С боксом я преодолел страхи, превратился в хладнокровного бойца. Спасибо ему за победы и поражения, за счастье полнокровной жизни, бескомпромиссной борьбы.
Каратэ-до усовершенствовало мое мышление, помогло увидеть мир более полно, в новых взаимосвязях. Я поднял свой дух, закалил волю. Открыл секрет внутренней энергии и научился управлять ею.
И, наконец, в спорте я получил колоссальное наслаждение, познал огромную радость бытия, счастье общения. Это были очень светлые дни: замечательные ребята, великолепные тренеры.
Я бесконечно благодарен наставникам – Виктору Даниловичу Болтунову, Владимиру Константиновичу Долгову, Виктору Яковлевичу Блохину, рано ушедшему от нас, и многим другим людям, учившим и воспитывавшим меня. Их большие сердца, огромные знания, необыкновенная душевная щедрость, спортивные и педагогические таланты, сила и честность вели меня вверх по крутой лестнице жизни.
Множеству мальчишек открыли они окно в яркий, великолепный мир, пробудили честолюбие, научили трудиться, бороться, соревноваться, не бояться трудностей. Они решали грандиозную задачу воспитания здорового, сильного поколения, чистого от алкоголя, сигарет, наркотиков.
Ныне ситуация другая. В массовом спорте страна, к сожалению, сдала позиции. Но я верю, что положение восстановится, и мы с вами, дорогие читатели, примем в этом участие!
АБСОЛЮТНОЕ ЗДОРОВЬЕ
Я стою на льду волжского залива. Первый час ночи. Сосны. Снег. Ослепительная луна и очень яркие звезды. Полная тишина. На километры вокруг – ни души. Температура – минус тридцать. Очередной день труда и успеха я, как всегда, завершил погружением в ледяную волжскую воду. От меня идет пар – тело щедро расходует тепло. Но мне не холодно. Я стою абсолютно голый перед дымящейся чернотой проруби, из глубины которой только что одним движением выбросил на лед свое сильное тело, и наслаждаюсь общением с царственной зимней полночью.
Какими словами передать вихрь неземных, светлых чувств? Мое сердце наполнено фантастическим счастьем, энергией и теплом. Тело ничего не весит, оно – сгусток космической энергии. Я абсолютно здоров, я – самый счастливый человек на Земле. Я – неотделимая часть Вселенной, я остро ощущаю величие ее гармонии, безмерность любви, слышу музыку вечности. Я и есть огромный Космос, я и есть Вечность! Я разговариваю со звездами, понимаю все без слов, для меня не существует расстояний.
Я – Космос, я – Вечность, я – невиданное удовольствие, наслаждение жизнью, бескрайним звездным пространством. Я купаюсь в потоке энергии, который неиссякаем и бесконечен.
Наслаждение, сравнимое по силе только с сексуальным. Я смотрю сверху на нашу планету, на маленький голубой шарик, и мысленно обнимаю его, делясь со всеми людьми на Земле своим теплом. Мое сердце огромно. Моя душа сильна. Я дарю вам божественную энергию, здоровье и счастье. Я вас люблю!
...Однако пора домой. Еще раз пожелав всем людям здоровья и счастья, я начинаю обтирать тело махровым полотенцем. Но в этом уже нет нужды – во мне такое количество энергии, что вода сразу испарилась, и тело почти сухое.
Эйфория не оставляет меня. Подхожу к машине, не спеша одеваюсь и наслаждаюсь поездкой по ночному лесу. До дома мне ехать минут двадцать. Есть время для размышлений в приятной атмосфере, когда слышишь лишь урчание мотора и хруст колес поснегу. Тепло, счастье, невероятная сила! Нет, слов явно не хватает, невозможно в полной мере передать фантастическое удовольствие от общения со стихиями природы, описать ту энергию, ту остроту взора, тот заряд, который получает человек, разговаривая с Землей и Космосом.
Мотор выводит приятную песню, мелькают спящие дома, заснеженные деревья. Состояние такое, что я готов обнять и расцеловать первого встречного. Жизнь прекрасна! Я благодарю судьбу за ее подарки. Я абсолютно здоров, и здоровы все мои близкие. Люди, которые работают со мной, также практически не болеют, настроены позитивно. Вокруг меня создается мощное, светлое поле, и я счастлив, что приношу людям здоровье и удачу. Это самая большая награда.– защищать людей от болезней, дарить энергию и силу.
Но так было не всегда. В семнадцать лет я был совершенно другим. Мне пришлось пройти через труднейшие испытания болью, страданием. Именно они и сделали меня тем, кто я есть сегодня, именно они превращают людей в большие и сильные личности.
Я рос в очень теплой семейной атмосфере. Мама и бабушка и по сей день щедры на ласку, у отца за внешней строгостью скрывается необыкновенная доброта.
У меня был любимый старший брат. Не знаю, как в других семьях, но мы с Валентином, Валей, были не просто друзьями – мы составляли единое целое. У нас было удивительное духовное единство. То, чего не было в его характере, – задора, дерзости, мечтательности, лучистой жизнерадостности, – в избытке имелось у меня. Но качества стабильности, надежности, последовательности, целеустремленности у брата были развиты сильнее и компенсировали их нехватку во мне.
Любовь Валентина для меня была столь же важна, как и любовь матери и отца. Он всегда защищал меня, очень серьезно подходил к нашим отношениям, даже взвешивал слова. Я на всю жизнь запомнил, как однажды, прилетев со спортивных сборов часа в два ночи, прыгнул первым делом к брату в постель, разбудил его, и первое, что услышал от него, еще совсем сонного, было: "Братишка, я рад, что ты приехал. Я очень тебя люблю!". Я помню до сих пор его запах, его слова, его тепло.
И еще врезалось в память: я, совсем мальчишка, играю в мячик с ребятами и вдруг вижу брата, обросшего, счастливого, в красной спортивной майке, подаренной мною. Он в то время был командиром студенческого строительного отряда и приехал на побывку домой. Я бросился к нему, мы обнялись и так, в обнимку, смеясь, пошли домой. Эти трогательные сцены остались в сердце навсегда.
И вдруг судьба распорядилась так, что я лишился своего брата, своего друга и защитника, своей половины!
Странно, что даже очень большие события памятны мелочами. На спортивных сборах в Таджикистане в одном из местных магазинчиков я наткнулся на чертежные карандаши "Кохинор", видимо, никому не нужные в маленьком поселке. В Тольятти это был жуткий дефицит, а брат (он тогда учился на третьем курсе института) очень много чертил -конструировал, изобретал. Я ждал минуты, когда вручу ему подарок, представлял, как он обрадуется...
И вот, вернувшись со сборов в Краснодар, где я, профессиональный спортсмен-гребец, жил и тренировался после окончания средней школы, получаю телеграмму с ужасным, невероятным известием: "Володя, срочно выезжай домой. Погиб Валентин".
Я прерываю работу над книгой: память вернула меня в тот черный день, когда произошла трагедия. Комок подкатил к горлу, боль утраты вновь сдавила сердце. Вот я сижу в комнате краснодарской спортбазы, оглушенный горем, и смотрю на уже ненужные карандаши. Время остановилось, все погрузилось в черный туман.
Друзья берут мне по телеграмме билет, сажают в переполненный самолет. Как во сне, добираюсь из аэропорта до дома. Мама вся в черном, плачет. В глубоком горе отец. Все вокруг рушилось, беда придавила меня. Удар был настолько силен, что разом выбил у меня все: веру в лучшее, силу, здоровье. Мир стал другим: пустым, холодным, болезненным.
Мы были самой дружной семьей в мире. Мы нежно друг друга любили. И все в момент превратилось в сон. Я не чувствовал своего тела, не ощущал времени. Слезы, боль, рыдания...
Через месяц после похорон я поехал на кубок Союза по гребле в Грузию, в Гали. Успешно пройдя предварительные соревнования, так называемый отбор первой ступени, я приехал в гостиницу и уснул. Ночью сон вдруг ушел, и я не мог понять, что произошло: чудовищная боль разрывала голову.' ""
В древности была такая пытка: на голову наказуемых натягивали кольцо из сырой шкуры животных. Усыхая, кожа так сдавливала голову, что несчастные теряли рассудок и память. Я был близок к этому. Вызвали врача. Оказалось, у меня резко поднялось кровяное давление. Медики поражались: еще вчера было сто десять на семьдесят, а стало двести двадцать на сто двадцать! Конечно, они применили весь арсенал средств для понижения давления, но до настоящего облегчения было еще бесконечно далеко.
Ужасная боль не покидала меня целый год, и я, потеряв надежду на врачей, в конце концов избавился от нее сам. Меня поймет лишь тот, кто пережил подобное, чья несчастная голова грозила взорваться от малейшего толчка или напряжения. Жуткие, нечеловеческие мучения! Теперь я, абсолютно здоровый, мощный человек, знаю, что эти испытания послал мне Бог, чтобы навечно сделать меня сильным, чтобы больше ни одна боль, ни одна трагедия не смогла выбить меня из седла, отвлечь от моей миссии.
...В полубессознательном состоянии доехал я до Краснодара, и потянулись ужасные дни. Любое, даже самое незначительное напряжение приводило к резкому скачку давления и к новой адской головной боли. Бодрствуешь ты или спишь, твой мозг, сознание живут предчувствием пытки.
Даже на войне бывают затишья между боями. Моя боль не давала мне передышки. Она заполнила собой все, не оставив места другим чувствам и иным желаниям, кроме одного: избавиться от нее раз и навсегда. А если это невозможно, то полностью подчиниться ей, не шевелиться лишний раз, не делать резких движений, чтобы хоть как-то умилостивить безжалостную боль.
Это была очень жесткая, жестокая школа. Действительно, если ты не сошел с ума, если смог выжить, то становишься несгибаемым, стальным человеком. Только на кого, на что рассчитывать?
Врачи, конечно, желали мне добра, заботились обо мне, как о своем близком. Меня лечил удивительный человек, жена нашего тренера. Да и весь коллектив физкультурного диспансера был озабочен моим состоянием (раньше для спортсменов существовали специальные медицинские учреждения, где врачи помогали нам, давали допуск на соревнования; следили за нашим здоровьем). Чего только не делали со мной! Брили наголо и обкладывали голову целебными травами, проводили процедуры, подключали провода всевозможных аппаратов, назначали курсы лечения, но все тщетно.
Дело не во врачах. В моем случае медицина была просто бессильна. Более того, объективно она вредила мне. Огромное количество лекарств -в день я принимал больше шестидесяти таблеток и массу инъекций -отзывалось побочными эффектами, разрушало остатки здоровья. За гипертонией потянулись другие хронические болезни – бронхит, гастрит, ларингит, фарингит.
Внешне я по-прежнему выглядел здоровяком. У меня была мощная, атлетическая фигура. Я покупал пиджаки пятьдесят шестого, а брюки -сорок восьмого размера. Но это была одна видимость здоровья и силы. За год болезни я фактически превратился в инвалида.
Иногда я потихоньку, боясь резких движений, добредал до спортивной базы, с завистью смотрел, как тренируются, купаются ребята. Попытки делать что-то вместе с ними кончались плохо: у меня после занятий поднималась температура, начинало болеть горло, мучил насморк, снова приходилось прибегать к таблеткам. Я стал избегать не только спортивных занятий, я боялся даже сквозняков. Молодой человек с набором старческих болезней. Боль, боль и только боль переполняла мое тело, и дух мой перестал быть здоровым. Мир стал враждебным и отталкивающим.
Я пережил смерть близкого человека. С ним умерла даже не половина – большая часть меня. Тело было живым лишь формально, души уже словно не было, она омертвела.
Я стал часто задавать себе вопрос: зачем мы вообще рождаемся, почему мы живем, что нами движет? Именно в такие страшные, "запредельные" моменты приходит истина, приходит понимание. Теперь я твердо знаю: живу для того, чтобы совершенствоваться духовно и физически, становиться лучше во всем. Прежде я считал болезни непременным испытанием, которое каждый обязан пройти. Сейчас же я твердо уверен, что человек не должен болеть, именно не должен. Эта истина досталась мне дорогой ценой.
Но, ради Бога, не подумайте, что я тогда проводил время в постели. Между прочим, я ни разу в жизни не пропустил из-за болезни работу, но для этого постоянно приходилось глотать кучу таблеток, делать уколы, натираться мазями. Часто по утрам минут пят-надцать-двадцать я приводил себя в чувство, чтобы оторвать больное тело от кровати.
Все это мне осточертело. Я мучительно искал выход из болезни. Чисто интуитивно он виделся мне в единении с природой, а конкретно – в захватывающей дух ледяной купели, в которой бесследно исчезает ненавистная хворь. Но с точки зрения здравого смысла, делать это с моими бесконечными простудами, фарингитами-ларингитами-бронхитами было смертельно опасно.
Ведь что можно было легко предположить: ступишь в ледяную воду, подхватишь воспаление легких и – конец! Сегодня трудно ответить на вопрос, почему меня неудержимо потянуло на купание. Могу одно сказать: мне никто таких советов не давал. Но мы нередко делаем вещи иррациональные и в итоге поступаем правильно!
Однажды мы с женой приехали к бабушке в деревню Федоров-ку, что стоит на берегу Волги километрах в тридцати от Тольятти. Было красивое морозное воскресенье: яркое солнце, тишина, вкусный запах дымка от печек. Даже собачье тявканье казалось веселым. У меня поднялось настроение и появилось предвкушение важного поступка. Назревало прощание с прошлым и переход в какое-то новое состояние.
Мне всегда говорили, что холод – это плохо, что он убивает, что закаляться надо постепенно, шаг за шагом, год за годом. На мое сознание огромным камнем давили нелепые предрассудки окружающих людей, а может быть, и всего человечества.
Но всегда наступает момент, когда ты должен принять решение: быть или не быть – жить тусклой, серой жизнью, что для меня подобно смерти, или все-таки шагнуть в другой мир, наполненный счастьем, радостью, переливающийся яркими красками!
В моем характере есть такая черта, которая часто позволяет идти против всех: для меня нет непререкаемых авторитетов. Взгляды врачей, моих близких и друзей на здоровье в какой-то момент показались мне, мягко говоря, неубедительными.
..Жена с бабушкой пили чай, о чём-то увлеченно ворковали, а я, крадучись, уже снимал с вешалки свое знаменитое серое пальто, сшитое в ателье по заказу. Это была своего рода шинель -длинная, почти до пят. При моем росте, метр восемьдесят шесть, пальто выглядело весьма своеобразно и, как мне тогда казалось, очень внушительно. Покрой мне навеяли образы вождей и героев гражданской войны. Да и моя собственная армейская шинель запомнилась как необыкновенно теплое и уютное одеяние, мне нравилось ее сукно, приятное на ощупь. Я не расстался с шинелью и после службы. В холодную погоду на воде, в катере, когда тренировал ребят-гребцов, я любил закутываться в нее. С меня в институте и пошла мода на очень длинные пальто. Помню, первым заказал подобное мой друг Александр Витушко, за ним – другие ребята.
И вот в этом чудо-пальто я вышел из дома. Нашел в сарае лом и с решительным настроем – будь что будет! – отправился к реке. Я, как всегда, был разбитый, с высоким давлением, насморком, со всем "арсеналом" моих болезней. Но понимал: это – мой личный Рубикон, я совершаю важнейший поступок. Или полное освобождение от кошмара болезней, или...
Несмотря на крайнюю серьезность момента картина могла вызвать улыбку. В длинном, смешном, как я сейчас понимаю, пальто, в валенках и дедовской ушанке с одним ухом вверх, другим вниз, с ломом на плече я стал спускаться к Волге, загребая ногами глубокий снег. Каждый шаг отдавался ударом в моей голове: "Я должен! Я смогу!".
Почему я это сделал? Что толкнуло меня на рискованный эксперимент? Наверное, то, что я всегда был готов к крайностям. Например, я самостоятельно и сразу по максимуму пытался применить методы восточной медицины. Я раскалял докрасна толстую иглу и пытался нащупать активные точки, чтобы прогнать' болезнь. Это была, конечно, добровольная пытка. На моей груди, руках и ногах остались метки, напоминающие об этих опытах. Родители тогда были уверены, что я схожу с ума. А я все время искал выход, проводя рискованные эксперименты на себе.
Мысль о проруби возникла интуитивно. В тот момент у меня не было ни учителя, ни соответствующей литературы. Потом уже я познакомился с Александром Булдынским, который имел познания в этой области и ввел купание в ледяной воде и обливания в систему. А тогда у меня сложилось твердое убеждение, что это просто нужно, необходимо сделать. Я переживал апогей боли, перешагнул последний предел терпения, погружаясь в идиотское инвалидное состояние.
Я отошел подальше от деревни, чтобы никто не увидел моего погружения. Уже на льду вспомнил, что не захватил полотенца, чтобы обтереться после купания. Это был повод для отступления: можно вернуться в теплую избу, перенести купание на потом... Но отступать и возвращаться было просто не в моем характере. Я бесповоротно настроился, что именно сегодня, сейчас, состоится решительный бой с болью, предрассудками и болезнями.
Я начал долбить лед. Тот, кто когда-нибудь это делал, знает, каких усилий это стоит. Уже через двадцать-тридцать минут мне стало жарко, по спине потек пот, захрипели простуженные бронхи, насморк усилился. Но я только сбросил пальто и продолжал работу.
И вот дело сделано: обдолбив достаточно большой круг, я топлю один его край, и течение утягивает этот кругляш под лед. Мне открылось черное, таинственное зеркало. Я совершенно один, до деревни далеко. Только я, белый день и ледяная бездна.
Если бы мне кто-нибудь неделей раньше сказал, что я смогу не то что окунуться в проруби, а хотя бы раздеться до рубашки на морозе, я бы не поверил. Даже встать на снег босыми ногами всегда казалось сумасшествием. Но жребий брошен: или я избавлюсь от болезней, или они меня окончательно доконают. Ставка – жизнь, проигравший должен исчезнуть. Или я, или они!
Я сбрасываю с себя обледеневшие валенки и ступаю на лед. Обжигающий холод еще вчера меня бы просто убил, и отвезли бы меня с пневмонией в больницу, в реанимацию. Но сегодня я уже другой, готовый к решительному поступку.
Раздеваюсь до конца и еще долю секунды вглядываюсь в черную, непроницаемую бездну. Затем без промедления, двигаясь, как автомат, погружаюсь в воду...
Тело сдавил мощный пресс, я ослеп и оглох, дыхание остановилось. Видимо, моими действиями руководило подсознание, потому что я спустился в воду и выбрался на лед достаточно аккуратно, не поранившись об острые края проруби. А потом чувства вернулись ко мне, и каждую клетку тела захлестнули мощная радость жизни, хмель грандиозной победы!
Тысячи раз мне говорили, что мороз, лед убивают человека, десятки раз я слышал рассказы и видел фильмы, где люди проваливались под воду и непременно оказывались в больнице. Все это мгновенно промелькнуло в моем сознании. Раз и навсегда я убил, разрушил один из самых стойких мифов, который мне внушали с детства.
Я победил предрассудки! Ведь сколько раз говорили мне: не стой на сквозняке – заболеешь, не ешь мороженое – заболит горло, не промочи ноги – подхватишь грипп... Тысячи раз мое сознание – из самых лучших побуждений! – программировали на то, что холод убивает. И вот всего за несколько мгновений вся эта чушь улетучилась навсегда.