильно — обнимать Малфоя, прижимаясь к нему по своей воле, стоя посреди темного коридора.
Но Гермиона успокаивала себя только одним — ему это нужно. Вернуться, стряхнуть с себя то, что налипло к его сознанию густым слоем. И, возможно, сейчас это единственное, что могло его вернуть.
Вовсе не потому, что от желания сделать это у неё ломило всё тело. Вовсе не поэтому.
Когда он поднял руку, она зажмурилась сильнее, ожидая толчка, непроизвольно крепче сжимая пальцы на твердой спине. Сейчас.
Сейчас он оттолкнет ее. Скажет что-то оскорбительно-обидное и снова пойдёт вперёд, не оборачиваясь, как делал всегда.
Он должен был поступить именно так. Так бы поступил Малфой.
Но его рука лишь опустилась на её затылок, неуверенно зарываясь пальцами в густые волосы.
Гермиона замерла, распахнув глаза. Глядя в тёмный свод потолка над их головами, перерезанный арочными дугами. И дрожащий свет факела далеко впереди.
Чувствуя едва ощутимые движения теплой ладони. Она боялась вдохнуть в лёгкие хоть немного воздуха, потрясающе вкусного, когда Малфой был рядом, чтобы эти ощущения не исчезли. Вторая рука его была по-прежнему безвольно опущена, но ей было достаточно и того, что он касался ее волос, принимая объятье. Горячей спиралью что-то, не поддающееся разумному объяснению, закручивалось у неё в позвонке, рассылая свои тёплые импульсы по всему организму.
Она медленно закрыла глаза, и ей казалось, что за спиной сейчас распахнутся белоснежные крылья.
— Это ничего не значит, Грейнджер, — тихий голос прямо в её ухо. Знакомый и незнакомый одновременно. Искаженный несвойственной ему искалеченной нежностью, от которой едва не начало колоть в глазах.
— Да, — ответила, цепляясь за его свитер горячими пальцами.
— Ты ненавидишь меня.
Тёплое дыхание касалось шеи.
— Да, — её руки сомкнулись на его спине.
— Скажи это.
— Я ненавижу тебя, Драко Малфой, — прошептала Гермиона прижатыми к его плечу губами.
И ощутила тихий выдох, пошевеливший волосы, понимая, что не может этого объяснить.
Им просто было это нужно. Нужно как воздух.
— Хорошо, — севшим голосом произнёс он. И ещё тише добавил: — Я тоже.
* * *
— В общем... я не знаю, как это объяснить, но с ней что-то неладное творится.
Рон поглядывал на шагающего рядом Гарри.
— Думаешь?
— Конечно. Она мрачная и раздражительная... вечно погружённая в свои мысли. Знаешь, как это бывает у девчонок, — Рон заискивающе всматривался в лицо друга. — Она вчера отчитала Симуса за то, что тот опоздал на травологию. Вот шума-то было...
— Ну, она староста, — Гарри пожал плечами, выискивая Гермиону в Большом зале.
— У неё почти нет времени на нас, — Уизли нахмурился. — Когда ты с ней разговаривал в последний раз?
— Разговаривал?
— Да, Гарри. Разговаривал. «Привет, Гермиона. Как дела? Как ты поживаешь в своей Башне старост с этим ублюдком?». Это к примеру.
Гарри бросил на Рона быстрый взгляд сквозь стёкла очков.
— А, ты имеешь в виду — разговаривал о Малфое.
— А тебе не кажется, что здесь ЕСТЬ о чем поговорить? — Рон неверящими глазами уставился на друга. — Да ладно, Гарри! Тебя не может не беспокоить это!
Его это охренительно беспокоило. С каждым днём всё больше.
— Если бы что-то было не так, она бы сказала нам.
— Тогда что происходит? — Рон остановился, дергая друга за рукав мантии. — Или ты не заметил, что за последнюю неделю мы с ней поговорили от силы... ну... раза три! Она всё больше закрывается.
— Просто у неё нет времени заходить в гостиную Гриффиндора.
Гарри тоже остановился, оборачиваясь и поджимая губы.
Конечно, он заметил. И понимал беспокойство друга, сам часто думая о том, что происходит с Гермионой, однако что-то сдерживало его — не давало подойти и просто спросить. Он даже не знал, что должен был спросить. Что нужно было спросить. Это нужно было сделать еще давно. Быть ближе. Поддерживать.
Они же друзья, чёрт возьми.
Он на секунду представил себе жизнь бок о бок с Малфоем и его едва не передернуло. А каково было ей? Нечистокровной волшебнице.
Как Малфой её и вовсе не сожрал до сих пор.
Но... не сожрал ведь. И она вполне неплохо выглядит. Только действительно немного отрешённая. Вечно уставится в стол или в учебник. Гарри до сих пор не переварил ту ситуацию, когда она запретила ему начистить ушлёпку-Малфою рыло. Он повёл себя как истинный урод, а она запретила...
Избегала конфликта, то есть. Эта вечная тактичность и чувство ненужной вины перед профессором МакГонагалл, которой не хотелось доставлять лишних хлопот, когда-нибудь доведут её.
— Гарри, давай поговорим с ней, — Рон смотрел почти умоляюще, и Поттер ощутил, как неприятное чувство стыда печёт в груди.
Что мешает просто подойти и узнать, как она? Вдруг ей необходима их помощь?
У Гермионы никогда не было проблем и это приучило к тому, что помощь ей не нужна. Никогда. Она всегда помогала им, но не наоборот.
И Рон чертовски прав.
И стыд, который ощущал Гарри, был вполне справедливым.
Они просто забыли о том, что их лучшая подруга может испытывать какие-то личные трудности. А как можно забыть о лучшем друге?
— Хорошо. — Он решительно кивнул. — Давай отыщем её для начала.
— Вон же она.
Гарри перевел взгляд на ряд гриффиндорских столов и тут же увидел Гермиону. Та сидела в отдалении от остальных, полностью погрузившись в изучение очередного талмуда, слегка прикрыв уши ладонями и шевеля губами. Она всегда делала так, когда у неё не получалось запомнить что-то или же выучить с первого раза. Шевелила губами, впечатывая слова в память.
Вот она оторвала одну руку от уха и перелистнула ветхую страницу книги, бросая недовольный и строгий взгляд на стайку младшекурсников, с щебетом промчавшихся мимо неё. Губы Гарри растянула невольная улыбка.
По крайней мере её строгость при ней. А значит, всё не так плохо, как казалось Рону. Он схватил рыжего за шкирку и потащил по проходу между столами.
Гермиона честно пыталась понять, о чём читает. Честно перечитывала строки по несколько раз, заставляя губы шевелиться.
«Успехи заклинательных наук в основном полагаются ...»
Полагаются, да.
Конечно, полагаются...
Мысли закручивались медленно и лениво.
Темный коридор Хогвартса. Запах. Пальцы в её волосах.
Тихое, почти бесшумное дыхание. У самого уха, до горячей дрожи по спине, которую, она могла поклясться, он ощущал.
«...полагаются на факт изучения...»
Это ничего не значит, Грейнджер.
Ты меня ненавидишь.
Тыменяненавидишь.
Проклятье, так ли это? Ненавидит ли? Конечно, ненавидит. Так было всегда. Это основная причина того, что так будет и впредь. Я ненавижу тебя. Ты так чертовски прав.
Скажи это.