В течение каких-то минут после этого звонка юрисконсульт Bache связался по платному телефону с CFTC, вновь настаивая на закрытии рынка. Именно тогда он впервые признал тот факт, что Bache предоставила Хантам 233 млн долл. займов для спекуляций серебром. "Если рынок продолжит падение, - говорил он, - Bache станет банкротом".
Но приговор регуляторов был окончательным и обжалованию не подлежал. Правительство не пожелало закрыть весь финансовый рынок ради спасения одной безрассудной брокерской фирмы.
В тот день, 27 марта 1980 г., рынок серебра обрушился. При открытии торговой сессии цена фиксировалась на уровне 15,8 долл. за унцию. Но рынок будоражили слухи, что братья Хант не сумели выполнить требование о довнесении залога в 1 млрд долл. и что Bache идет ко дну. Цена на серебро немедленно упала на треть, до 10,8 долл. за унцию. Общая паника быстро распространилась, и вскоре на финансовых рынках творилось нечто невообразимое.
Обвал рынка серебра потряс даже высшие эшелоны государственной власти США. Министр финансов Дж. Уильям Миллер как раз готовил речь для выступления в Национальном пресс-клубе, когда стали поступать сообщения о нарастающем кризисе. Миллер тут же сделал экстренный звонок председателю Федеральной резервной системы Полу Уолкеру, но толку не добился. В пресс-клуб он прибыл с опозданием и выглядел крайне подавленным. Во время вступления он держался чрезвычайно скованно, а в одном месте своей речи даже допустил прискорбную оговорку - вместо слов "Лицом к нации", он произнес "Лицом к нагим".
В Bache царила безысходность - все ожидали конца. Весь коридор отдела по работе с драгметаллами был заставлен штабелями серебряных слитков, поступивших от Хантов в виде залога по контрактам. Только что стало известно, что SEC приостановила биржевую торговлю акциями фирмы. С утра в Bache засела группа ревизоров Нью-Йоркской фондовой биржи; они штудировали учетные книги, проверяя, удовлетворяют ли оставшиеся у фирмы активы минимальным требованиям к капиталу - иными словами, достаточно ли у Bache денег, чтобы остаться в бизнесе. В середине дня представители SEC принялись обзванивать конкурентов Bache, выясняя, не желают ли они приобрести офисы ее региональных отделений. Словом, плановый процесс демонтажа Bache пошел полным ходом.
Вечером того дня на заседании совета директоров Bache царили самые мрачные за всю историю фирмы настроения. Решалась ее судьба, которая напрямую зависела от уровня цен на серебро на завтрашних биржевых торгах. Наблюдая, как участники совещания до цента высчитывают, как низко может упасть цена, чтобы оставить фирме шанс выжить, осунувшийся Джейкобс все глубже погружался в отчаяние. Прогноз был неутешительным - если цена за унцию серебра потеряет еще 2,8 долл., Bache перестанет удовлетворять требованиям к минимальному размеру капитала, если же цена снизится на 4 долл., весь капитал фирмы пойдет прахом. Надеяться было не на что.
Посреди вялого обсуждения начальника отдела арбитражных операций Уайзер-Пратта вызвал с совещания его секретарь, сказав, что звонят из бельгийской инвестиционно-банковской фирмы. Уайзер-Пратт прошел к телефону и снял трубку. Голос на том конце провода сообщил, что представляет интересы крупного производителя кинофотоматериалов, которому для технологических нужд требуется серебро. Не согласится ли Bache продать весь свой запас серебра? Уайзер-Пратт почувствовал, как у него перехватывает дыхание - названной цены с лихвой хватало, чтобы назавтра Bache не пришлось повесить на свои двери замок.
Обрадованный Уайзер-Пратт бегом бросился в зал заседаний с возгласом: "Эй, у нас хотят купить все запасы серебра!"
В зале послышался вздох всеобщего облегчения. Полученное предложение означало, что рынок серебра оживляется, раз снова появился спрос. Значит, цена достигла дна и теперь пойдет вверх. Окрыленные новостью, члены правления отвергли предложение бельгийцев, решив поискать более выгодной цены. Слава богу, теперь рынок серебра не убьет Bache.
Однако над фирмой все еще висели черные тучи. Прошло несколько недель, и банки с новой силой вцепились в Bache: они требовали увеличить залог по ее займам. Совещание юристов фирмы с представителями банков длилось всю ночь, и наконец к утру им удалось достичь соглашения. Стороны договорились, что в качестве дополнительного залога Bache внесет значительную долю своего собственного капитала. В сущности же банкам ничто не мешало просто "проглотить" Bache. Оставалось только поставить под соглашением подпись. Послали за кем-нибудь из высшего руководства Bache.
Неспешной походкой в зал проследовал Вирджил Шеррилл. Он сел за стол и придвинул к себе документы, которые следовало подписать. Измученные ночными переговорами, с суточной щетиной и сбившимися галстуками, участники совещания молча наблюдали, как свежевыбритый, аккуратно одетый Шеррилл без спешки дотошно изучает каждую букву соглашения, которое угрожало лишить Bache независимости.
Ознакомившись наконец с соглашением, Шеррилл отложил его в сторону и поднялся. "Джентльмены, - обратился он к представителям банка, - под данные займы вы уже получили от нас в качестве обеспечения серебряные слитки, и возражений с вашей стороны не последовало. Это было единственным обеспечением, которое мы предоставили, это и впредь останется единственным обеспечением, на которое вы когда-либо можете рассчитывать по этим займам. Хорошего всем дня".
Произнеся эту короткую тираду, Шеррилл энергично удалился, оставив юристов и банкиров с разинутыми от удивления ртами.
Bache посчастливилось пережить "серебряный" кризис. Более того, каким-то чудом ей удалось вовсе избежать убытков - чему она во многом обязана талантам товарного трейдера Фредерика Хорна. Этот парень, абсолютно невозмутимый, с вечной сигаретой в зубах, изловчился сбыть весь груз серебра Хантов. К тому моменту, когда он провернул последнюю операцию, Bache уже смогла указать скромную прибыль в отчете за первый квартал 1980 г., когда и произошло падение рынка серебра.
Зато кризис не пощадил семейство Хантов, сорвав завесу секретности с финансовых операций их частной империи. Чтобы заплатить долги, они распродавали активы, в том числе долю в некоторых объектах канадской нефтяной промышленности. Чтобы предоставить обеспечение по займам на сумму более чем в миллиард долларов, братьям пришлось заложить и значительную часть личного имущества, включая контракты на аренду газо- и нефтеразработок, углеразработок, а также объекты недвижимости, животноводческие фермы и предметы антиквариата. Печальной участи не избежали даже наручные часы марки Rolex и шикарный Mercedes-Benz.
Пока бывший любимый клиент Bache шел ко дну, ее топ-менеджеров больше всего заботила судьба принадлежавшей Хантам 6,5 %-ной доли в фирме. Долгие месяцы Джейкобс и его коллеги по правлению раздумывали, что станется с этим пакетом акций. В конце ноября обнаружился ответ на мучивший их вопрос. В документах, поданных братьями Хант в SEC, значилось, что существенная часть пакета акций Bache была продана группе под названием First City Financial. Увы, топ-менеджерам Bache слишком хорошо было известно это имя: First City представляла собой костяк империи Бельцбергов.
Старинный враг снова стоял у ворот Bache. Однако теперь, с 15,5 %-ной долей фирмы в руках, Сэм Бельцберг значительно укрепил свои позиции и имел все основания более решительно заявить о своих претензиях. Он настаивал на встрече с Джейкобсом. Тот же, лишившись своего секретного оружия, вынужден был уступить и отправился на встречу в аэропорт La Guardia. Bache оказалась почти беззащитной. Вздумай Бельцберг вновь открыть военные действия по захвату фирмы, шансы Джейкобса отразить натиск были бы мизерны.
Попасть в орбиту нового скандала было самым последним, что могла себе позволить в тот момент Bache.
Глава 3
Джон Д’Элиса сделал выпад вперед на правую ногу, перенес на нее вес тела, стараясь присесть как можно ниже. Затем сделал резкий выдох и замер, чувствуя, как напрягаются мышцы. Перед забегом он всегда как следует разминался по собственной нехитрой методике, которую придумал для себя много лет назад. Так он достигал полной внутренней сосредоточенности, напряжение покидало его, оставляя лишь готовность к бегу.
Стоял прохладный вечер, и, замерев в растяжке, Д’Элиса отстраненно наблюдал за сотнями других участников забега, которые готовились к старту на Либерти-стрит под сенью башен Всемирного торгового центра. В обычные дни к половине седьмого вечера финансовый центр Манхэттена почти пустел, однако сегодня, 30 сентября 1980 г., в этой части Даунтауна, прилегающей к Уолл-стрит, вовсю кипела жизнь. Здесь собрались несколько сотен бегунов из более чем 60 брокерских фирм и инвестиционных банков. Им предстояло принять участие во втором ежегодном пятикилометровом забеге на переходящий кубок United Way Challenge Race. Некоторые, как и Д’Элиса, старательно разминались, другие же просто прохаживались, с нетерпением ожидая сигнала к старту.
Хотя соревнование проводилось всего во второй раз, желающих было множество и соперничество предстояло жесткое: команда, которая покажет лучший результат, завоюет право удерживать переходящий кубок в течение всего года до следующих соревнований. Д’Элиса защищал честь Bache, где работал в отделе налоговой защиты. Он был в фирменной футболке с красующимися на груди ярко-синими буквами BACHE.
Невдалеке Д’Элиса заметил своего коллегу Билла Питтмана, он тоже разогревался перед стартом. Непоседа Питтман, брокер в прошлом, пришел в отдел еще при Стиве Бланке, который взял его для административной работы - от организации документооборота до снабжения отдела офисными принадлежностями. Но с тех пор, как десять месяцев назад бразды правления перешли к Джиму Дарру, в судьбе Питтмана произошли перемены к лучшему. Дарр дал ему шанс попробовать себя на поприще торговли схемами минимизации налогов. Это удивило многих в отделе, поскольку объективно говоря, квалификации Питтмана для такой работы явно не хватало. Он слабо разбирался в налоговых схемах и лишь несколько лет назад получил в вечерней школе степень бакалавра.
Как бы там ни было, а бегуном Питтман был отменным, имея такого в команде, Bache в этом году может рассчитывать на высокий результат, подумал Д’Элиса.
Он все еще разминал мышцы, когда его внимание привлек высокий худощавый мужчина, который прокладывал себе путь через толпу. В нем не было ничего примечательного, и будь это обычный день, вряд на таком человеке задержался бы взгляд. Но сегодняшним вечером, среди пестрого многоцветия спортивных футболок и шорт запрудивших улицу бегунов, он выглядел странно в своем деловом костюме, белой сорочке и галстуке и с аккуратно зачесанными назад черными волосами. На общем разноцветном фоне он казался бледной черно-белой тенью. Вдруг глаза незнакомца остановились на Д’Элисе, и он двинулся прямо к нему. От неожиданности Д’Элиса поднялся и молча смотрел на приближающегося мужчину.
"Привет, - сказал тот, подходя, - я Нейл Синклер".
Д’Элиса никогда раньше не слыхал этого имени и ограничился вежливым кивком.
"В свое время я работал под началом Джима Дарра в Josephthal, - продолжал Синклер. - Насколько мне известно, теперь он в Bache возглавляет ваш отдел".
"И что же?" - все еще не понимая, куда тот клонит, хмыкнул Д’Элиса.
"Я просто хотел предупредить вас, чтобы вы держали ухо востро, - пояснил Синклер. - Дарр нечист на руку".
Д’Элиса уставился на собеседника, не зная, как реагировать.
"Отлично, - произнес он после паузы, - спасибо за информацию".
Синклер кивнул на прощание и удалился. Д’Элиса смотрел ему вслед, пока тот не исчез в толпе, а потом продолжил свои упражнения на растяжку мышц. Коллегам по команде он ни единым словом не обмолвился об этой странной встрече. Ровно в семь вечера прозвучал сигнал к старту, и Д’Элиса полностью отдался бегу; слова незнакомца, как видно, ничуть не выбили его из колеи. Он преодолел дистанцию всего за 26 мин, что помогло команде Bache подняться на восьмое место в забеге.
Однако слова Синклера прочно засели в мозгу Д’Элисы - он думал об этом неустанно и тем вечером, и во все последующие дни. Постепенно он разобрался, что в той ситуации его более всего смутили не слова Синклера о Джиме Дарре - Д’Элиса вот уже почти год служил под его началом, - а его, Д’Элисы, собственная реакция на них.
Дело в том, что он ничуть не удивился.
Джерри Лич, начальник отдела схем оптимизации налогов в Smith Barney, пристально смотрел через стол на Кертиса Генри. Дело происходило в сентябре 1980 г. на совещании в офисе нефтяной компании Seneca Oil в Оклахоме. До сих пор Личу никогда еще не приходилось видеть своего старинного приятеля Генри до такой степени разъяренным - казалось, его сейчас хватит удар от злости. Во что бы то ни стало Генри старался заставить Лича согласиться на его предложение о совместной продаже очередной налоговой схемы, которую инициировала Seneca Oil. Однако присутствующие на совещании менеджеры компании вели себя пассивно, и Лич не сдавался. Снова и снова он отмахивался от настойчивых уговоров Генри, твердя как заведенный, что Smith Barney не нуждается в партнере по этому делу.
На самом деле такого рода предварительные заигрывания между брокерскими фирмами были в порядке вещей. Почти каждая корпорация поддерживала связи со многими биржевыми компаниями, и последние зачастую договаривались работать сообща, если речь шла об особо крупной сделке. Каждый партнер получал свою часть комиссионных, а у клиента была гарантия, что договоренности будут исполнены. Так было и на этот раз - в запланированной Seneca продаже товарищества стоимостью 15 млн долл. сотрудничество Smith Barney и Bache выглядело вполне логичным. Обе фирмы работали на Seneca, причем заказы по продаже налоговых схем она обычно поручала Smith Barney, а Bache - инвестиционно-банковские операции. Однако раньше Smith Barney не приходилось иметь дела с такими дорогостоящими товариществами, и Генри никак не мог взять в толк, почему Лич так упорно отказывается поделиться заказом. Он твердил Личу, что Smith Barney просто не справится с ним в одиночку.
В душе Лич прекрасно понимал правоту Генри. Он сомневался, что брокерам Smith Barney под силу справиться с такой сделкой даже на треть. Для этого определенно требовались силы еще одной брокерской фирмы. Но при этом он так же твердо знал, что не допустит сотрудничества Smith Barney с Bache. Никогда. С тех самых пор, как они наняли Джима Дарра, которого Лич знал еще по Merrill. Личу было известно о событиях в Josephthal и о том, что Дарр был пойман на взятках.
Более года назад Лич уже один раз отказал Дарру, когда тот просил содействия Smith Barney в продаже нефтяной сделки, которую сам же и готовил. Если Bache оказалась настолько безмозглой, чтобы доверить отдел налоговой защиты такому человеку, как Дарр, то это их личное дело, думал Лич. Но своей позиции он менять не собирался: отдел, которым руководит он, Лич, ни при каких обстоятельствах не должен сотрудничать с Дарром.
Однако при клиентах Лич не хотел смущать Генри подобными объяснениями. Он рассчитывал, что Генри все же догадается, что он неспроста так упорствует. Однако Генри не уловил невысказанного намека Лича, а только взбеленился от его постоянных "нет" и вообще потерял способность рассуждать здраво.
Надо было как-то разрядить ситуацию. Лич решительно отодвинул стул и встал. "Кертис, - обратился он к Генри, - ты не против, если мы с тобой выйдем и немного потолкуем с глазу на глаз, а?"
Генри предложение понравилось. Вот теперь они и поговорят начистоту, без постоянной оглядки на то, что подумают об этом менеджеры Seneca. Генри не сомневался, что к моменту, когда они с Личем вернутся за стол переговоров, половина сделки будет, что называется, у него в кармане. Они направились к двери, предупредив менеджеров Seneca, что будут через пару минут. Лич с Генри вышли из конференц-зала и направились к выходу из офиса. Лич хранил молчание до тех пор, пока они не оказались на улице и не дошли до ближайшего угла. Он прислонился к стене, и Генри последовал его примеру. Первые несколько секунд оба молчали, наблюдая за проносящимся мимо потоком машин. Лич как будто бы собирался с духом, чтобы начать разговор.
Наконец он повернулся к Генри. "У меня есть кое-какие проблемы, Кертис, - начал он, - я не смогу работать в паре с тобой".
Генри снова начал заводиться: "И в чем же дело?"
"Я не могу работать вместе с тобой по сделкам до тех пор, пока у вас в отделе заправляет Дарр".
Сбитый с толку Генри ошарашенно уставился на Лича. Он и сам недолюбливал Дарра и даже не пытался скрывать, что ему не по вкусу надменность и откровенная грубость босса в обращении с людьми. И все же позиция Лича показалась ему чересчур категоричной.
"Согласен, - проговорил он, - с Дарром и впрямь трудно иметь дело, но с какой стати это должно мешать нашему сотрудничеству?"
Лич огляделся вокруг. Поблизости никого не было, и он решил не ходить больше вокруг да около. Он напрямую спросил Генри, известно ли ему, что приключилось с Дарром в Josephthal. Тот отрицательно мотнул головой.
"Его застукали, когда он залез в общую копилку", - и дальше выложил Генри всю историю, как Дарра поймали на взятках от клиентов.
В глубине сознания Генри промелькнула мысль, что эта новость должна бы потрясти его до глубины души, однако ничего подобного он не испытывал. "Это меня не удивляет", - заметил он.
"Понятия не имею, как Дарру удалось выкрутиться, - заметил Лич, - знаю только, что тебе следует проявлять крайнюю осмотрительность в отношениях со своим боссом".
Генри что-то пробормотал себе под нос. События развивались слишком стремительно, чтобы он успел сориентироваться.
"Я и сам не возьмусь и другим воздержусь рекомендовать какие-либо совместные проекты с вашей фирмой, пока в Bache отделом командует такой тип, как Дарр, - продолжал Лич. - Наш разговор считаю оконченным. Теперь либо я сам вернусь на совещание и скажу, что совместная сделка отменяется, либо ты сделай это. Решай сам, кто из нас проявит джентльменство".
У бедного Генри голова шла кругом. Он отчаянно нуждался в этой сделке и тем не менее уже точно знал, как поступит. "Ладно, я сам извещу их, - произнес он, уничтоженный, - пусть джентльменом буду я".
Лич поблагодарил его, и они вернулись в конференц-зал. Едва заняв место, Генри быстро свернул лавочку, не слишком убедительно промямлив, что ребята из Smith Barney в конце концов и сами справятся. Все поднялись и пожали друг другу руки. Из конференц-зала Генри направился прямиком на улицу, все еще не чувствуя почвы под ногами.