С момента заключения сделки Макларен искал возможность предпринять что-нибудь, что заставило бы нас с презрением избавиться от группы. К ужасу и смущению Макларена, мы отказывались быть возмущенными. Мы выпустили сингл "Господь, храни королеву". который был запрещен на радиостанции ВВС и занял второе место в чартах. Он занял бы и первое, если бы магазины пластинок, принадлежавшие компаниям Virgin и НМV, которые, без сомнения, продавали самое большое количество записей, не были исключены из списка магазинов, по результатам продаж которых составлялись чарты.
В юбилейный день 1977 года Макларен арендовал прогулочный корабль и на всех парах стал подниматься вверх по Темзе по направлению к палате общин. Полиция знала: что-то готовится. И как только мы отчалили от Вестминстерского пирса, две полицейские моторные лодки шли за нами. Группа дождалась, когда корабль точно поравняется со зданием палаты общин, затем музыканты достали свои гитары и барабанные палочки и проорали собственную версию национального гимна:
Господь, храни королеву,
Фашистский режим,
Сделавший тебя идиотом,
В потенциале – водородную бомбу.
Боже, храни королеву.
Она не человек,
В мечтах Англии нет будущего,
НЕТ БУДУЩЕГО! НЕТ БУДУЩЕГО!
Полиция приблизилась к борту корабля и настаивала на том, чтобы группа перестала играть. Это было противозаконно, поскольку имелась лицензия, разрешающая исполнять музыку на борту. Это напомнило о последнем выступлении Beatles вживую на крыше студии "Эппл". которому полиция противодействовала как могла. Если бы на борту был Фрэнк Синатра, это не вызвало бы никаких проблем. Полицейские поднялись на наш корабль и направили его к пирсу, где арестовали Макларена, главным образом за то, что он устроил ужасную драку и кричал:"Фашистские свиньи. "
На той неделе мы продали свыше 100000 экземпляров пластинки "Господь, храни королеву". Было совершенно ясно, что это пластинка номер один, но радио ВВС и Top of the Pops объявляли, что лидировал Род Стюарт. Запись "Господь, храни королеву" была запрещена на телевидении и радио. Считаю, это способствовало нашему бизнесу: чем больше ее запрещали, тем лучше она продавалась.
Группа The Sex Pistols стала именно тем, что мы искали, и это явилось поворотным пунктом в наглей жизни. Благодаря им о Virgin снова заговорили, и она приобрела репутацию фирмы звукозаписи, способной вызывать огромный общественный резонанс и сотрудничать с приверженцами панк-рока. The Sex Pistols были общенациональным явлением: каждый покупатель на центральной улице, всякий фермер, пассажиры любого автобуса, даже каждая бабушка в семье, – все слышали о них. Жить под аккомпанемент этого общественного протеста было чертовски приятно. Как отметил Оскар Уальд:"Единственное, что хуже того, когда о тебе говорят, это когда о тебе не говорят". Группа The Sex Pistols породила в печати больше публикаций, чем кто бы то ни был в 1977 году, не считая серебряного юбилей пребывания королевы на престоле. Их скандальность практически была осязаемым активом. Большинство публикаций носило отрицательный характер, но то же самое происходило и с Rolling Stones, которая появилась пятнадцатью годами раньше.
В ноябре 1977 года virgin выпустила альбом "Не беспокойся о яйцах, здесь The Sex Pistols". Надпись на конверте была блестяще выполнена Джейми Рейдом, он в точности воспроизвел газетные заголовки, сообщавшие о похищении людей и прочих подобных вещах. Магазины, принадлежавшие virgin, разместили в своих витринах большие желтые постеры, рекламировавшие альбом. Неудивительно, что всегда находился кто-нибудь, кого это оскорбляло. В один прекрасный день менеджер нашего магазина в Ноттингеме был арестован согласно тому самому "Акту о непристойных рекламных объявлениях" от 1889 года, по которому я был арестован почти десять лет назад, когда студенческий консультативный центр рекламировал помощь страдающим венерическими заболеваниями. Я позвонил Джону Мортимеру, который тогда меня защищал.
– Боюсь, мы снова нарушили "Акт о непристойных рекламных объявлениях". – сообщил я ему. – Полиция заявляет, что мы не можем употреблять слово "яйца".
– "Яйца"? – переспросил он. – Какие, черт возьми, проблемы из-за яиц? Это одно из моих любимых слов.
Они заставляют нас снять постеры группы The Sex Pistols со словами "Не беспокойся о яйцах, здесь The Sex Pistolls" и грозятся запретить альбом.
Он сказал, что необходим лингвистг-консультант, профессор английского языка, который мог бы дать точное определение слова bollocks. Поскольку прецедент возник в Ноттингеме, я позвкжил в Ноттингемский университет.
– Нельзя ли поговорить с профессором лингвистики? – спросил я.
– Профессор Джеймс Кинсли к вашим услугам, – ответила женщина в приемной.
Нac соединили, и я объяснил, в чем дело.
– Таким образом, один из ваших служащих был арестован за демонстрацию слова bollocks? – заключил профессор Кинсли. – Что за абсурд! На самом деле, данное слово с восемнадцатого века употреблялось в качестве определения для священников. Позже, из-за того, что служители церкви, как всем казалось, говорят слишком много несуразицы в своих проповедях, оно постепенно стало обозначать "чепуху". "вздор". "абсурд".
– То есть, слово bollocks на самом деле значит либо "священник". либо "чепуха"? – переспросил я, убеждаясь в том, что ничего не упустил.
– Совершенно верно, – подтвердит профессор.
– Могли бы вы засвидетельствовать это в суде? – спросил я.
– С превеликим удовольствием, – заверил он.
Судебное разбирательство было блестящим. Обвинитель, представлявший интересы полиции, был полон решимости выиграть то, что виделось ему делом государственной важности. Нашего менеджера подвергли перекрестному допросу, и он признал, что поместил постер группы The Sex Pistols на видное место в витрине магазина. Офицер полиции еще раз рассказал, как арестовал его в тот момент, когда менеджер вывешивал этот оскорбительный постер. При этом у него был самодовольный вид человека, который сослужил обществу великую службу и ожидал за это похвалы.
– Вопросов нет, – сказал Мортимер, когда ему предложили принять участие в перекрестном допросе полицейского.
Разочарованный полицейский покинул свидетельское место.
– Я хотел бы вызвать своего свидетеля, – сказал Джон Мортимер, поднявшись. – Профессор Джеймс Кинсли, профессор лингвистики Ноттингемского университета.
После того, как профессор Кинсли объяснил, что слово bollocks по значению не аналогично анатомическим яичкам, а на самом деле значит "священник". а позже стало восприниматься как "вздор" и "чепуха" из-за того что проповеди изобиловали этим, Мортимер близоруко уставился на него и казалось, прилагал усилия, чтобы сформулировать свои мысли.
– Таким образом, профессор Кинсли, вы хотите сказать, что выражение.
"Не беспокойся о яйцах, здесь The Sex Pistols". которое является основанием для обвинения, следует более точно интерпретировать как "Не беспокойся о священниках, здесь the sex pistols"? – спросил Джон Мортимер.
– Да. Или как вариант:"Не беспокойся о чепухе, здесь The Sex Pistols".
Мортимер подождал, пока в зале суда не воцарилась тишина.
– "Не беспокойтесь о священниках, здесь The Sex Pistols… " – погруженный в размышления, проговорил он. – Вот что значит это выражение. Больше мне нечего добавить. В качестве названия пластинки звучит странно, но я сомневаюсь, чтобы церковь возражала.
– Я тоже сомневаюсь, – согласился Кинсли.
Здесь обвинитель стал давить на профессора, спрашивая, как тот может быть уверен, что это не оскорбит ни одного священника.
Настал черед профессора Кинсли выложить свою козырную карту: он отвернул свой воротник поло, чтобы показать воротничок священника. Профессор был также известен и как преподобный Кинсли.
–Довольно, – прервал член городского магистрата. Он выпрямил спину, расправил плечи и, придав себе как можно больше судейской важности, объявил:
– В иске отказано.
10. "Я подумала. не переехать ли к тебе". – сказала Джоан
1976-1978
Как-то на выходных, в начале 1976 года, в Маноре я встретил свою будущую жену Джоан Темплмен. У меня складывается впечатление о человеке в течение тридцати секунд после встречи с ним, и я по уши влюбился в Джоан почти в тот же момент, как увидел. Проблема заключалась в том, что она уже была замужем. Он был режиссером звукозаписи и музыкантом-клавищником, продюсировавшим одну из наших групп – wigwam.
Джоан была практичной шотландской леди, и я моментально понял, что она не переносит восторженных глупостей. Я знал, что не смогу привлечь ее внимание тем же, чем привлек Кристен. Большинство моих прошлых взаимоотношений с женщинами строилось на большом общественном внимании к моей личности, но сейчас я впервые почувствовал, что передо мной женщина, которой не нужны мои обычные эксцентричные поступки.
Джоан работала в антикварном магазине Dodo на Вестбурн Гроув, недалеко от наших офисов на Вернон-ярд. В понедельник утром я в нерешительности потоптался у магазина, потом собрался с духом и вошел, Магазин торговал старыми вывесками и рекламными объявлениями. Я спросил владелицу магазина о Джоан.
– Вы покупатель? – спросила она, сердито глядя на меня.
– Да, я в восторге от старых вывесок, – сказал я, неуверенно оглядываясь. Джоан подошла сзади.
– Вижу, вы уже познакомились с Диз, – сказала она. – Лиз, это Ричард. – Так что вы хотели бы купить? – не унималась Лиз.
Выхода не было. За несколько следующих недель визитов к Джоан у меня собралась внушительная коллекция старых жестяных вывесок ручной работы, рекламирующих все: от хлеба Hovis до сигарет Woodbine. На одной жестянке было написано:"Нырни сюда за чаем. ". Еще я купил большую свинью, которая играла на тарелках и когда-то стояла в мясном магазине. Одна из моих любимых вывесок рекламировала датский бекон и куриные яйца. На ней была изображена свинья, прислонившаяся к стене и слушавшая восторженное куриное кудахтанье по поводу только что снесенного яйца. Эта сценка была озаглавлена словами:"Вот что я теперь называю музыкой. " Я отдал ее Саймону Дрэперу, поскольку он был ужасно раздражителен по утрам, пока не съедал изрядный завтрак. Он повесил эту композицию над своим письменным столом она-то позже и подсказала нам название для ежегодного сборника самых выдающихся музыкальных хитов, который с тех пор каждый год становился лидером чартов -"Вот что я теперь называю музыкой. " В тот момент, когда я купил все подарки на Рождество в Dodo, Лиз сказала Джоан, что она – лучший продавец, который у нее когда-либо был.
Джоан была замужем за Ронни Лихи почти восемь лет, но у них не было детей. Ронни часто находился в разъездах, и мне казалось, возможно, потому что это устраивало меня, что он и Джоан начали отдаляться друг от друга. Всякий раз, когда Ронни уезжал, я звонил друзьям Джоан и спрашивал, не встречаются ли они с ней.
– Не возражаете, если я приду следом? – спрашивал я мимоходом.
Скоро они стали называть меня "идущий следом". я не имел ничего против, поскольку таким образом появлялся шанс сидеть где-нибудь рядом с Джоан и разговаривать с ней. Мое ухаживание не было похоже на другие романы, которые я был в состоянии контролировать. Джоан – в высшей степени скрытный человек, и было чрезвычайно трудно узнать, как она относится к своему браку. Я уже понял, что она значит для меня, и терялся в догадках, какого она обо мне мнения. Думал, что, возможно, она заинтригована моей настойчивостью, но все остальное было скрыто.
Наконец Джоан согласилась поехать на остров Уайт, и мы провели выходные в маленьком отеле в Бембридже. Это стало началом романа. Поскольку Джоан была замужем, мы оба вели двойную жизнь. Она не могла встречаться в будни, когда Ронни был дома, но однажды рано утром решила удивить меня, заскочив на Денби-террас. Когда она позволила себе войти, то увидела, что горничная Марта поднимается по лестнице к моей спальне и несет поднос с двумя чашками чая. Джоан поняла, что я был в постели с женщиной, и это было правдой, поэтому она остановила Марту и положила на поднос цветок.
– Скажите Ричарду, что Джоан передает ему привет, – сказала она, развернулась на каблучках и пошла в магазин.
Я был убит. Бросился в Dodo, чтобы убедить ее пообедать со мной.
– Ну, и к чему все эти слова о вечной любви? – спросила Джоан саркастически.
– Ну, я был одиноким, – ответил я, запинаясь. – Я не мог ждать до выходных.
– Какое душераздирающее объяснение! – сказала Джоан.
Я старался выглядеть пристыженным и раскаивающимся, но посмотрев друг другу в глаза, мы оба рассмеялись.
Наш роман длился почти год. Нас отчаянно тянуло друг к другу, и мы обычно созванивались, когда выпадали свободные пять минут. Джоан выскальзывала из магазина, я покидал офис на Вернон-ярд, и мы встречались на Денби-террас, который находился как раз посередине. География была очень компактной: Вернон-ярд, Вестбурн Гроув и Денби-террас – и все это в районе Портобелло-роуд, одно место не дальше двадцати ярдов от другого. В пределах этого небольшого треугольника и происходил бурный роман.
Когда удавалось украсть двадцать драгоценных минут за обедом, четверть часа перед встречей или несколько мгновений после закрытия Dodo, мы старались абстрагироваться от внешнего мира. Несмотря на страсть, мы помнили, что Джоан замужем (на самом деле, только на бумаге, таким был и мой брак). В некоторых аспектах взаимоотношения Джоан и Ронни походили на мои взаимоотношения с Кристен: Ронни выступил инициатором экспериментов по секс-спарингу с другими женщинами и сказал Джоан, чтобы и она тоже не терялась. Джоан попала в затруднительное положение, поскольку ее совершенно не устраивали отношения на ночь, таким образом, исподволь она начала влюбляться в меня.
Еще больше все осложнилось, когда Кристен, узнав о Джоан, вернулась в Лондон. К этому времени я снова выкупил у Кевина Айеррса "Дуанд". Примерно тогда Кристен ушла от Кевина. Она говорила, что хочет вернуться ко мне. Мы все еще были женаты. Моя семья всегда внушала мне, что брак надо сохранить, и поэтому я был готов согласиться с Кристен. Но любил Джоан. Для каждого из нас это была кошмарная ситуация: Джоан чувствовала, что разрывается между мной и Ронни, Кристен – между мной и Кевином, наконец, я разрывался между Кристен и Джоан. То, что начиналось как волнующее приключение в маленькой спальне на Денби-террас, теперь начинало разрушать жизни пяти человек.
Спутанный клубок этих сложных взаимоотношений в итоге размотался сам собой, и случилось это на вечеринке, где присутствовали и Джоан, и Кристен. Лучшая подруга Джоан Линда загнала меня в угол:
– Кого же ты любишь на самом деле? – потребовала она ответа. – Так не может продолжаться. Вы все убиваете себя, и тебе надо решить эту проблему.
Джоан разговаривала с кем-то.
– Я люблю одну женщину, – сказал я, посмотрев на Джоан. – А она меня нет.
– А я говорю тебе, что любит, – ответила Линда.
На этом мы и остановились.
На следующий день я был один на борту "Дуанда". Был темный февральский вечер, шел сильный дождь. Я разговаривал по телефону и не слышал стука в дверь. Когда дверь открылась, я резко обернулся. Это была Джоан.
– Перезвоню позже, – сказал я и двинулся навстречу, чтобы обнять ее.
– Знаешь, я подумала, не переехать ли к тебе, – сказала Джоан.
Той весной 1977 года ко мне обратился Ричард Эллис, который утверждал, что сделал потрясающее изобретение "птеродактильный летательный аппарат". Он прислал фотографию: человек на трехколесном велосипеде, парил над верхушками деревьев на двух больших крыльях. Эллис хотел, чтобы я испытал это летательное приспособление, а затем купил лицензию на его распространение. Я пригласил его в Майор, чтобы взглянуть на аппарат. На вид это было что-то среднее между изобретениями Леонардо да Винчи и Хита Робинсона. Велосипед имел маленький мотор с роторами, который подвешивался над головой пилота. Эллис объяснил, что если я как сумасшедший буду крутить педали, двигаясь вдоль по дороге или взлетно-посадочной площадке, мотор включится и будет снабжать аппарат электроэнергией, пока я взлетаю. Затем двигатель будет обеспечивать работу роторов, которые позволят находиться в воздухе.
Мне было лестно, что Эллис выбрал меня в качестве второго человека, который поднимется в воздух на его летательном аппарате. Он слышал о полетах на воздушных шарах на горячем воздухе, которые я устраивал для сотрудников Virgin во время летней вечеринки прошлого года, и надеялся, что если аппарат мне понравится, я смогу сделать ему рекламу. В очередной раз мое желание испытать что-нибудь новое обернулось серьезной неприятностью.
– За пару уикендов вы научитесь управляться с ним, – заверил Эллис. – Поэтому сегодня взлетать не будете.
Он подсоединил двигатель к какому-то тросу с резиновым выключателем на конце. Потом дал мне, чтобы я положил его в рот.
– Когда двигатель наберет обороты, и вы будете быстро катиться по взлетно-посадочной полосе, прикусите это, и двигатель перестанет работать.
Джоан и еще несколько друзей стояли в конце полосы летного поля. Меня обмотали ремнями безопасности и положили в рот резиновую затычку. Казалось, все это сулит много веселья.
– Хорошо! Пошел! – крикнул Эллис.
Я начал крутить педали как можно быстрее, пока катился по взлетно-посадочной полосе. Двигатель завелся, и велосипед со свистом понесся вперед. Я никого не мог слышать из-за шума двигателя, но мог видеть их лица. Я решил, что передвигаюсь достаточно быстро и эксперимент закончен, поэтому изо всех сил впился зубами в наконечник. Ничего не произошло. Двигатель даже прибавил обороты. Надкусил снова. Ничего. Я несся по полосе со скоростью больше тридцати миль в час, – было ощущение невероятной скорости – когда внезапно велосипед дал крен вверх, и вся эта хитрая штука поднялась в воздух. Я снова сомкнул зубы на резине, но двигатель и не думал глохнуть. Посмотрел вниз и увидел поднятые вверх лица. Только Джоан казалась равнодушной. Я поднялся в воздух сильными порывистыми движениями, как это делают люди, взлетающие с пирса в Брайтоне. Через несколько секунд различил буковые деревья, растущие в лесу рядом с авиационным полем. Я не знал, что делать. Я находился в ста футах над землей, и никто не объяснил, как управлять этой машиной.
Свободной рукой я дотянулся до двигателя и начал тянуть за все провода, которые мог нащупать. Двигатель ужасно разогрелся, и я обжег руку, но один за другим выдернул провода и отсоединил все, что попалось под руку. Надо было остановить двигатель. Я уже благополучно миновал деревья и находился над очередным полем, когда двигатель, наконец, заглох. Стало тихо. Я попытался удержать равновесие при помощи велосипеда, но крылья надо мной были очень тяжелыми. Я вошел в штопор и устремился к земле. В последний момент я уловил какое-то подобие ветра, он развернул машину, и она рухнула вниз боком. Я лежал на земле потрясенный.
– Мы думали, что ты хорошо управляешься с этой штуковиной, – услышал я голос Джоан.
– Я не собирался взлетать, – сказал я. – Это было ужасно.