В публичном дискурсе власть продвигает "декларируемую повестку дня", которая (а не собственно институциональная повестка) частично проецируется на публичную и медийную повестки. Она состоит из "адвокатских историй", удостоверяющих результативность и оперативность действий власти для решения проблем из публичной и/или медийной повестки дня в конкретных актуальных или будущих социальных ситуациях.
Любое социетальное поле обладает способностью к "рефракции", т. е. переопределяет сигналы из других полей в собственной логике. В частности, в поле политики социальные феномены (события, ситуации, действия, субъекты) предстают как политические проблемы, в поле журналистики как темы для медиа-историй, а в поле науки как темы для научных исследований. Для минимизации такого рода преобразований при переводе вопросов из институциональной или публичной повестки в медийную повестку дня политики или гражданские активисты подстраивают собственные действия и адвокатские истории к медиалогике (проще говоря, представляют их в коммуникативном дискурсе под видом информационных поводов). Соответственно, журналисты ориентируют собственные медиа-истории на политические проблемы и общественное мнение. Эта коммуникативная трансформация усиливает сопряженность институциональной, публичной и медийной повесток дня, но не уничтожает автономность социетальных полей, поскольку в координативном дискурсе политики, журналисты и гражданские активисты принимают решения, исходя прежде всего из собственных интересов.
Итак, коммуникационный менеджмент власти как реализация императива публичной подотчетности нацелен на формирование в коммуникативном дискурсе позитивных представлений о ее деятельности в выигрышной когнитивно-ценностной системе координат. Технологии коммуникационного менеджмента, высшая цель которого – укрепление легитимности власти за счет сближения публичной и медийной повесток дня с институциональной повесткой, должны рассматриваться как социальный ресурс, позволяющий власти манипулировать публичным дискурсом за счет формирования выигрышных для себя представлений о социальных феноменах.
Вопросы и задания
1. Объясните, как установка повестки дня связана с определением проблем.
2. Охарактеризуйте специфику разных типов повестки дня.
3. Попытайтесь выявить декларируемую повестку дня конкретного органа власти.
4. Перечислите и охарактеризуйте факторы, которые влияют на формирование институциональной повестки дня.
5. Приведите пример рассогласования медийной и публичной повестками дня.
Глава 2
Когнитивные схемы и социокультурные сценарии
"Поистине в мире каждый момент, тем самым сейчас, происходит бесконечно много событий. Всякая попытка передать в словах все то, что сейчас действительно происходит, сама по себе смешна. Нам остается одно – построить самим, по нашему разумению, конструкцию действительности, предположить, что она отвечает истине, и пользоваться ею как схемой, сеткой, системой понятий, которая дает нам хоть приблизительное подобие действительности" [Ортега-и-Гассет 2003: 120].
Социальная реальность конструируется социальными субъектами в виде индивидуальных и коллективных представлений как продуктов отбора и интерпретации нескончаемого потока социальных феноменов. Фрагменты реальности вписываются в целостные перцептивные и когнитивно-ценностные схемы, обеспечивающие коллективную социокультурную координацию за счет преобразования индивидуальных восприятий в наборы артефактов, которые осваиваются индивидами в социализации, (осознанно или неосознанно) используются в стандартных социальных ситуациях и воспринимаются как само собой разумеющиеся феномены. Перцептивные и когнитивные схемы выполняют функции матрицы при реагировании, узнавании, категоризации, понимании, выборе и принятии решений. Это и отпечатки опыта, понимаемые в соответствии с коллективной историей, и неосознаваемые матрицы ожиданий, через которые индивид воспринимает и упорядочивает социальные феномены в зависимости от их социокультурной значимости.
Культура как система смыслов и символов, убеждений, чувств и ценностей решающим образом обусловливает индивидуальное и коллективное поведение, предписывает формы социального взаимодействия, обозначает цели и средства, устанавливает границы для правильного, возможного и отклоняющегося поведения. Схемы помогают индивидам осмысливать ситуации, прогнозировать развитие событий, выбирать типы приемлемого поведения, задают категоризацию феноменов, порождают смыслы и ожидания, навязывают умозаключения, формируют намерения и мнения, вынуждают индивидов действовать (или бездействовать) с ориентацией на содержащиеся в культуре разрешения и запреты.
В социальных практиках схемы непрерывно изменяются. Правомерность конкретных схем подтверждается или опровергается в зависимости от их прогностической эффективности: предпочтение отдается схемам, которые обеспечивают более ясные и точные предсказания в отношении большего числа событий. При этом ранее воспринятое и усвоенное в значительной степени определяет, что будет воспринято и усвоено индивидами впоследствии.
Когнитивно-оценочные схемы воплощаются в социальной коммуникации с помощью "репертуаров интерпретации", которые маркируются в ситуации природными объектами, материальными артефактами, символами, фигурами речи и другими способами. Компоненты ситуации, не отвечающие никаким схемам, либо игнорируются, либо переопределяются, либо домысливаются. Мера ситуативного влияния символического маркера (и, соответственно, схемы) зависит от степени внимания, интересов, убеждений, жизненного опыта, желаний и установок конкретного участника. Взаимопонимание участников тем больше, чем ближе друг к другу их ситуационные модели как конкретизации социокультурных сценариев.
Социокультурные сценарии – это схемы для представления знаний о шаблонных и тематически единых ситуациях (событий) вместе с описанием нормальной для данной культуры ролей участников, последовательности действий, их результатов и последствий. Сценарии состоят из ряда сцен, имеют ячейки для ролей, реквизита, начальных условий и результатов, которые заполняются типичными и взаимозависимыми ситуативными переменными. Социокультурные сценарии позволяют субъектам интерпретировать не только события, но и истории о событиях на основе подсказок (например, ключевых слов или метафор), а также апостериори (задним числом) опознавать роли персонажей в истории о событии.
Некоторые социокультурные сценарии хранятся в долговременной памяти в виде историй, которые соединяют друг с другом ментальные пространства, разные по размерам, масштабам, степени сложности и абстрактности. Новые ментальные пространства ("смешанные пространства") ситуативно порождаются социальными субъектами с помощью картирования (феномен "концептуальной интеграции"). Прототипическая сеть интеграции состоит из четырех ментальных пространств: два на входе, "родовое пространство" и "смешанное пространство" (бленд). Ментальные пространства на входе соединяются с родовым пространством, содержащем их общие когнитивные схемы как основания для сравнения. Бленд конструируется из конкретных признаков пространств на входе, объединяет соответствующие события и представляет собой новую когнитивную схему, которая включает новые выводы, доводы, идеи, побуждения, эмоциональные реакции. Бленд влияет на оценку событий на входе, побуждает к изменению оценки ситуации и используется в риторических целях, для создания шуток, новых концептов и культурных сценариев и т. п.
Бленды порождаются посредством изобретательных действий, установления аналогий, драматических представлений или метафоризации. Разновидностью концептуальной интеграции является метафоризация, одно из главных средств символического конструирования и интерпретации социальных феноменов. Метафоризация часто активирует социокультурные сценарии и формирует истории.
Метафоризация позволяет использовать один упорядоченный и четко выделенный феномен для понимания менее определенного феномена. Применительно к событиям метафоризация рассматривается как частичная проекция реляционной структуры события-источника (т. е. состава типичных участников с приписанными ролями, а также типичные обстоятельства взаимодействия) на событие-мишень, т. е. картирование. Другими словами, метафорическая проекция определяет значимость конкретных характеристик события-мишени. В результате событию-мишени приписываются причинность, обусловленность, целенаправленность и последствия.
Выбор события-источника навязывает набор альтернатив для решения проблемы в событии-мишени, Провоцируемые метафоризацией выводы истинны только относительно мира события-источника. Новые метафоризации содержат в себе эмоционально-экспрессивную окраску события-мишени и способны активировать нестандартные для осмысления события-мишени схемы, высвечивая или наоборот затеняя некоторые аспекты опыта. В отличие от явных рациональных логических аргументов скрытые выводы метафоризации не осознаются как результаты убеждения и принимаются индивидом как должное.
Конвенциональные метафоры как устоявшиеся результаты привычных метафоризаций (т. е. эксплуатации привычных событий-источников) обретают статус коллективных схем и далее используются для категоризации и осмысления потока социальных феноменов. Например, распространение новых социальных практик часто сопровождается конкуренцией новых и старых метафоризаций.
Согласно другой точке зрения, суть метафоризации в том, что к "фокусу" прилагается система общепринятых "ассоциируемых импликаций", связанных с "рамкой": метафора отбирает, выделяет и организует одни характеристики объекта и игнорирует другие, тем самым задавая новую перспективу восприятия и оценки фокуса. Метафоризация скрыто включает суждения о "фокусе", которые обычно прилагаются к "рамке", т. е. отбирает, выделяет и организует одни характеристики "фокуса" и затеняет другие. Например, при описании битвы как шахматной партии шахматная терминология выполняет функции фильтра, регулирующего отбор и подчеркивающего значимость тех особенностей сражения, которые при выборе другой "рамки" остались бы незамеченными.
В публичном дискурсе метафоризация – важная коммуникативная стратегия нарративизации, которая преобразует социальные феномены в связные истории и задает предписание для действия.
Итак, социальная реальность конструируется в социальной коммуникации из репертуаров интерпретации. Восприятие, осмысление и оценка ситуации осуществляются с помощью социокультурных сценариев, которые активируются и преобразуются концептуальной интеграцией и метафоризацией.
Вопросы и задания
1. Какими факторами ограничивается влияние когнитивнооценочных схем на поведение индивида в конкретной ситуации?
2. Приведите и объясните случаи использования разных социокультурных сценариев для одной и той же сенсомоторной ситуации.
3. Опишите три социокультурных сценария.
4. Приведите примеры смешанных пространств.
5. Как метафоризация используется в определении проблем?
Глава 3
Центральные и периферийные когнитивные стратегии
"Люди рациональны в лучшем случае в контексте своей осведомленности, а они осведомлены только о крошечных, фрагментированных аспектах реальности" [Simon 1985: 302].
Рассмотрим несколько моделей рациональности, которая, как предполагается, лежит в основе принятия органами власти управленческих решений.
Согласно модели "всеобъемлющей рациональности", при принятии решений предпочтения определяются через исходы, которые известны и фиксированы; а субъекты, принимающие решения, максимизируют чистую выгоду или полезность, выбирая альтернативы с самым высоким уровнем выгоды (за вычетом расходов). Предполагается, что эти субъекты обладают исчерпывающим знанием о ситуации, знают все альтернативные решения вместе с вероятностями и последствиями, объективно (как бы со стороны) наблюдают за процессом и стремятся к максимизации выигрыша. Однако решения сложных проблем чаще зависят от случайного сочетания контекстных, социальных и политических факторов, а также от ситуативных желаний, чем от рациональной диагностики, оценки и отбора лучшего варианта. В результате обычно рассматриваются лишь несколько вариантов действия, частные решения принимаются с учетом продвижения к более масштабной цели и скорее обеспечивают защиту от сбоев, чем гарантированный большой выигрыш. Согласно теореме Эрроу, в социуме вообще не существует никакого рационального метода максимизации общественного блага, кроме установления строгих ограничений на упорядоченность предпочтений индивидов, т. е. использования ресурсов власти.
Согласно концепции "ограниченной рациональности", индивиды все-таки делают рациональный выбор, который, как подчеркивается, ограничен неопределенностью ситуации, недостатком сведений, эвристическими упрощениями и когнитивными способностями. Поведение рационально, если оно целесообразно, т. е. соответствует конкретным целям в данной ситуации.
При отборе и решении сложных проблем индивиды часто пренебрегают "жесткой рациональностью" и предпочитают методы "мягкой рациональности". Если первая лежит в основе логической аргументации и формализации для оценки индивидуальной силы аргументов, то вторая базируются на их сравнении по силе. Мягкая рациональность предполагает оправдание выводов, а не доказательства истинности; применения эвристик, а не логических правил; выдвижение гипотез, а не дедукцию или индукцию; прагматическую интерпретацию, а не внеконтекстное толкование.
Решение и поведение актора оценивается наблюдателем как иррациональное, если видимая цель актора несовместима с другими его целями, которые кажутся наблюдателю более важными (1); актор исходил из неверных "фактов" (2) или пренебрег уместными "фактами" (3); актор сделал неправильные выводы из признаваемых наблюдателем "фактов" (4); актор проглядел значимые альтернативные стратегии (5). Впрочем, большинство индивидов в повседневной жизни не располагают ни способностями, ни временем принимать лучшие из возможных решений и руководствуются принципом "разумной достаточности": они перебирают варианты до тех пор, пока не найдут достаточно хорошую альтернативу, которая не является оптимальной с точки зрения более осведомленных, компетентных в логике и заинтересованных субъектов.
Все эти формы иррациональности предлагается рассматривать как формы "ограниченной рациональности", которая обусловливает принятие решений и соответствующее поведение.
В частности, центральная (системная) стратегия обработки сообщений требует от индивидов значительных когнитивных усилий и устойчивых навыков логического мышления, поэтому используется лишь при наличии высокой мотивации и повышенного внимании к проблеме. Чем лучше когнитивные (в том числе логические) способности (1) и острее желание приложить существенные умственные усилия (2), чем больше свободного времени (3) и чем меньше отвлекающих факторов (4), тем вероятнее, что индивид прибегнет к центральной (системной) стратегии обработки сообщения или анализа ситуации. В остальных случаях индивиды предпочитают периферийную (эвристическую) стратегию с ориентацией на выпуклые эвристики-триггеры как уместные подсказки (символические маркеры), а не убедительные доводы. Обнаружено, что первоначальные сильные аргументы смягчают влияние последующих эвристических подсказок, а первоначальные сильные подсказки – влияние последующих слабых аргументов.
Индивиды, склонные к поиску острых ощущений, вообще предпочитают драматичные и эмоциональные истории с эффектом напряженного ожидания и выразительным музыкальным фоном, а вовсе не цепочки логических умозаключений. Таким образом, понимание индивидами социальных феноменов больше зависит от эмоций, образов и символов, чем от "фактов" или слов. Например, при одновременном восприятии образов и комментариев в выпуске новостей зрители склонны запоминать не слова, а картинки, которые с помощью "визуального фрейминга" как выбора поля зрения, угла зрения и сцены решающим образом обусловливают интерпретацию новостей. Яркие образы или символы как минимум служат намеками и/или составляют аффективно-когнитивное ядро телевизионной истории, которая побуждает зрителя к конкретной интерпретации освещаемого события.
Согласно концепции "рациональной иррациональности", индивиды склонны избегать утомительной рациональной обработки сведений о состоянии дел за пределами повседневного жизненного мира (например, в политической сфере). Вместо этого они поддаются эмоциям, пристрастно и слишком высоко оценивают данные, которые подтверждают их взгляды и недооценивают или игнорируют опровергающие сведения. Для оценок используются произвольные точки отчета, частота упоминания отождествляется с частотой встречаемости, привлекательность источника влияет на его достоверность, выводы делаются не по правилам логики, а согласно эвристикам. Если "рациональные невежды", по меньшей мере, признают, что они малосведущи и готовы воспользоваться дополнительными сведениями, то "рационально иррациональные всезнайки" убеждены, что знают абсолютно все, что необходимо для правильного решения (например, на политических выборах).
В соответствие с концепцией "рационального невежества", большинство граждан не хотят расширять свои знания о политике, поскольку, по их мнению, вероятность того, что конкретный голос определит победу конкретного кандидата, настолько мала, что даже минимальные затраты на поиск исчерпывающих сведений перевешивают потенциальный выигрыш. В результате граждане ориентируются при вынесении суждений о политических проблемах или политических акторах на эвристики или собственные эмоциональные реакции, а не на аргументы и факты.
Феномен "рациональность при недостатке информации" состоит в том, что граждане обычно оценивают политические решения на основе небольшого количества подсказок, жестко придерживаются своих убеждений и стереотипов, сопротивляются коррекции первоначально неточных или ложных сведений, предпочитают простые и понятные доводы, ориентируются на заявления элиты и неосознанно отождествляют политические процедуры с собственными способами решения повседневных проблем.