Происходящее напоминало "Процесс" Франца Кафки. Как и главный герой и жертва в романе, монголы были ошеломлены решениями, принятыми на основании реальности, которая к ним не имела никакого отношения. Если только они откроют свои границы для глобальной экономики, в их стране автоматически начнется рост экономики на 3-5-7% в год. Однако "суд", в данном случае представленный Всемирным банком, не может даже собственные теории применять правильно, и становится не чем иным, как предлогом для бессмысленной идеологии. Согласно этой идеологии Билл Гейтс вполне мог бы сколотить свое состояние, будучи пастухом овец в Монголии. Если предположить, что виды экономической деятельности качественно различаются как носители экономического развития, то стандартная экономическая наука рассыпается, как карточный домик.
Через несколько месяцев сюрреализм вырос. Американский экономист Джеффри Д. Сакс, один из ответственных за экономическую политику, которая вдвое снизила уровень реальной зарплаты в Монголии, предложил на страницах журнала "The Economist" Монголии специализироваться на производстве компьютерных программ. Поскольку теории Всемирного банка счастливо обитают в царстве, где контекст не имеет значения, Сакс предложил эту стратегию из самых лучших побуждений. Однако он упустил одну деталь: не считая столицы, только у 4 % жителей Монголии было дома электричество. У этих людей не было денег ни на компьютеры, ни на учителей, которые научили бы их с ними работать.
Только кочевые пастухи яков из странного мира учебника по экономике, у которых нет ни телефонов, ни электричества, могут конкурировать с Силиконовой долиной. Только в экономической науке вырастить дерево можно так же быстро, как и срубить его, а именно за одну наносекунду. Выдуманная история о том, как Мария-Антуанетта якобы спросила, почему люди не едят пирожные, если у них нет хлеба, когда-то стала предметом насмешек и топливом, которое разожгло пламя самой мощной революции в современной истории человечества. Сегодняшняя история о том, как Сакс спросил, почему монголы не специализируются на продвинутых технологиях, в то время как у них нет даже базовой инфраструктуры и промышленности, к сожалению, совершенно реальна. Одна из причин этой кажущейся абсурдности встроена в структуру экономической науки в том виде, в каком она существует в большинстве учебных заведений и научных институтов. Чтобы заработать профессиональный статус и престиж, современные экономисты должны публиковать статьи в журналах, которые рецензируются их же единомышленниками, а не изучать реальный мир. Как в "Процессе" Кафки, не существует связи между реальностью, о которой докладывается властям, и той, которую можно увидеть в действительности. Как и главный герой Кафки, экономика Монголии была уничтожена силами, которые людям не дано было понять. Промышленная статистика, которой пользуются Всемирный банк и МВФ, описывает период после уничтожения большей части промышленности страны. При этом данные, которые у них все-таки имеются, совпадают с тем, что мне предъявили в Монголии, так что проблема не в нехватке данных. Вот она, последняя черта, которая завершает сходство с "Процессом" Кафки, - стратегическое вымарывание исторических фактов. Согласно официальной статистике Всемирного банка и МВФ, в Монголии никогда и не было промышленности. "Министерство правды" Оруэлла уже не за горами.
Судьба Монголии напомнила мне, что еще в конце 1970-х годов, когда я жил в Лиме, плачевные результаты той политики, которую проповедуют Всемирный банк и МВФ, были видны невооруженным глазом. Слишком поспешное введение свободной торговли убивало промышленность, при этом погибали все виды экономической деятельности, которые имели возрастающую отдачу. Массовая безработица, падение реальной зарплаты (см. илл. 12) и все большее недоедание - все это шло рука об руку со слепой верой в то, что именовалось "свободная торговля" и "силы рынка". На деле они сводились к управляемой свободной торговле (вдумайтесь в этот оксюморон), которая приносила людям только бедность и страдания. Происходящее ничего общего не имело с созидательным разрушением Шумпетера, в ходе которого новые, лучшие возможности должны были прийти на смену старым.
В Перу тонны свежего молока выливали в реки, в то время как молоко куда худшего качества, произведенное из субсидированного европейского порошка, заполняло полки магазинов в Лиме, ухудшая и без того нарушенный торговый баланс. Европейские крестьяне вытеснили крестьян Перу с их рынков, и случилось это по воле не свободного рынка, а политиков, которые устанавливали цены на порошковое молоко и транспортировку свежего молока, причем они были чрезвычайно далеки от цен, которые установились бы на свободном рынке. Европа экспортировала избытки молока, произведенного крестьянами, которые не могли конкурировать на мировом рынке, в такие страны, как Перу, по субсидированным ценам. Эти поставки, вероятно, были приняты Перу в качестве гуманитарной помощи, как и продукты из США. Одновременно с этим Всемирный банк и МВФ вынудили Перу поднять цену на бензин. Перу запретили использовать внутреннюю цену на бензин, произведенный из собственной нефти. Во имя рынка национальные производители молока в Перу были вытеснены европейскими благодаря навязанным стране искусственно завышенным ценам на молоко и искусственно заниженным ценам на бензин. При этом европейцы хвалили себя за то, что помогают голодающим детям.
В те годы происходящее казалось единичным абсурдным случаем: силовая политика имела непредвиденные последствия, от которых пострадали развивающиеся страны. Но единичный случай был частью схемы по торможению развития и модернизации и пуску их в обратном направлении. Как заметил Джеймс К. Гэлбрейт, возможно, самое невероятное в этой истории то, что экономисты, которые несут ответственность за провальную экономическую политику в странах третьего мира, не потеряли ни грамма профессионального авторитета. Мы все равно что поручили гунну Атилле руководить восстановлением Рима. Результат предсказуем. Никто не спрашивает, как Рим оказался разрушен и как это можно было предотвратить. Один из таких "гуннов", Джеффри Сакс, стал известным защитником паллиативной экономической теории и теперь работает над тем, чтобы облегчить бедность и страдания людей, которые стали заложниками его экономической политики.
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ: ПЛАН МОРГЕНТАУ ДЛЯ СТРАН ТРЕТЬЕГО МИРА
В конце 1940-х годов было поставлено два важных экономических эксперимента, в ходе которых мир многому научился, - планы Моргентау и Маршалла. И американцы, и остальной мир убедились не только в том, что Рузвельт был прав в своем неприятии имперской экономической политики Англии, но что последствия деиндустриализации настолько разрушительны для страны, настолько масштабны и опустошительны, что эксперимент пришлось прекратить всего через два года после его начала. Однако сегодня мы вновь забываем о так тяжело доставшихся нам уроках - и Плане Моргентау, и Плане Маршалла.
Сегодняшние политики извращают смысл Плана Маршалла, когда называют так любой крупный денежный перевод бедным странам. Суть плана заключалась в реиндустриализации; капитал как таковой играл второстепенную роль, главной стратегией было развить промышленную жизнь страны. Для внедрения плана была введена тарифная защита национальной промышленности, а также строгие правила в отношении валютных сделок. Было признано, что рабочие места нуждаются в долгосрочной защите, а также что зарубежная валюта - ценный и редкий ресурс. В моей родной Норвегии, например, План Маршалла привел к полному запрету на импорт одежды вплоть до 1956 года, а также к жестким ограничениям на денежные переводы за рубеж. Ввозить в страну автомобили для частного пользования было запрещено вплоть до 1960 года.
Я считаю, что процесс глобализации, начавшийся в середине 1980-х годов и ставший особенно активным с момента падения Берлинской стены, принял форму Плана Моргентау. Страны "второго" и третьего мира с их слабой, еще развивающейся промышленностью были подвергнуты шоковой терапии, когда согласились на введение неограниченной свободной торговли. В Монголии 90 % промышленности было уничтожено всего за 2–3 года, в России и Перу в первые безумные годы после введения свободной торговли была сокращена половина рабочих мест в промышленности, а уровень реальной зарплаты упал вдвое. Между потерей рабочих мест и падением заработной платы, разумеется, существует связь. Глобализация стала современной колонизацией стран, и помогает ей в этом План Моргентау: сегодня колония, как и 5 веков назад, - это страна, которой позволено производить только сырьевые товары.
Сегодня, однако, мы сталкиваемся с тем, что реиндустриализацию стало труднее проводить, чем раньше. Рано или поздно даже самые убежденные идеологи будут вынуждены признать страшные экономические преступления, которые творятся на экономической периферии мира под флагом глобализации. Однако запустить обратный процесс будет гораздо трудней, чем в 1947 году. В XX веке бедным странам удавалось нагнать богатые при помощи технологии воспроизведения, или инженерного анализа: они могли, к примеру, разобрать на части американскую машину и создать на ее основе свою, немного отличающуюся модель. Теперь все больше наукоемких отраслей защищены патентами, воспроизведение стало почти невозможным. Кроме того, отрасли промышленности становятся все более невесомыми, их все труднее налаживать на новом месте. Одновременно с этим роль промышленности исполняет новый сектор продвинутых услуг, в котором информационно технологические центры больше напоминают традиционные производственные предприятия. Однако этот сектор зависит от спроса, создаваемого старой промышленностью. Он просто не возникает в странах, где население пасет коз, потому что у него нет покупательной способности. В то же время эти отрасли промышленности тяжело защищать, поскольку они, как мы уже сказали, не привязаны к конкретному месту. Как всегда, за развитием и недоразвитостью стоит кумулятивная каузальность, которая создает либо порочный круг бедности, либо спираль богатства.
ДЕИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ И СМЕРТЕЛЬНЫЙ ДЛЯ ПРОМЫШЛЕННОСТИ ЭФФЕКТ СВОБОДНОЙ ТОРГОВЛИ: "ГИБЕЛЬ ЛУЧШИХ"
В стандартной теории торговли используется теорема Рыбчинского, которая гласит: международная торговля укрепляет специализацию страны в том факторе производства (капитале или труде), который наиболее интенсивно используется в экспорте страны. "К примеру, если растет только труд, то увеличивается объем производства трудоемких отраслей, а объем производства капиталоемких отраслей сокращается. Напротив, если растет только капитал, то увеличивается объем производства капиталоемких отраслей, а объем производства трудоемких сокращается".
Развитием этой теоремы стал эффект Ванека - Райнерта, или эффект "гибель лучших". Если после периода относительной автократии внезапно начинается свободная торговля между относительно развитой и относительно отсталой странами, то наиболее продвинутый и наукоемкий сектор промышленности наименее развитой страны имеет тенденцию к вымиранию. Наиболее продвинутым отраслям больше остальных свойственна возрастающая отдача; следовательно, они больше остальных чувствительны к падению объема производства, которое неминуемо вызывает внезапное появление зарубежной конкуренции. Эффект Ванека - Райнерта можно было наблюдать после объединения Италии в XIX веке; аналогичным образом в 1990-е годы первой жертвой свободной торговли стала компьютерная промышленность Чехии и Бразилии. В стране может даже произойти полная деиндустриализация, как это произошло в Монголии в 1990-е годы.
В то время как международные производственно-сбытовые цепи становятся все более слабыми благодаря аутсорсингу, развитые страны специализируется на производстве капиталоемких и инновационных товаров, по полной извлекая выгоду из экономии на масштабах и из возрастающей отдачи. Менее развитые страны специализируются на производстве низкотехнологичных товаров или занимаются сборкой готовых деталей; в этой деятельности нет возможности экономить на масштабах. В результате свободная торговля уничтожает больше национального богатства, чем приносит. К примеру, уровень реальной зарплаты в Мексике катастрофически упал после того, как соглашение о введении североамериканской зоны свободной торговли истребило в стране промышленные предприятия полного цикла и привело к распространению "макиладорас" - предприятий по сборке из готовых деталей. Производства с растущей отдачей вымерли, уступив место производствам с постоянной отдачей; произошла примитивизация национальной системы производства. Это пример разрушительного разрушения, за которым не следует возрождения.
Деиндустриализация также оказывает влияние на условия торговли страны - это соотношение между экспортными и импортными ценами страны. Если экспортные цены растут по сравнению с импортными, страна богатеет, если наоборот - беднеет.
Изменение условий торговли - это сложное явление, но интересно, что в некоторых малых латиноамериканских странах условия торговли были оптимальными в периоды высшего промышленного развития. Когда промышленность этих стран разрушилась, упали и цены на сырьевые товары, которые они экспортировали. На илл. 13 это явление показано на примере Перу.
Деиндустриализация и ухудшающиеся условия торговли связаны так, что страна рискует одновременно пострадать от двух неблагоприятных экономических явлений. Объяснить эту связь можно снижением власти профсоюзов и утратой рабочих мест в промышленности. Эти факторы способствуют снижению минимального уровня зарплаты на рынке труда. После этого давление со стороны международных сырьевых рынков понижает и относительные цены на экспортируемые страной товары, и уровень зарплат в стране. В отсутствие альтернативного источника занятости населения в стране может начаться производство с убывающей отдачей и маржинальная производительность труда упадет. Так создается самовоспроизводящийся порочный круг, который можно разорвать, только возобновив в стране деятельность с возрастающей отдачей.
ИЛЛЮСТРАЦИЯ 13. Условия торговли Перу, 1950–2000 гг.
Развитие условий торговли (соотношения экспортных и импортных цен) - это сложное явление, подверженное влиянию таких факторов, как, например, нефтяной шок 1970-х годов. Однако мы видим, как быстро улучшались условия торговли в Перу, пока в стране шла индустриализация, и как деиндустриализация привела к обратному эффекту.
ИСТОЧНИК: Santiago Rocay Luis Simabuco. Natural Resources, Industrialization and Fluctuating Standards of Living in Peru, 1950–1997: A Case Study of Activity-Specific Economic Growth //Erik Reinert (ed.). Globalization, Economic Development and Inequality: An Alternative Perspective, Cheltenham, 2004.
Когда в начале XX века австралийцы основали собственный промышленный сектор, зная, что он не будет конкурентоспособным на международном уровне, они стремились избежать именно описанного выше сценария. Существование альтернативного рынка труда не позволило производству шерсти зайти в маржинальные области, установив минимальный уровень, ниже которого зарплаты не опускались даже в сырьевом секторе.
В некоторых случаях (например, в Мексике) после деиндустриализации страна специализируется на товарах, производство которых является технологическим тупиком и не приносит возрастающей отдачи. В конце 1960 -начале 1970-х годов Рэймонд Вернон и Луис Уэллс, экономисты Гарвардской школы бизнеса, разработали теорию жизненного цикла продукта в международной торговле, о которой мы упоминали в предыдущей главе. Они установили, что бедные страны имеют автоматически складывающееся сравнительное преимущество в производстве зрелых продуктов, не требующих использования новых технологий; жизненный цикл таких продуктов минимальный, их инновационный потенциал невелик. Во введении я писал, что глобальные производственно-сбытовые цепи организованы так, что бедные страны, как правило, специализируются на технологически тупиковых продуктах. Их производство потому и делегируют бедным странам, что для него нужны большие трудозатраты.
Если стране удается использовать сравнительное преимущество в производстве зрелых и технологически простых товаров в качестве платформы для постоянного развития (как это удалось Японии и Китаю), то это временная проблема. Однако опыт стран, расположенных неподалеку от Соединенных Штатов, зажатых в тиски между американской и китайской промышленностью, доказывает, что сравнительное преимущество в деятельности, где невозможны инновации, может стать постоянной характеристикой страны. Жизненный цикл продуктов и технологий - это явление, которое необходимо для понимания феномена "недоразвитость, по Шумпетеру".