***
Сначала - звук, никак иначе,
Без звука нет ничего нового,
Но звук один немного значит,
И после звука было слово,
Потом слова сложились в строчки,
Добавлен перечень имен...
В конце всего - большая точка,
И этот мир был сочинен,
Потом прекрасно зарифмован,
Прошел через цензуру с боем,
И после был опубликован
На первой полосе Плейбоя,
Среди красоток безупречных
И в безупречных туалетах.
Плейбой потребен, статус вечен,
Перефразируя поэта.
Мы этот вечный стих читаем
На протяжении всей жизни,
И вдруг случайно замечаем,
Что в этой строчке нету рифмы.
Одна, всего одна оплошность,
Цензуры ль требованье это,
Бессмысленной, жестокой, пошлой,
Висящей вечно над Поэтом?..
Мы это не сейчас узнали,
И это стало нам судьбою:
Забыли, не зарифмовали
В соседних строчках нас с тобою,
И вот висим вдвоем в пространстве
И портим общую картину.
Нас удалят за хулиганство,
Таких хороших и невинных.
И как бы мы не обижались,
Уже нет смысла обижаться.
Мы сами не зарифмовались.
Сейчас 14.17,
На улице, наверно, снежно,
Лежу, болею, не уверен,
И радуюсь, что все же реже,
Чем раньше, я теперь болею.
***
Все стало как-то не совсем,
Все стала как-то не вполне.
В слегка морозец, в минус семь,
Слегка учавствуем в войне,
Чуть-чуть любовь, чуть-чуть тоска,
Изящный полуоборот,
Слегка репрессии, слегка
Согласен с ними мой народ.
Почти шагаем на убой,
Частично прячась от проблем,
И я боюсь, читатель мой,
Тот день, когда придет совсем.
Запрет
Он проснулся в 07:46,
Слушал радио в автомобиле,
Собирался заехать поесть...
И узнал, что его запретили.
Она ровно в двенадцать часов,
За столом прочитала в газете
Между мертвых картинок и слов
О своем абсолютном запрете.
Солнце встало, успев на рассвет,
Улыбнувшись двоим на балконе.
В это утро на солнце запрет
Был по пунктам прописан в законе.
Птицам петь перестали - нельзя,
Солнце скрылось, боясь наказанья,
В полный мрак погрузилась Земля,
В бесконечный запрет на сознанье,
На вопрос и на четкий ответ,
На правдивый ответ - пятикратно...
Но потом запретили запрет,
И Земля раскрутилась обратно.
Пес
Шелудивый драный пес
Сел, и словно в землю врос -
И сидит, и не шевелится.
А вокруг ревет зима,
А вдали шумит Лиман,
А в груди метет метелица.
Пес сидит, окаменев-
Жалок? Грозен, словно лев
В гробовом своем величии.
Он все понял и презрел,
Кроме снега - снег хоть бел,
И не изменил обличия.
Хлопьев рой под вьюжный вой
Гонит всех вокруг домой,
Только пса погнать не в силах он,
С псом ему не совладать,
Пес остался замерзать
Под снежинками красивыми.
***
Нечего, незачем, поздно,
Поезд в 07.46,
Демоны рвутся к звёздам,
Дети хотят есть.
В дыму от чужой сигареты,
Гнилой, как дитя порока,
Читаю символ альмеков,
Альмеки пришли с востока,
Утро срывает маски,
Утро само себя сделало,
Утро меняет краски
С белого на белое.
В шубе хлопочут моли
У разъяренной фурии,
Моли меняют роли,
Оборотясь гаргульями.
Утро плюется дымом,
Выхлопами, гудками.
Утро последнего Рима,
Царства всеобщего Хама.
Проносятся день, вечер,
Года, века, тысячелетия.
Некогда, незачем, нечего.
Нечего.
Памяти Бориса Немцова
Нас всех когда-нибудь убьют.
Хотя б сейчас признайте это.
В потоке лет, в пределах лета
Не вечен будет наш уют.
Шесть пуль нам душу разорвут:
Сомненье, страх, любовь, обида,
Желание пропасть из вида
И страх, что больше не найдут.
Мы все погибнем на мосту
Между мечтою и рутиной,
И труп зловонный в реку скинут,
И мы очнемся на лету,
И я в последний миг узрею:
Манящий ад реки Москвы,
И на мосту стоите вы
С каким-то тощим лицедеем,
Глядите молча на меня,
Глаза молчат, глаза безмолвны,
А дальше волны, волны, волны,
И ужас, что они хранят...
Нас всех когда-нибудь убьют.
Но нам ли быть с тобой в печали.
Раз мы и здесь-то выживали,
То там-то вообще... не тут.
И пули их, и толки их
Оставят то, что было важно:
Листок со строчками бумажный:
И этот стих, и прошлый стих...
Как порожденье шести пуль,
Как кровь из ран, помимо воли,
Как воплощенье прошлой боли,
Родится нуль. Примерно нуль.
Нуль, нуль, пятьсот нулей один
От общей массы строк и строчек...
Шесть гулких выстрелов средь мочи,
Мотор, и в воздухе бензин.
Не о войне
В мире, объятом войной,
В гиблой стране,
Поговори ты со мной
Не о войне.
Под перекрестным дождём
Между могил
Мне расскажи обо всем,
Что я забыл.
Голосом нежным в ночи,
В летней тиши
Что-нибудь не про мечи
Мне расскажи,
Что-то теплее, чем сталь,
Мне подари,
Чтобы наполнить февраль
Светом зари,
Розовой, бледной, святой,
Детски-своей,
Не распаленной войной.
Что-то о ней
Мне прошепчи перед сном
Или.во сне...
Не о войне, ангел мой,
Не о войне...
Актриса
Осень резко перешла в зиму -
Мы опять такого не ждали...
А актриса, не сменив грима,
Задремала за столом в баре.
Опустился за окном вечер,
Строже бармена стали взгляды,
Торопливей и резче речи...
Закрываться им на ночь надо.
Растолкали актрису не без труда,
И наружу вышвырнуть рвались...
А ей снаружи идти некуда,
А снаружи ничего не осталось,
А снаружи тесная бездна, там сыплет снег,
Декорацией воя и рыка.
Он там сыплет уже двадцать первый век,
И еще пять собирается сыпать,
А снаружи голое место бескрайнее,
Просто черный лист в белых пятнышках,
А снаружи ты понимаешь, что рая нет,
Зато ад где-то здесь, рядышком.
А внутри пускай одиночество,
И пускай тоска алкогольная,
Но внутри еще чего-то хочется,
Но внутри еще можно быть недовольной,
А внутри... Но ее на улицу
Бармен вытолкнул, он хотел домой,
Там ждет девушка, дура, курица,
Но в постели зато... Секас вот такой!...
А актриса, в снегу забытая,
Им закрылась от зова вечности.
О, могила моя нерытая!
О, живые еще конечности!
О, душа, навсегда заглохшая!
Сердце мертвое, обледенелое!
О, молящий зарыться груз прошлого!
О, зовущий взлететь ангел Белого!
Ты зовешь меня в сгусток темноты,
В тот тоннель, откуда не возвращаются!
К звездам, что так же далеки, как и ты,
Но приблизиться ко мне не стараются.
Не укрыться мне от твоих зорких глаз,
Не зарыться, не утонуть в снегу,
Я взлечу, я взлетаю, сейчас, сейчас,
Я смогу, жди меня, я смогу!
Я смогу, верь в меня, я смогу!..
А на утро рабочий Егор Кузьмич,
Раздобывший бутылочку беленькой,
Тело женское нашел, бросил клич,
Отовсюду мужики налетели,
Позвонили, понятно, в ментовку, и
Пару фоток друзьям учинили,
Потом приехали, тело увезли,
Потом его где-то похоронили...